Ты будешь наша - Ронни Траумер Страница 27

Ещё до того, как переступаю порог ресторана, слышу шум рабочих инструментов. С передней стороны окна заклеены бумагой, а когда захожу внутрь, замечаю, что у входа в зал повесили плёнку, тем самым разделяя холл и защищая остальную часть здания от пыли. Отодвинув рукой импровизированную ширму, я осматриваю на какой стадии ремонта помещение. Кивнув рабочим, которые меня заметили, я закрываю плёнку и направляюсь в свой кабинет.

Едва я захожу, как следом за мной заходит Рома. Закрывает двери, хватает меня за талию и повернув так резко, что не успеваю опомниться, прижимает к стене.

– Опаздываете, Полина Сергеевна, – проговаривает, нависая надо мной.

От его резких движений, от запаха его одеколона и от его близости у меня кружится голова и сбивается дыхание. Смотрю на него, радуясь тому, что он меня ждал, раз не успела прийти, как меня уже прижали к стенке. Но тут в голове всплывают его слова в палате дяди Гриши о том, что я замаливаю свои грехи походами в детский дом. Да, меня это задело, потому что он и не представляет, насколько прав, и какую боль мне причиняют воспоминания о моём самом большом грехе. Возможно, я несправедлива, он ведь не знает ничего, но Рома насыпал соль на мою открытую рану, и меня это обидело.

– Простите, «босс», – притворно улыбаюсь и пытаюсь освободится.

– Тише-тише, – говорит мужчина и припечатывает меня обратно к стене. – Не так быстро, Полина Сергеевна, – шепчет, наклонившись в опасной близости. – Вас придётся наказать, – томным голосом проговаривает в ушко, и меня обдаёт жаром.

Ну так нельзя, Полин! Где твоё самообладание? Твоя гордость? Пара слов, и ты таешь, как мороженое на солнце. Но как справиться, когда это сильнее меня? Как противостоять ему, если каждая клеточка моего тела желает его прикосновений, поцелуев, объятий? Как оттолкнуть, когда сама мечтаю о нём, несмотря на его мерзкий характер и эгоизм?

– Роман… Геннадьевич, мы ведь на работе, – слабо возражаю, но наш диалог больше походит на ролевую игру.

– Тебя не было два дня, у меня уже ломка – некого задевать, – удивляет своим игривым тоном.

Рома – это ледяная глыба, и вот эти штуки ему совсем не свойственны. Он и правда ждал меня? Можно принять его слова, как признание в том, что он скучал?

– Рома, лучше не надо, – уворачиваюсь от его поцелуя. – Вдруг кто-то зайдёт, – пытаюсь вразумить его, вспоминая, как нас поймал Дима.

Но мои слова его не волнуют, сжав мой подбородок, он впивается в мои губы, заставляя забыть обо всём на свете. Из головы всё выветривается, тело ослабевает, и вот я уже сама прижимаюсь к его груди и целую в ответ, словно мне это жизненно необходимо.

Рома, зарычав мне в рот, опускает руки к моей попе, сжимает её до сладкой боли, вырывая из моей груди протяжный стон. Приподнимает, заставляя обвить его ногами, и я мысленно хвалю себя за то, что надела сегодня платье со свободным подолом, юбка-карандаш треснула бы по швам.

Промежностью чувствую его эрекцию и неосознанно двигаю бёдрами, насколько мне позволяет положение. Тем временем Рома проникает пальцами под платье и уверенно просовывает их в мои трусики. Вздрагиваю ещё больше, когда проворные пальцы достигают сокровенного места. Его прикосновения с каждым миллиметром приближают нас к желаемому.

А желание такое острое, что остановить это безумие и мысли не возникает. Возможно, нет, точно пожалею, но низ живота наполнился тяжестью, трусики промокли насквозь, а разум покинул меня, оставляя на своем месте только возбуждение. Продолжая целоваться, мы оба знаем, чем закончится этот поцелуй. В конце концов, мы два взрослых человека, и я думаю о нём, не переставая, а он испытывает ко мне влечение, по его словам.

Крепко меня держа, Рома идёт в сторону дивана, куда укладывает меня на спину, и устраивается между моих ног, вновь обрушиваясь на мои губы. От поцелуя голова кружится, но то, что мне поднимают подол платья и снимают последнюю преграду, я прекрасно осознаю. Чувствую, как он расстёгивает пуговицы на платье в области груди, освобождает полушария от тесной ткани и припадает ртом к напряжённым соскам.

«Ты как чувствовала, Полина – платье словно для таких случаев и создано» – раздаётся насмешливый голос в голове.

Кровь в венах кипит, тело, как струна на скрипке, – заденешь и лопнет. Лопну! Лопну, как надувной шарик, если не получу разрядку! Если Рома не наполнит меня собой и не избавит от этой тяжести внизу живота.

Телефонная трель раздаётся как гром среди ясного неба, как тяжелвй удар по голове, возвращая нас к реальности. Рома выпускает изо рта мою грудь, смотрит на меня затуманенным взглядом, не понимая, что за звук.

– Твой? – прищуривается он.

– Нет, – с придыханием отвечаю, отмечая нелепость ситуации.

Рома приподнимается, вытаскивает свой телефон из кармана брюк, смотрит в экран и становится темнее тучи.

– Чёрт! – ругается он, отклонив звонок, возвращает телефон в карман и спешно поправляет на себе одежду.

– Что происходит? – интересуюсь я, приняв позицию сидя.

– Ничего, – сухо бросает, за одну секунду превращаясь и страстного мужчины в того Романа, с которым я познакомилась.

Закончив приводить себя в порядок, он разворачивается и выходит из моего кабинета, громко хлопнув дверью. Смотрю как дура в пустоту, не понимая, что случилось. Сидеть и ждать тоже не собираюсь и, ругаясь себе под нос, подбираю свои трусики с пола, привожу себя в порядок. Посмотрев в зеркало и убедившись, что на лице нет никаких признаков того, что произошло, я выхожу из кабинета.

Направляюсь в холл, откуда доносятся голоса, хмурясь ещё больше, когда замечаю Диму, Рому и незнакомую девушку, что словно спустилась к нам с подиума модного показа.

– Здравствуйте! – здороваюсь я.

– Добрый день, – отвечает мне девушка и делает шаг вперёд. – Я Карина – невеста Ромы, – разбивает моё сердце четырьмя словами.

Глава 27

Полина

Никогда не понимала выражение «растоптали сердце». До этого момента. Сейчас, застыв, как каменная статуя, я чувствую, что мне вырвали сердце, бросили на пол и вытерли об него ноги. Перевожу взгляд на Рому, который, в свою очередь, поднимает взгляд с пола на меня. Смотрю в эти красивые и лживые глаза и не вижу там ничего. Ни сожаления, ни раскаяния, там нет ни капли вины. Он делает вид, будто ничего не произошло. Будто мы не целовались, как обезумевшие, минуту назад, будто не были на грани,