Кое-что по секрету - Люси Даймонд Страница 28

тяжелый труд – быть веселой», – решила Робин, провстречавшись с Джоном три недели. Она пила больше, чем обычно, ноги у нее болели от танцев в барах на Свайнгейт. Казалось, они с Джоном отлично ладили, но Робин уже начала задумываться, существует ли такое понятие, как слишком много веселья. Возможно, она играет не в своей лиге и ей следовало бы прекратить притворяться и признать, что она куда более благоразумная и скучная, чем кажется. Но, познакомившись с Мортимерами через несколько недель после Рождества, она передумала.

– В субботу у нашей Полы день рождения, – робко сказал тогда Джон. – И мама настаивает, чтобы я привел тебя на один из ее вечеров с чаем. Ты не против? Родственников у меня многовато, и все они очень шумные, поэтому, если ты не захочешь, я не стану тебя винить…

Робин была заинтригована. Она всегда считала, что знакомиться с родителями намного легче, чем заливаться коктейлями и пытаться сексуально танцевать.

– По-моему, звучит отлично, – жизнерадостно сказала она.

Джон не преувеличил, когда сказал, что его семья «шумная». Поначалу Робин была ошарашена тем, что в оклеенной обоями гостиной в Бишопторпе собралось огромное количество членов семьи с их детьми и партнерами. Все они громко говорили, подшучивали друг над другом, оглушительно хохотали над семейными шутками и воспоминаниями. Робин подумала тогда, что это настоящая семья, и почувствовала укол зависти оттого, что у нее такой семьи никогда не было, пока она росла. Но в следующую минуту Джон представил ее своей сестре Поле, и та восхищенно ахнула, когда Робин робко вручила ей горшок с зимним жасмином и поздравила с днем рождения.

– Ну разве ты не прелесть? Спасибо, он великолепен! – А Джини, мама Джона, подошла к ней с чайником, угостила сконами («Только что из духовки!»). И все они были такими милыми, такими дружелюбными и приветливыми, что Робин почувствовала, как расцветает в этой теплой обстановке.

Она увидела и другую сторону Джона. Он был любящим сыном и помог матери убрать посуду; он был старшим братом, заботившимся о братьях и сестре; добрым, внимательным хозяином дома, следившим за тем, чтобы Робин хорошо проводила время и участвовала в разговорах.

– Ты им понравилась! – объявил Джон, когда они сели в машину и он повез Робин домой. Она почувствовала такой прилив счастья, словно прошла какой-то важный тест. Возможно, в конечном итоге Джон и не был из другой лиги. Возможно, Робин может быть самой собой, если она понравилась его семье.

Они продолжали встречаться, недели превратились в месяцы, и Робин казалось, что все краски и звуки в ее мире стали ярче и громче. Она жила и оценивала жизнь с большей радостью и интенсивностью, чем когда бы то ни было раньше. Робин быстро поняла, что Мортимеры умели проводить время вместе. И это было лето барбекю и вечеринок, коротких поездок на побережье, знакомств с дядюшками, тетушками и кузенами Джона. И все они говорили ей, что Джону пора обзавестись семьей и они с Робин отлично смотрятся вместе. Они поддразнивали Джона, советуя ему поторопиться и поскорее надеть кольцо на палец Робин, так как она слишком хороша для него. Робин расцвела от комплиментов и шуток, была польщена, когда Пола пригласила ее на девичник, и едва не упала в обморок от облегчения, когда приготовила ужин для родителей Джона и Джини вынесла свой вердикт: «Совсем даже неплохо».

А потом в сентябре был день рождения Робин, и Джон застенчиво сказал:

– Ну, мама хочет устроить чайную вечеринку в твою честь в эти выходные. Семейная традиция. Ты не против?

Не против? «Конечно же, я не против», – с удовольствием подумала Робин. Семейная традиция – и теперь она часть семьи! Для Робин это было все равно, как если бы ей вручили ключи от королевства. Ее приняли, она стала членом большой семьи, и это было официально подтверждено. Впервые в жизни она почувствовала себя частью чего-то большего, чем только их с мамой семья. Ее приняли в этот клан веселых, дружелюбных людей, угощающих сконами с джемом. А в следующее Рождество, когда Джон преподнес ей кольцо и попросил выйти за него замуж, вторая ее мысль – после «ДА»! – была о том, что она тоже будет носить фамилию Мортимер. И это к лучшему, разумеется!

Что плохого было в том, что она чувствовала такой же восторг от перспективы стать одной из Мортимеров, как и от перспективы стать женой Джона? Согласилась бы она так же быстро на его предложение, если бы он был, как и она сама, единственным ребенком маленькой спокойной семьи?

Робин размышляла об этом, убирая с дивана номер журнала «Мир садоводов», который читал Гарри, его же футляр для очков с нижней ступеньки лестницы и все, что Гарри и Джон оставили после завтрака. Все это оставалось на кухонном столе, пока Робин была на работе. Конечно, она вышла замуж не только за Джона, она вышла замуж за всю его семью – и от этого она была в восторге! – и частью этого была необходимость помогать членам семьи, попавшим в неприятности. В настоящий момент этим членом семьи был Гарри, которому было невыносимо находиться дома без Джини после того, что произошло в аэропорту. Между строк читалось, что Банни не пришла в экстаз от перспективы прожить в одном доме с отцом Дэйва еще одну неделю, поэтому Джон предложил ему их свободную комнату еще до того, как Робин успела сказать: «Разумеется, я не возражаю».

Она искренне не возражала. Робин испытывала к Гарри глубокую привязанность. Почти как к отцу. Гарри был добрым и надежным, всегда мгновенно приходил на помощь. В сложившихся обстоятельствах наименьшим из того, что она могла для него сделать, было застелить кровать в свободной комнате и поставить еще один прибор на стол в надежде законопатить дыру в корабле Мортимеров. Ну, еще ей приходилось все за ним подбирать, отправлять его грязные вещи в стиральную машину и постараться не жаловаться, когда они с Джоном часами пропадали на их любимых местах для рыбалки.

Правда, время для гостя, проживающего в доме, было не самым лучшим: Джон только что потерял работу и будущее казалось ненадежным.

– Пока не говори папе об этом, ему и так досталось, и он будет беспокоиться, – предупредил ее Джон. Это было довольно справедливо, но он не хотел говорить об увольнении и с ней, его женой, хотя у нее оставалось много вопросов.

Нет, он не знал точно, скольких преподавателей еще сократили.

Нет, он не знал, когда ему выплатят