Подари мне семью (СИ) - Гранд Алекса Страница 27

– Здрасьте, тетя Кира.

– Привет, милая.

Откашлявшись, я раскрываю объятья, безотчетно треплю малышку по макушке и спешу представить ее сыну.

– Это Митя, мой сын. Митя, это Марина – племянница дяди Никиты.

– Приятно познакомиться.

Кивнув, произносит мой медвежонок и в несколько шагов перемещается к Лебедеву, пока я привыкаю к новым вводным и стараюсь не думать о том, что на моем месте должна была быть Дарья.

Это она должна была идти с Никитой по тропинке небольшого заброшенного парка. Она должна была любоваться гладью заросшего пруда и сетовать на то, что не взяла хлеб, чтобы покормить уток.

Мне же стоило забаррикадироваться в спальне, отключить телефон и не высовывать носа на улицу.

– Как прошла встреча с немцами?

– Прекрасно. Приняли наши условия, подписали контракт и улетели в свой Мюнхен.

Сообщает Никита, притормаживая рядом с облупившейся скамейкой. Прочесывает шевелюру пятерней, стаскивает очки и убирает их в нагрудный карман.

Что-то странное транслирует. Раздает трескучие разряды, от которых тело охватывает дрожь, кости плавятся, а мышцы превращаются в подтаявшее желе. Да и я сама сейчас похожу на вязкий липкий кисель.

Дышу с перебоями. Функционирую аномально. Не могу отклеить распухший язык от раскаленного нёба.

– Ты хорошо поработала. Молодец.

Зато у Лебедева и с речью, и с моторикой все в полном порядке. По крайней мере, его ладонь с легкостью взмывает вверх, и пальцы непринужденно скользят по моей щеке, пока я сражаюсь с проснувшейся гордостью.

Впитываю чужое предательское тепло и с явным сожалением прерываю контакт.

– Не надо, Никита. Не надо.

Отступаю назад. Мысленно отчитываю себя. И разворачиваюсь, убегая к детям. Только жжение между лопаток не исчезает, как бы я не увеличивала разделяющее нас с Лебедевым расстояние.

Глава 19

Никита

Ничего интимного не подразумеваю.

Просто поддаюсь очарованию момента. Забываю о шелухе, оставшихся в городе проблемах. Инициирую невинный контакт.

С мальчишеским восторгом очерчиваю Кирины упрямые скулы. Вслушиваюсь, как пульс разгоняет стремительный бит. И едва сдерживаю вздох разочарования, когда Кира отшатывается.

Испуганным олененком срывается с места. Мчится к пруду, у кромки которого о чем-то оживленно болтают Митя с Маришкой. А я не могу заставить себя перестать смотреть на острые лопатки, скрытые под полупрозрачной тканью.

Сглатываю. Следую за ней, как привязанный. Возобновляю касание с маниакальной настойчивостью.

Опускаю ладони на ее хрупкие плечи. Наблюдаю за тем, как мурашки обсыпают молочную кожу.

– Ты замерзла?

– Нет.

Отвечает негромко Кира и отвлекается на детей, облепляющих ее с обеих сторон. Маришка доверчиво жмется к ее бедру и рассказывает о мастер-классе по рисованию, на который я водил ее пару дней назад. Митя играется с дельфином на браслете, висящем у Киры на запястье.

В общем, между нами воцаряется такая идиллия, что я не замечаю, как проносится время. Хочется бесконечно вдыхать запах Кириных духов, смотреть, как бьется жилка на ее шее, и слушать, с каким запалом Митя отзывается о тренировках, по которым скучает.

– Поздно уже. Пора возвращаться.

Возведя глаза к небу, произносит Кира, и я вздергиваю подбородок вместе с ней. Закатывающееся солнце касается кромки горизонта, подсвечивает малиновыми бликами водяную гладь, малюет на ней волнистые полосы.

– Пойдем.

Соглашаюсь без особого энтузиазма – жалко прощаться с этим уютным мирком для нас четверых. Жалко отдаляться от пруда. Жалко отпускать Киру и продолжать хранить молчание о том, что Митя – мой сын.

– Завтра приедешь на работу или еще нужен отгул?

– Приеду. Медвежонок побудет с родителями.

Тормозим неподалеку от ворот. Приклеиваюсь взглядом к ромашкам в Кириных руках и ловлю себя на мысли, что хочется завалить ее цветами. Засыпать подарками доверчиво косящегося на меня сына. Хоть так компенсировать свое многолетнее отсутствие в их жизни.

– Хорошо. До встречи.

Киваю. Невесомо мажу пальцами по Кириному запястью. А вот Митю уверенно сгребаю в охапку и крепко обнимаю. Наклоняюсь и твердо обещаю.

– Как только врач тебя выпишет, мы с тобой обязательно погоняем шайбу.

– Клево! Жду не дождусь.

– Ну, пока чемпион.

– До свидания, дядь Никит.

Напоследок растрепываю Митины волосы. Сажаю Маришку в детское кресло. Защелкиваю ремень безопасности. И занимаю место за рулем.

Всю дорогу до дома думаю о том, как здорово будет разрезать лед коньками вместе с Митей. Как круто будет поражать ворота и делиться с медвежонком финтами, которыми меня научил тренер.

И на следующе утро не перестаю рисовать счастливые картинки наших будущих покатушек. Выпадаю из привычного рабочего ритма, позволяю себе расслабиться и с удовольствием цежу бодрящий кофе, только что сваренный Жанной.

Успеваю неторопливо проверить почту, ответить на пару писем и попросить второй американо, когда дверь моего кабинета распахивается и на пороге появляется Дашин отец.

Со сведенными к переносице густыми бровями, с дергающимся кадыком, он в несколько шагов пересекает расстояние до стола и швыряет мне в лицо бумаги.

Уклоняюсь. Листы падают вниз. Уголком цепляют чашку. Пропитываются коричневой жидкостью.

Зычный заливистый крик распиливает пространство.

– Что. Это. Такое?!

– Исковое заявление о расторжении брака. Здравствуйте, Николай Ильич.

Отвечаю отстраненно, без лишних эмоций. Спокойно откладываю злополучный документ в сторону. И нажимаю на кнопку селектора, пока тесть стремительно багровеет и жадно хватает ртом воздух.

– Жанн, двойной эспрессо сделай. И водички нам принеси.

– Ты что себе позволяешь, щенок?

Оттянув край рубашки, грохочет Вершинин-старший, стоит мне только завершить соединение, прокашливается и сосредоточивает все внимание на моей скромной персоне. Пытается прожечь дыру во лбу гневным взглядом, шумно сопит и имеет такой нездоровый вид, что мне хочется прочитать ему лекцию о вреде курения и ежедневного стресса.

– Что не так? Нужно было попросить для вас чай? Черный, зеленый, с липой?

– Прекрати паясничать, Никита! Забирай эту идиотскую бумажку из суда и кончай дурить. Возьми отпуск, слетай с Дашкой на Крит. Там скоро зацветет ее любимый олеандр. И девку эту, как ее, Ильину, уволь к чертям. Сегодня.

Привыкший раздавать подчиненным приказы, Николай Ильич зачитывает перечень указаний низким грудным голосом и разве что не притопывает от нетерпения квадратным носком темно-коричневых туфель. Ждет, что я исполню команду «апорт» и по щелчку кинусь выполнять его прихоти.

На деле я не двигаюсь с места. Указываю на стоящее напротив меня кресло и утыкаюсь в монитор, чтобы свернуть окошко с присланным Кирой договором.

– Вы присаживайтесь, Николай Ильич. В ногах правды нет. Да и нервничать в вашем возрасте вредно.

– Да ты издеваешься, Никита?!

– Нет. Говорю абсолютно серьезно. И жалею, что вовремя не заставил отца пройти обследование.

Небрежно веду плечами и замолкаю ненадолго, пока Жанна осторожно стучит в дверь и, протиснувшись в узкий проем, ставит перед Вершининым чашку с чернильно-черным кофе на аккуратном блюдце с серебристой каемкой, пузатую сахарницу и графин с водой.

Стаканы у меня на столе уже имеются. Так же, как и ворох платежек, на которых нужно нарисовать свою закорючку и вернуть их в финансовый отдел.

– Значит, отказываться от иска не собираешься?

– Нет.

– Хорошо подумал?

– Да.

Сообщаю твердо и отрываюсь от компьютера. Не желаю прятать глаза. Транслирую стальную решимость, хоть в озвученных сухим трескучим тоном вопросах завуалирована мрачная угроза.

Уверен, Николай Ильич прибегнет ко всем возможным способам и ухищрениям, лишь бы макнуть меня лицом в грязь и напомнить, что половиной своего состояния мы обязаны их с отцом успешному проекту.