Ирландское обещание - М. Джеймс Страница 29

— Он тебя помыл? Причесал? — София пристально смотрит на меня. — Как…это было сексуально?

— Нет. Это было самое странное. — Я рассказываю им и про наряд горничной, как он заставлял меня убираться в его квартире каждый день, специальную обувь, которую он заказал для меня на заказ, и то, как он обращался со мной как с куклой, но никогда не прикасался ко мне сексуально. — Я не могла этого понять. Сначала я подумала, что он купил меня просто как горничную, что, возможно, я ему не интересна в сексуальном плане, или он помешанный на контроле, или что-то в этом роде, что ему нужно было убедиться, что все, особенно я, подчинялись ему. Но потом…

Я рассказываю им о встрече с Иветт, о том первом ужине, на котором Иветт настояла, чтобы я ела на полу, о том, как она говорила о других домашних питомцах, о других девушках, заставляя меня задуматься, кого еще Александр купил до меня. Я рассказываю им о том, как я шарила в офисе, хотя он прямо приказал мне не делать этого, о том, как нашла купчую на мою покупку, о том, как я узнала сумму, за которую он купил меня.

— Мы подслушали это на вечеринке, — говорит София. — Ты была слишком увлечена происходящим, чтобы заметить многое, но Александр не стеснялся твоей продажи. Он был очень настойчив в том, что хочет заплатить за тебя эту сумму. Алексей выглядел так, словно собирался упасть в обморок, когда Александр назвал цену. Он пытался отказаться, на самом деле, он сказал — она прикусывает нижнюю губу, на ее лице появляется выражение отвращения. — Он сказал, что ты этого не стоишь, потому что ты ущербная. Но Александр настоял.

— Именно поэтому он хотел меня, — шепчу я. — Потому что я была повреждена.

— Что? — Все три женщины смотрят на меня в замешательстве, и я чувствую, как жар поднимается по моей шее, мое лицо краснеет при мысли о том, чтобы рассказать им, что было после этого.

Я нервно облизываю губы.

— Остальное становится… странным.

— Мы не собираемся судить тебя, — мягко говорит София. — Ты не обязана рассказывать нам ничего, что тебе неприятно, чтобы мы знали. Но мы все пережили трудные времена, а мы с Катериной особенно, наши мужья непростые мужчины, у которых… другие желания, чем мы привыкли. Что бы ни произошло между тобой и Александром, мы не собираемся думать о тебе иначе.

Зная, что Александр сделал со мной, что я сделала с Александром и какие чувства он во мне вызывал, трудно поверить, что они не осудили бы меня. Но мне нужно кому-то рассказать, не только терапевту или священнику. Я хочу поговорить со своими друзьями. Итак, я рассказываю им остальное. Не в самых наглядных деталях, но я рассказываю им, как Александр заставил меня встать на колени в офисе, как это меня возбудило, насколько он был возбужден. Я рассказываю им о том, как тайком выбиралась из комнаты, чтобы понаблюдать за ним ночью, о фотографиях на кровати. Я рассказываю им о еде, стоя на коленях на полу, под присмотром Иветт, о той ночи, когда я наконец зашла в спальню Александра, и о том, что произошло после этого. И затем, когда мое сердце бешено колотится, а желудок скручивает от тошноты, вспоминая ужас того вечера, я рассказываю им о том, как Лиам пришел спасти меня и что произошло.

Что сделали Александр и Иветт.

Я чувствую, как бледнею от ужаса на их лицах, когда заканчиваю рассказ.

— Я знаю, вы, наверное, думаете, что я ужасна, что это ужасно, что я хотела его, что я думала, что влюбляюсь в него, а потом…

— Нет. — София качает головой, и я вижу, что Саша и Катерина делают то же самое. Она все еще держит меня за руку, а Катерина тянется к моей другой. Я вижу, как они обе пытаются смягчить выражения своих лиц, чтобы не выглядеть такими испуганными. — Нет, Ана, мы не считаем тебя ужасной. Мы…думаем, что с тобой сделали что-то ужасное… На самом деле, много чего, и все это разные мужчины, и что ты отреагировала так, как тебе было нужно, чтобы выжить.

— Я все еще не понимаю, — тихо шепчу я, чувствуя, как моя грудь сжимается от боли при воспоминании обо всем этом, возвращаясь с новым приливом боли. — Он сказал, что любит меня. Что он хочет защитить меня, обеспечить мою безопасность. Я не могу понять, почему он послушался Иветт, почему отдал меня Лиаму…

— Потому что он не любил тебя, — мягко говорит София. — Это не любовь, Ана.

— Он хотел владеть тобой, — твердо говорит Саша. — Он хотел, чтобы ты принадлежала ему, чтобы ты оставалась сломленной, чтобы ты нуждалась в нем. Он не мог смириться с мыслью, что кто-то другой может забрать тебя, что, если бы тебе дали свободу выбора, ты могла бы выбрать кого-то другого.

— Он тоже был сломлен, — тихо говорю я. — То, что его отец сделал с ним и его сестрой…

— Ужасно, — заканчивает Катерина, и я вижу намек на сочувствие в ее глазах. — Он тоже прошел через ужасные вещи, Ана. То, что с ним случилось, ужасно. Но у всех нас это есть, у тебя столько же или даже больше, чем у кого-либо другого. Ты бы сделала то, что сделал он? Купила кого-нибудь, держала его пленником в своем доме, заставляя зависеть от тебя?

— Ну…нет, но я бы не смогла. — Я смеюсь, но даже я слышу нотки раздражения. — Я не думаю, что он понимал, что было не так в том, что он делал, я действительно не понимаю. Я просто не могу избавиться от ощущения, что, по-своему, он действительно любил меня.

— Если ты так думаешь, это не значит, что ты не права, — тихо говорит Катерина. — Ты знала его, Ана. Мы не знали. — Она бросает на Софию многозначительный взгляд, когда София открывает рот, как будто собирается что-то сказать, с возмущенным выражением на лице. — Но то, что кто-то думает о любви, и то, что такое любовь на самом деле, не всегда одно и то же. И похоже, что эта женщина… Иветт, тоже оказала на него сильное влияние.

— Да, — признаю я. — Похоже, у него было не так уж много друзей — были те, кто пришел на званый ужин, но Иветт была единственной, с кем я виделась регулярно. Она тоже была влюблена в него, но он, похоже, этого не осознавал.

— Как бы это ни звучало, — мягко говорит Катерина, — Александр был очень испорченным, эксцентричным, обиженным человеком, который