Однажды ты пожалеешь (СИ) - Шолохова Елена Страница 27

– Как ты? – с сочувствием взглянул на меня Ярик.

– Боюсь, – ответила я честно.

– Понимаю, – кивнул он. – Но ты, главное, виду не показывай. А то ещё хуже будет. Знаешь же, что эти как звери: если почувствуют страх – вообще разорвут. Ну… я образно, конечно.

Я кивнула. И пока подбирала слова, чтобы спросить, как он сам-то относится к тому, что я типа сдала всех, Ярик сказал:

– И ты все правильно сделала, кто бы что ни говорил. Давно пора было закрыть тепличку. Я и Андрею сто раз говорил, чтобы он завязывал с этим. Но он как сорвался, ему будто чем хуже, тем лучше. Мать вчера меня чуть не убила, когда узнала, что я был в курсе и ей ничего не говорил.

– Могу представить.

– Слушай, а зачем ты туда пошла? И мне даже не сказала… Я бы хоть с тобой пошел, при мне тебя бы не тронули.

Мне стало неловко. Я ведь намеренно вчера утаила от Ярика то, что Исаев позвал меня в тепличку, ещё и момент подкараулила такой, чтобы незаметно уйти.

– Андрей предложил там поговорить. Сказал, чтобы приходила одна.

– Так это он…? Нет, не может быть, – упрямо покачал головой Ярик. – Не мог он такое сделать.

Я даже спорить не стала. Не было ни сил, ни желания пережевывать в сотый раз эту гадкую историю.

О том, что про эту гадкую историю уже вся школа в курсе, я узнала на собственной шкуре, как только мы вошли в фойе. Буквально каждый встречный на меня пялился, разглядывал как какой-то занимательный, но мерзкий экспонат. Шептались и смеялись вслед. Ну а мои одноклассники и дружки Исаева из параллельного класса смотрели на меня как на лютого врага.

Когда мы с Яриком подошли к окошку раздевалки, дежурный, помогавший гардеробщице, у всех принимал верхнюю одежду, а меня – попросту проигнорировал раз, другой, третий... Только когда Ярик забрал мою куртку у меня из рук и сунул ему со словами «Возьми и повесь», дежурный принял её, но едва отошел вглубь раздевалки, как, якобы случайно, уронил на пол и наступил. Да вообще потоптался на моей куртке от души, сволочь! Только потом повесил и отдал номерок Ярику с благостной улыбочкой.

– Кто он? – спросила я у Ярика.

– Федорчук из 11 «Б».

– Дружок Исаева?

– Ну… они общаются.

– Ясно.

Когда мы поднялись в класс, там уже все были в сборе, даже те, кто обычно являлся вместе со звонком. Даже вечно опаздывающий Исаев восседал на своем месте как царек, а вокруг него сгрудились парни и что-то обсуждали с хохотом.

Девчонки тоже крутились рядом с ними, вставляя малопонятные мне реплики, разбавленные смешками и междометиями. Только когда Черемисина громко высказала: «Капец, у Хацапетовки, мать чокнутая. Из какой дурки она сбежала? Бедный Исаев...», я догадалась, что они обсуждали видео, которое снял Чепа.

Мы с Яриком прошли на свое место, все тотчас замолкли и уставились на нас.

– Явилась… крыса, – разбил гнетущую тишину чей-то негромкий голос.

– Хацапетовка, а ты в курсе, что бывает со стукачами? – пропела Черемисина, поднимаясь из-за стола.

– А ты в курсе, что бывает с теми, кто сильно выпрашивает? – подавив страх, огрызнулась я.

– Свою чокнутую мамашу позовешь? – засмеялась Черемисина.

– Кать, ты посмотри! – возмутилась Юляша. – Она еще и тявкать смеет. Снова побежишь стучать? Крыса!

– А давайте темную ей устроим? – предложила Дыбовская.

– Точно! – подхватил кто-то.

– Прямо сейчас! Еще есть до звонка время. Чепа держи дверь.

Чепа метнулся к двери и взялся за ручку.

– Дыба, хватай её!

Исаев молчал, наблюдал за происходящим, не говоря ни слова. Может, всё это творилось с его позволения, а, может, и вообще – по его приказу.

Ярик растерянно уставился на него – чего-то ещё ждал, наивный. Однако видя, что он бездействует, вскинулся сам.

– Дыбовская, Чепов, вы совсем сдурели! Отвалите от нее, придурки!

– А то, что? Тоже стукнешь мамочке, да, Лиддерман?

– Надо будет – стукну! – Ярик тяжело дышал, на скулах алели пятна, зато глаза сверкали, как у пленного комсомольца-героя. Я даже залюбовалась на миг.

– Значит, тоже крысой станешь, – с презрением фыркнула Дыбовская.

– Надо будет – стану! – раздухарился Ярик.

– И правда, сядь, Ксюха, – подала голос Катрин. – Через пять минут звонок. Мы с Хацапетовкой потом разберемся. После уроков. Светка! Мухина! Следи за ней.

Я просто в шоке была оттого, что творилось. Оттого, что они даже не скрывали ничего. Это как надо обнаглеть от своей безнаказанности, чтобы вот так ничего и никого не бояться.

– Спасибо тебе, – поблагодарила я Ярика тихо.

– Эй, Лиддерман, – окликнула его Черемисина и, смеясь, спросила: – Ты запал, что ли, на Хацапетовку?

Он не успел ответить – в класс вошел историк. А минут через пять после начала урока в кабинет забежала Вероника Владленовна, всполошенная и нервная.

– Извините, я на секунду, – извинилась она перед историком. – Исаев, Потанин, Чепов, Куклин, Шишмарев и Садовников, после этого урока всем быть у директора как штык.

Вероника Владленовна удалилась, но перед тем, как выйти, бросила на меня быстрый, почти мимолетный взгляд, в котором явно читалось осуждение. Еще и она меня винит?! Это просто бред…

Класс загудел, заволновался, но историк окриком заставил всех замолчать. А после урока Исаев и его компания отправились к директору.

Весь класс их ободрял и выкрикивал всякую чушь в напутствие: держитесь, пацаны! Не сдавайтесь! Мы с вами! Скажите Безобразной Эльзе, что Хацапетовка сама на Исаева с первого дня вешалась и сама туда к нему прибежала, мы все подтвердим…

Следующий урок проходил в полупустом классе. Видимо, разбирательство у директрисы затянулось. Появились они только в середине третьего. Мы как раз писали самостоятельную по физике. И как только они вошли, почти все повыскакивали с мест, принялись радостно галдеть, как будто те с войны вернулись, забрасывали их вопросами, не обращая внимания на возмущения физички.

– Ну, что, что? Че было? Че сказали? – неслось со всех сторон.

Исаев никому не отвечал. Говорил Чепа:

– Педсовет будет. Андрюху исключать будут.

– Как? За что? Почему? А вы сказали, что эта дура Хацапетовка сама навязалась?

– Андрюха всю вину на себя взял, – разрывался Чепа, стараясь ответить всем и каждому. – Сказал, что во всем один виноват.

– Чепа, заткнись уже, – велел ему Исаев.

Но Чепова распирало, только вопль физички, что ещё хоть слово и он пойдет вон, заставил его замолчать. Ненадолго. Он сел на место и там уже продолжал свой рассказ шепотом.

Все уроки я сидела как на иголках. В столовую даже не совалась – вот такая я трусиха… Ярик принес мне оттуда булочку с изюмом и маленькую упаковку сока. А заодно сообщил:

– Эти придурки собираются тебя заловить по дороге из школы. Они знают твой маршрут. Мухина рассказала. Я сам слышал, как они между собой договаривались. Может, пойдем в окружную? Или где-нибудь отсидимся?

– Нет, – покачала я головой. – Что будет, то и будет. Не бегать же от них постоянно.

– Но я один против всего класса ничего не сделаю.

– Ты уже много всего для меня сделал. Я даже не знаю, как тебя благодарить. Но прятаться не хочу. Если они меня побьют, вот тогда я на них точно стукну. Терять-то уже нечего. А остальное – ну, переживу как-нибудь.

– И ты не боишься? – удивленно спросил Ярик.

– Конечно, боюсь. Я же не идиотка. Но ты ведь сам сказал, что если покажешь им свой страх – только хуже будет.

На переменах, да и на уроках я время от времени ловила на себе взгляды Черемисиной, Дыбовской, Чепова, Мухиной и других. Они очень красноречиво посматривали на меня и переглядывались между собой. Может, я уже накрутила себя до предела, но мне чудилось, что сам воздух в классе был пронизан насквозь опасностью и угрозой, как ядовитым газом.

И потом, когда мы с Яриком шли из школы, я даже говорить толком ни о чем не могла. На каждом шагу оглядывалась, ожидая, что вот-вот они откуда-то появятся и начнется… Сердце колотилось до грохота в ушах. А ноги еле передвигались, словно на каждой висело по гире.