Жестокий мучитель - Бьянка Коул Страница 29

Мягкость — не моя сильная сторона, и хотя мотив, побудивший меня лишить её девственности, проистекал из желания заставить Гурин заплатить за то, что ее семья разрушила мою жизнь, есть и желание доставить ей удовольствие. Я не понимаю это, но оно здесь, впивается в меня когтями.

Чем сильнее она выгибает спину и чаще стонет, тем сильнее я трахаю ее. Она словно приглашает меня взять ее более безжалостно, и когда смотрит на меня через плечо, кажется, что время замирает. Желание и чистая похоть в ее глазах сводят меня с ума.

— Вот и все, Наталья. Смотри, как я трахаю эту девственную киску, — рычу я, снова шлепая ее по попке.

Она облизывает нижнюю губу, этого зрелища достаточно, чтобы заставить меня воспламениться, когда я трахаю ее еще глубже. Наши тела становятся единым целым, пока вся ненависть, ярость и напряжение достигают апогея. Все это не имеет никакого смысла. Моя навязчивая ненависть превратилась во что-то, чего я больше не узнаю.

— Элиас, — стонет она мое имя, закрывая глаза, и я чувствую, как ее мышцы сильнее сжимаются вокруг моего члена.

Я резко толкаюсь в нее, а затем замираю.

— Еще нет, — тяжело дышу, понимая, что еще не готов к тому, чтобы она кончила. Она кончит, когда я ей скажу, и не раньше.

Она хнычет, пытаясь двигать бедрами и трахать себя на мне.

Я крепче сжимаю их, зная, что оставлю синяки, и наслаждаясь этой идеей. Я поднимаю одну руку к ее горлу и тяну вверх, заставляя её неестественно выгнуть спину. Если я что-то и узнал о своей маленькой зверушке, так это то, что она невероятно гибкая. Мои губы прижимаются к мочке ее уха.

— Ты кончишь только по моей команде. Ты поняла?

Она стонет.

— Но…

Я усиливаю хватку на её горле.

— Ты. Поняла? — повторяю медленнее.

— Да, хозяин, — стонет она, пытаясь снова двигать бедрами, пока я продолжаю крепко держать ее.

— Хорошая девочка, — мурлычу ей в ухо, обхватывая пальцами тонкую линию ее горла. — Такая хорошая шлюшка, да?

Она кивает в ответ, очевидно, что она так далеко зашла, что больше не намерена бороться с этим.

— Моя шлюшка, — рычу я, мой член пульсирует глубоко внутри нее, отчаянно желая продолжения.

— Пожалуйста, — умоляет она, её голос напряжен, поскольку я ограничиваю приток воздуха в ее легкие.

— Что такое, nena? — Спрашиваю я, сохраняя голос дразнящим, несмотря на отчаянную потребность, терзающую меня изнутри.

— Пожалуйста, трахни меня, хозяин.

Ее спина выгибается сильнее, и я стону.

— Грязная девчонка, — бормочу, покусывая мочку ее уха. — Раз уж ты вежливо попросила.

Я шлепаю ее по заднице, и тогда зверь внутри меня выходит на свободу. Больше никаких поддразниваний. Никаких игр. Каждый толчок моего члена сильнее предыдущего, когда я грубо трахаю ее под открытым небом. Ветер проносится мимо нас, но его едва слышно из-за прилива крови, ревущей в моих венах.

Как бы грубо это ни было, Наталья, кажется, наслаждается каждой секундой. Ее спина выгибается в приветствии, а стоны становятся всё громче и несдержанней. Я замираю, желая увидеть ее лицо, когда она кончает на мой член в первый из многих гребаных разов в этом году.

Когда выскальзываю из нее, она издает самый восхитительный звук протеста, который я когда-либо слышал, и смотрит на меня через плечо широко раскрытыми глазами.

— Не волнуйся, Наталья. Скоро мой член будет в твоей жадной маленькой киске. — Я шлепаю ее по попке. — Я хочу, чтобы ты легла на спину вон там. — Киваю на деревянную скамейку неподалеку. — Хочу видеть твое лицо, когда, наконец, заставлю тебя кончить на моем члене.

Ее глаза снова расширяются, она встает и соблазнительно идет к скамейке.

Наблюдая за ней, я задаюсь вопросом, куда делась та робкая, занудная девчонка, которую я впервые встретил много лет назад. Теперь она чертова лисица. Чистая богиня, и я никогда никого не хотел так, как хочу ее. Забавно, как ненависть может сделать это с человеком. Наталья ложится на спину, широко раздвигая для меня ноги, её платье задирается до талии.

Я выхожу из штанов и боксеров, которые оставались висеть на лодыжках, и подхожу к ней, сжимая в руках свой член.

— Ты чертовски сексуальная, nena, — бормочу, замечая, как краснеют ее щеки от моей похвалы.

Она впивается зубами в нижнюю губу, прежде чем сказать:

— Ты и сам не так уж плох.

Я усмехаюсь.

— Это должно было быть комплиментом?

Она кивает, опуская глаза на мой член, который блестит от ее соков.

— Прекрати болтать и трахни меня.

Я наклоняю голову.

— Теперь ты главная?

Её горло сжимается, когда она сглатывает.

— Нет, хозяин. Я просто очень хочу, чтобы твой член был внутри меня, — хнычет она, ее голос такой чертовски сексуальный, что я не могу ни в чем ей отказать.

Вместо этого я прохожу вперед и становлюсь на колени между ее ног на скамье. Медленно провожу головкой члена по клитору, и ее глаза закрываются.

— Пожалуйста, Элиас, пожалуйста, трахни меня. — Ее голос хриплый и задыхающийся. — Мне нужно кончить на весь твой большой член.

Я рычу. То, как она разговаривает со мной, сводит меня с ума. Схватив ее за горло, я сильно сжимаю его, а затем вгоняю свой член на всю длину. Яйца упираются ей в попку, пока я смотрю в ее глаза, завороженный выражением в них. А потом целую ее, что, кажется, застает ее врасплох, так как сначала она напрягается, прижимаясь ко мне.

Я раздвигаю ее губы своим языком и ласкаю их, отчего она стонет и расслабляется. И затем трахаю ее, удивленный потребностью целовать ее в то же время. Ничто из того, что происходит между нами сегодня, не имеет логического объяснения, и все же это кажется более правильным, чем все, что я когда-либо делал раньше.

Наталья стонет, выгибая спину, когда толкается в меня.

Я отпускаю ее губы и смотрю на нее сверху вниз, восхищаясь прекрасным зрелищем передо мной. Загорелая кожа Натальи приобрела приятный розовый оттенок, а темно-каштановые волосы разметались по деревянной скамейке самым естественным и в то же время красивым образом. Я вонзаюсь в нее сильнее, зная, что больше не будет поддразниваний или балансирования на грани. Нам обоим нужна эта разрядка.

— Блядь, ты так хорошо принимаешь мой член, — бормочу, проводя рукой по передней части её платья, чтобы освободить грудь. Я наклоняюсь и посасываю ее твердые, сжатые соски, за что она вознаграждает меня резким шипением удовольствия. —