Ирина Муравьева - Страсти по Юрию Страница 28

Владимиров осторожно опустился рядом.

— Обними меня, Юрочка. Так крепко обними, чтобы я как в домике была. Ты спрячь меня, Юрочка.

Владимиров обхватил ее обеими руками и прижал к себе. Варвара была невесомой, все косточки можно прощупать. Когда же она похудела так сильно?

— Вот так обними и держи. Мне не больно. Но только ты крепко держи.

— Прошел твой живот?

— Все прошло.

Она крепко вжалась в него и затихла. Ему показалось, что она задремала. Он осторожно отвел плечо, чтобы заглянуть ей в лицо, и встретил огромные немигающие глаза.

— Ты хочешь ко мне? — вдруг спросила она.

Во рту у него пересохло.

— Cейчас?! Но зачем? Тебе станет хуже…

— А вот мы проверим. Иди ко мне, Юрочка…

— Да это безумие, Варя! Давай подождем!

— Чего еще ждать?

— Ну, как чего ждать? Пока ты поправишься…

— Юра-а! — выдохнула она. — Но это последний ведь раз! Юра-а! Самый последний!

И изо всех сил прижалась искусанными губами к его рту.

— Последний разочек, последний разочек! — шептала она.

Лицо ее было горячим, губы пылали, а руки и ноги были холодны как лед. Владимиров гладил ей спину, пытаясь ее успокоить, но Варвара прижималась так крепко, как будто пыталась и в самом деле влезть к нему под кожу, как под одеяло, и там, внутри, спрятаться.

— Прошу тебя, Юрочка! Хоть попрощаемся!

Он, кажется, слышал свой крик. Потом закричала она. Потом они замерли оба.

И не шевелились друг в друге.

Сквозь навалившийся на него сон Владимиров понимал, что нужно освободить ее от тяжести своего тела, лечь рядом, но было так тепло и так блаженно хорошо внутри, так нежно, привычно, успокаивая, гладили его плечи и голову ее дрожащие, родные руки, что он только пробормотал: «Тебе тяжело?» — и снова заснул.

Через пятнадцать минут он разлепил глаза, всмотрелся в лицо Варвары и ужаснулся: оно было серым, обтянутым кожей, соленым от слез. Варвара стонала, не сдерживаясь больше, отталкивала его обеими ладонями, зрачки ее закатились под веки. С трудом вспоминая немецкие слова, он бросился к телефону, вызвал «Скорую». Два бравых санитара подхватили носилки и осторожно понесли их вниз с одиннадцатого этажа. Варвара лежала на боку, подогнув колени. Ее бил озноб. Владимиров шел следом за носилками и пытался что-то объяснить санитарам, но они отвечали односложно.

Машина стояла у самого подъезда, и шофер, как только увидел их, немедленно включил сирену и завел мотор.

— Позвольте, я с вами, — мешая санитарам и путаясь у них под ногами, бормотал Владимиров. — Она будет волноваться без меня, она испугается…

Носилки были уже внутри, один из санитаров сидел рядом, наклонившись над Варварой и прилаживая капельницу. Второй подошел к Владимирову и протянул ему бумажку с адресом. Клиника была той, где работал доктор Пихера.

— Зачем же вы так далеко? А ближе нельзя что-нибудь?

Санитар принялся объяснять, но увидев, что он ничего не понимает, махнул рукой и только повторил, что в клинике Владимирову все скажут.

Он хотел ехать следом, но вспомнил, что документы дома, и вернулся. Дверь в его квартиру была открыта настежь, и три перепуганные черные старухи стояли в прихожей.

— Куда ее взяли? — спросила Офелия.

— Ее? На обследование.

— Абследуют, и харашо! — сказала Джульетта. — Артур тоже очень балел, в бальнице лежал. Жена его тоже балела. Врачи здесь не хуже, чем дома, в Армении. Ты, Юра, не бойся, а ехай за ней. Афелия, сделай ему бутерброд!

Он прошептал, чтобы они шли к себе и ложились спать, надел куртку, вытащил из коробки новые ботинки, которые Варвара берегла для торжественных случаев и ходить в которых было невозможно: так сильно они ему жали. Морщась от боли, он втиснул ноги в эти ботинки, схватил документы, сел в машину и через двадцать минут домчался до места. Девушка в окошечке с милыми темно-розовыми ямочками на круглых щеках велела ему подождать. Он сел на скамейку в приемной и принялся ждать. Минут через двадцать вышел доктор и начал что-то объяснять ему, но Владимиров не понимал его. Он со страхом убедился, что забыл все немецкие слова и слышит теперь одни непонятные звуки. Доктор похлопал его по плечу, и через несколько минут пришел другой доктор, серб, который на очень старательном, хотя и корявом русском языке объяснил Владимирову, что сейчас ничего не известно, положение фрау Владимировой тяжелое, открылось брюшное кровотечение, вызванное запущенным раковым процессом, и она находится в отделении интенсивной терапии. Но утром придет ее лечащий врач…

— Пихера? — перебил он.

— Да. Доктор Пихера, наверное, знает…

— Ах, что он там знает! — промычал Владимиров, хватаясь за голову. — Меня к ней пустите! Я очень прошу вас.

Врачи переглянулись, и главный, из речи которого он не понял ни слова, кивнул. Потом он долго шел за медсестрой по длинному больничному коридору, где через каждые десять метров стояли столики с дежурными и висели экраны, на которых мелькали какие-то цифры и бегали волнистые линии кардиограмм, напоминающие холмы и невысокие горы на японских гравюрах.

Варвара лежала в маленькой угловой палате вся в трубочках. На вытянутой по простыне руке чернела игла, заклеенная прозрачным пластырем, и ярко краснело пятно свежей крови.

— Господин Владимиров, — негромко сказал сзади серб, — ваша жена сейчас без сознания…

Варвара открыла глаза. Потом шевельнула губами и, кажется, что-то сказала, но очень невнятно.

— Что, Варя? — спросил он.

— Не бойся, — сказала она.

— Они тебя будут лечить, — заторопился он. — Сейчас тебя будут лечить. Сама виновата. Пихера сказал, что не стоило ехать…

Она усмехнулась.

— Пожалуйста, не уходи.

— Куда я уйду? Я с тобой. Что ты, Варя?

Она перебила его:

— Будь только со мной.

Владимиров наклонился к ней и почувствовал странный запах ее рта, похожий на запах застоявшейся в аквариуме воды. Глаза ее широко открылись, и вдруг такая мука появилась в них, что Владимиров охнул и попытался обнять ее, но ему мешали провода и трубочки.

— Пойдите, пойдите… сейчас тут не нужно, пойдите к себе…

— Не трогайте меня! — тонким голосом закричал Владимиров тому человеку, который стоял за его спиной и просил уйти. — Как вы смеете меня трогать?

Он обернулся и увидел доктора Пихеру.

— Я никуда не уйду, — скороговоркой пообещал Владимиров Варваре. — Я буду с тобой. Вот доктор Пихера пришел.

Медсестра вынула из капельницы пузырь, уже пустой, и вставила другой, наполненный жидкостью. Варвара начала ловить губами воздух. Пихера что-то сказал медсестре, и Владимиров услышал слово: morphium.