Спой для меня (СИ) - Рина Старкова Страница 28

— Герман! О, боже, да! — кричит нелепо, смелее нажимая ладонями на мою голову, опасаясь, что я остановлюсь, не дам ей вспыхнуть, получить желаемую разрядку, молнию в глазах.

Но я не собираюсь останавливаться. Языком зарываюсь в складки, выписывая красивые узоры, задеваю каждую эрогенную точку и тону в ее глубоком горячем дыхании, переходящем на крик. Она взрывается, тело сильно трясется в приступе удушающего оргазма, маленькими ручками старается отодвинуть меня. И спустя пару секунд я поддаюсь, наблюдаю со стороны за ее изгибающимся телом, бьющимся в экстазе. Не даю остыть, резко стягиваю домашние штаны и проникаю в глубину пульсирующей плоти, заполняя ее без остатка. Она узкая и мокрая, то, что надо!

Целую горячие губы, пожирая громкие стоны. Вика толкает бедра навстречу моим движениям, царапает мою спину ногтями до крови, неосознанно причиняет жгучую и резкую боль, не может сдержаться, остановиться, кричит и тонет в эмоциях.

И я двигаюсь в ней в уверенном ритме, сливаясь в одно целое, покоряя недоступный цветок. Она раскрывается передо мной, как на ладони, в глазах горячая похоть и первобытные секретные инстинкты, которые ломятся наружу, разрывая и убивая сознание. Я чувствую скорую разрядку, ускоряю движения, наши смелые стоны сливаются воедино, бросая вызов тишине огромного дома. Нас определенно услышат, и пусть! Пусть завидуют этому необузданному огню, который бывает только между влюбленными до одури, до сумасшествия. Пусть!

Сегодня она моя, только моя, и я никогда не поделюсь этим ангелом с другими. Привяжу ее к себе, стану ее одержимостью, ее глотком воздуха, ее волшебником, исполняющим глубинные мечты и страстные желания.

Малинова извивается подо мной, ищет губами моих ласк, жадно накрывает мой рот и толкает язык внутрь, громко дышит, прогибается. И мы одновременно доходим до пика, бурно и громко кончаем, переходим черту безумия.

Я не спешу выходить из нее, терзая губы поцелуями. Стараюсь перевести дыхание, но ее дрожащее от удовольствия тело вновь и вновь меня заводит, сбивает пустые попытки прийти в себя.

5.5

И телом, и душой:

Вика

Проснуться в объятиях мужчины — новое и на удивление приятное чувство.

Амурский обнимал меня и крепко прижимал к себе, а я задыхалась от его пьянящей близости снова. Рассматривала его лицо на расстоянии десяти сантиметров, слушала мелодичное посапывание.

Подумать только, такая, как я, считай оборванка с улицы, которая никогда даже не мечтала жить в золоте и довольствовалась ванильными мечтами о собственной однушке, попала в постель к миллиардеру. И, самое страшное, я испытывала к Герману нежные и теплые чувства, а еще… ревностную боль.

Эту боль причиняли мысли о прошлом Амурского, представление женщин, с которыми он спал до меня, навязчивое ощущение, что я лишь платоническое удовольствие, но никак не желанная и любимая. Я отгоняла от себя эти серые и грустные домыслы, но они, как злобный порыв сквозняка, закрадывались в голову все чаще и чаще.

Я хотела, чтобы каждый миллиметр души Германа принадлежал только мне. Чтобы весь он являлся лишь моим. Чтобы его прошлое стерлось, вместе с фотографиями на просторах интернета, где он на яхтах, в теплых странах, в барах, и с ним рядом обязательно красивая кукла, типа Валесовой Оксаны.

Сегодня с упоением поняла, что спала дольше, чем обычно, и стрелки часов уже подкрадывались к полудню, когда я выбралась из объятий спящего Амурского и шмыгнула на кухню, портить настроение повару французу своим присутствием. Рафаэль, как ни странно, сегодня принял мой порыв готовить вместо него, как должное, и я наслаждением принялась месить тесто для шоколадных блинчиков и запекать на сковороде банан.

В комнату я вернулась вместе с сервировочным столиком на колесиках (его мне помог везти Рафаэль), и Герман проснулся от дурманящего запаха свежего сваренного кофе, распространившемуся по всему огромному дому. Он забавно щурил глаза, прикрываясь руками от солнечных лучей, и издевался над моим нутром своей дьявольской чертовски привлекательной улыбкой. Ну что, Герман, у меня получилось отблагодарить тебя за оплату обучения?

Я молча придвинула столик к кровати, и Герман приподнялся на локтях, все так же щурился и рассматривал завтрак.

— Сама приготовила? Или французу заплатила, чтоб помог? — Амурский весело усмехнулся, окидывая меня взглядом.

— Сама, — не без гордости ответила я.

Я забралась на постель с ногами и поджала к себе колени, обняв их руками. Следующие минут десять я с упоением наблюдала, как миллиардер жадно поедает мои блинчики с бананом и корицей, запивая все это кофе — мне нравилось просто за ним наблюдать и наслаждаться его реакциями.

— Наверно, повара нам все же лучше уволить, на его место встанешь ты, — с нескрываемым удовольствием на лице, выговорил Герман, пережевывая пищу.

Я вновь залилась розовым румянцем, ни чуть не переживая за судьбу повара.

— Какие планы на сегодня? — Амурский улегся рядом со мной, и его рука осторожно скользнула по моей ноге от щиколотки к колену, заставляя тело моментально среагировать на его прикосновения.

— Репетиция в театре в шесть вечера. Потом свободна.

— Во сколько заканчивается репетиция? — миллиардер вскинул бровь, вызывая мою улыбку.

— В восемь.

— Ты пойдешь со мной в ресторан? — от его слов я невольно втягиваю шею, вспоминая нашу первую встречу в «Дежавю». Мне непреодолимо хочется спрятаться, отвернуться, укрыться одеялом. Амурский моментально улавливает мое смятение и смотрит вопросительно.

— Я не люблю рестораны. Разве ты не понял это в прошлый раз? Мне было жутко некомфортно! А эти устрицы… — я поморщила нос, вызвав усмешку мужчины напротив.

— Хорошо, что ты любишь? — я смотрю на него с непониманием, поэтому он продолжает: — Я просто стараюсь понять тебя. У меня еще не было таких женщин.

— Каких? — сама пугаюсь своей внезапности и снова ежусь, как от озноба.

— Вика, в моей жизни было много разных девушек, но они… любили рестораны, любили красивую жизнь, никогда не готовили мне и не приносили завтрак в постель, не старались быть… удобными для меня.

Кажется, слова даются ему тяжело, а у меня вырастают крылья за спиной. Приятно быть особенной для любимого мужчины, в котором ты тонешь с головой, падаешь на самое дно его души, стараясь разглядеть там