Татьяна Герцик - Чудеса всё же возможны… Страница 28

Настя приняла душ. Прохладные струи, смывая с тела кровь и усталость, не смогли вымыть из души глубочайшее разочарование. Оно становилось всё больше, рискуя унести с собой последние частицы самообладания. Ей хотелось кинуть что-нибудь в зеркало, показывающую полную сил глумливо ухмыляющуюся девицу. Теперь ее внешность абсолютно не соответствовала настроению.

Впрочем, раньше было то же самое – только лицо не отражало внутренней красоты, а теперь не отражало глубины ее чувств. Из чуть запотевшего стекла на нее без всякого выражения глядела смазливая пустышка. Хотя, если присмотреться, глаза еще жили – страдали и смотрели на нее с глубоким укором.

Настя просидела в ванной невесть сколько, встревожив Влада. Он настойчиво постучал в дверь и потребовал, чтобы она немедленно вылезала, иначе он просто вышибет дверь.

Насмешливо представив, что бы он делал, если б она умудрилась утопиться в его ванне, Настя завернулась в полотенце и выползла в коридор на полусогнутых от боли ногах. Мышцы внутренней стороны бедер так болели, что она не могла идти нормально, и шагала нараскорячку, как только что слезший с лошади наездник, проскакавший не одну сотню километров.

Заметив это, Влад нахмурился и на скулах появились темные пятна. Растряхнув приготовленный большой махровый халат приятного для глаз насыщенно-синего цвета, он бережно укутал в него подругу и подхватил на руки. Настя для проформы запротестовала:

– Зачем? Я и сама могу идти.

Не отвечая, он принес ее в большую комнату и посадил на диван. Она с удивлением заметила, что рядом на стеклянном журнальном столике стоит бутылка дорогого французского шампанского с двумя хрустальными бокалами.

– У нас есть что праздновать? – ее ледяной голос был подобен тому, каким он говорил с ней меньше получаса назад.

Он передернулся, но молча открыл бутылку. Разлил вино по бокалам и вложил один ей в ладонь, прижав пальцы к холодной поверхности. Она вяло поднесла вино к губам, чувствуя сильную потребность в успокоительном. Где-то она читала, что шампанское умеет успокаивать взбудораженные нервы.

Выпив свой бокал, Влад налил еще и более-менее спокойно проговорил:

– Да, у меня есть что праздновать. Наконец-то разрешились мои сомнения. Правда, не все. Что ты делала в номере Ивана? Только не вздумай сказать, что занималась с ним сексом в извращенной форме, я этому всё равно не поверю!

Настя брезгливо поморщилась от неприглядности его слов. Кратко пояснила:

– Он в это время был в моем номере. С Ниной.

Владимир недоуменно нахмурил брови.

– А почему бы ей ни прийти к нему, раз уж так захотелось переспать? Хотя это непорядочно – они же оба несвободны.

– Мне это тоже не слишком понравилось, правда. Но она так просила… А почему Нина не ходила к нему в номер, так это очень просто – кровать у него полуторная, им вдвоем на одной не уместиться. Они же оба не худенькие.

– Понятненько, у вас они сдвинули обе кровати, чтоб комфортнее было. А что у тебя делал тот развязный пацан?

– Ага, так это всё-таки ты караулил в ту субботу у подъезда! А я надеялась, что это просто машина кого-нибудь из соседей.

Владимир попросил:

– Поконкретнее, пожалуйста!

И она укоризненно пояснила:

– От тебя спасался. Ты же его уже пытался задавить, вот он и не захотел кидаться в пасть льву. Он в другой комнате спал. Не со мной, как ты, видимо, подумал.

Влад вымученно улыбнулся.

– Черт! Ты так намучила меня, что я сам не свой. До сих пор себя не узнаю.

Настя сама почувствовала искусственность улыбки, которой одарила его.

– Значит, ты намучился, бедняжка? А что все эти годы чувствовала я, тебе было всё равно?

Он залпом выпил согревшееся в его руке шампанское.

– Да прямо! Думал я о тебе гораздо больше, чем хотел. Хотя боролся с собой. Уж слишком много во мне было мальчишества, чтобы признаться, что я влюбился в ту кикимору, какой ты была. Но когда я дозрел до осознания серьезности своих чувств, ты изменила внешность. Скажи прямо – это из-за моих тогдашних слов?

Она уныло подтвердила:

– Почти. И слова твоей мамы прекрасно помню «Такая добрая девочка и такая некрасивая! Вряд ли ей повезет в жизни!..» Ну и Лариса еще помогла, сказав про пластику.

Сморщившись, он признал:

– Я тоже помню мамины слова. Мне эти слова долго покоя не давали. Пока я не понял, что наши отношения касаются только нас двоих. И никого больше. А Лариса – она Славкиной подружкой была. А вовсе не моей, как ты подумала. И вообще я только о тебе и думал. Ну, и в новом исполнении тоже.

Она укорила его в нечестности:

– Ты же с той рыжей красоткой стал встречаться. И вовсе не пытался увидеться со мной. Ни со старой, ни с новой.

Влад сердито вскинулся.

– Да я тебе каждый вечер звонил, как вернулся из санатория! Это ты трубку не брала! И приезжал не раз, и всё без толку! Ты ловко уклонялась от встреч! Рыльце-то в пушку, вот и пряталась!

Она удивилась.

– Ты мне не звонил. У меня есть определитель номеров и автоответчик. Я бы сразу узнала, если бы звонил ты. Но твоего номера ни разу не было.

Обидевшись, он сердито заявил:

– Я звонил тебе постоянно.

Внезапно до нее дошло.

– А по какому номеру ты звонил?

Он сказал, и она огорченно проговорила:

– Ну, теперь понятно. Ты разве не в курсе, что у всего нашего микрорайона поменяли номера – у нас же теперь новая АТС.

Он долго молча смотрел на нее.

– Вот ведь свинство! Нет, этого я не знал. Но ты на самом деле взяла бы трубку?

Она кивнула головой, и он снова плеснул себе шампанского.

– Черт, мне коньяку бы надо выпить или водки, слишком много на меня в последние дни свалилось. Кстати, ты спрашивала, откуда седина, ну так она от сидения той ночкой под твоими окнами. Я же думал, ты спишь с этим пацаном.

Настя невесело потупилась. Ей стало жаль Владимира, но жаль было и себя. Он ее понял. Обхватил руками ее лицо, заставил посмотреть себе в глаза и повинился:

– Конечно, ты представляла себе первый раз совсем по-другому. Но всё пошло наперекосяк, извини. Но признайся, ты в этом виновата не меньше, чем я. Сказала бы мне сразу, в санатории, что ты – это ты, и я вел бы себя по-другому. Ты ведь, по сути, сама меня спровоцировала. Я уж думал, что тяжко болен, что у меня шизофрения или раздвоение личности.

Она невольно хихикнула, представив его метания.

Влад сокрушенно поднял брови.

– Тебе смешно? А мне не очень. Хотя сейчас я отошел и мне даже несколько стыдно за свою несдержанность. – И внезапно спросил у нее с загоревшимися глазами: – Тебе всё еще больно?

Настя ошалело посмотрела на него. Повторения случившегося ей не хотелось, и она поспешно подтвердила: