Натали Фокс - Ты будешь страдать, дорогая Страница 29

Его глаза снова сузились.

— Я поговорю с Бьянкой. Она не станет вас беспокоить — если вы этого боитесь. Что же касается Фелипе, то это ваша личная забота. Вы все это начали, вам и выпутываться. Возвращайтесь сюда в два часа, чтобы приступить к работе. А сейчас — извините, у меня дела.

Джемма поднялась, полная решимости настоять на своем, но он, рассеянно помахав ей рукой, снял трубку. Она круто развернулась и пулей вылетела из кабинета.

Нет, это невероятно. Сначала Фелипе помешал ей уехать, а теперь вот Агустин. В замешательстве запустив пальцы в волосы, она вышла из дома. Она не останется. Нет, черт возьми, ее решение непреклонно!

Она обнаружила Фелипе в саду с орхидеями.

— Я бы хотела, чтобы ты поговорил со своим отцом, — начала Джемма, когда он повернулся к ней. Он пересаживал изящную голубую орхидею, и его сильные загорелые ладони, бережно поддерживающие цветок, составляли разительный контраст с экзотическим растением. Его руки, временами такие нежные, дразнящие, волнующие… Она сильно прикусила губу, чтобы справиться с жаркой волной возбуждения.

— В связи с чем? — натянуто спросил он.

— Я не могу остаться, ты же знаешь, что не могу! — Правда, ему неизвестно — почему, и он никогда не узнает настоящей причины, по которой она хочет, чтобы их разделял океан.

— Агустину ты понравилась. Он хочет получить портрет, и ты его напишешь. — Фелипе снова занялся пересадкой, как будто Джемма была всего лишь надоедливой мухой, которая мешала его работе.

— Меня не интересуют мысли Агустина по поводу меня или же портрета. Я хочу просто исчезнуть из вашей жизни.

— Но тебе это не удастся. Я хочу, чтобы ты осталась, и Агустин хочет, чтобы ты осталась…

— Но тебе-то я зачем, Фелипе? — с горечью воскликнула она. — Очередное наказание? Или же тактика переменилась? Ты что, устал от Бьянки и хочешь использовать меня, чтобы избавиться от нее?

— Мне не нужно тебя использовать, чтобы…

— Понятно, потому что она тебе нужна. А я тебе нужна просто для того, чтобы довести меня до бешенства и поиздеваться над отцом. Ты зря тратишь со мной свое время, и подозреваю, что и с Агустином ты зря так себя ведешь. Он, кажется, весьма сильный и волевой человек.

— Я тоже, — жестко добавил он.

— Послушай, честное слово, меня не интересуют ваши разбирательства. Вы оба кажетесь мне парой удавов — такие же скользкие и удушающе перекрученные. Мне плевать, если вы даже задушите друг друга насмерть, но меня оставьте в покое! — Он улыбнулся, и это еще больше разозлило Джемму. — Похоже, ты не принимаешь меня всерьез! — взвилась она.

— Нашу ночь любви я действительно принял всерьез…

Она страдальчески поморщилась.

— Замолчи! Это все твоя вина, и если бы ты был хоть чуточку мужчиной, то признал бы это!

— Если бы я был хоть чуточку мужчиной, то заставил бы тебя замолчать!

— Вот это по-латиноамерикански, не так ли? Но сейчас не восемнадцатый век, хотя здесь, похоже, об этом и не догадываются. «Вилла Верде» живет в самом настоящем феодализме по сравнению с нормальным цивилизованным миром.

— Просто разные планеты, Джемма! — уточнил он. — Бог мой, кажется, я счастливо отделался: брак с тобой был бы невыносимым.

— А-а, так ты признаешь, что не хочешь на мне жениться и что это дурацкое предложение было лишь ловким ходом, чтобы взять верх над отцом? Великолепно, твои слова — просто музыка для моих ушей! — захлебнулась от сарказма Джемма. — Теперь можешь спокойно устроить свое будущее с Бьянкой — брак с ней, без сомнения, превратится в ходьбу по колючей проволоке, чему ты со своим садистским характером, я уверена, будешь чрезвычайно рад!

— Я не собираюсь на ней жениться, — произнес он ровным тоном, игнорируя ее желчные колкости.

— Ты уверен? У меня создалось твердое впечатление, что именно этого хочет твой папочка.

Она все же задела его, и он окинул ее насмешливым взглядом.

— Наряд стервы пришелся тебе впору.

— А ты как будто родился в костюме палача! Взгляды их скрестились в безмолвном поединке. Когда-то они были любовниками — а теперь враги, и слава Всевышнему, подумала Джемма. Это единственно возможный выход — снова и снова оскорблять друг друга.

Он вернулся к своим орхидеям.

— Как бы сильно я ни желал от тебя избавиться, но, к сожалению, ничего не могу поделать. Агустин хочет, чтобы ты осталась, а Агустин всегда получает то, что хочет.

Джемма скрестила руки на груди.

— Это явно противоречит только что сказанному тобой же.

— Насчет брака с Бьянкой? — Его губы искривились. — Тут ты права. Пожалуй, я перефразирую. Агустин иногда получает то, что хочет. И чем больше я нахожусь в твоем обществе, тем более привлекательным для меня становится брак с Бьянкой.

Джемма впилась ногтями в ладони. Еще совсем недавно эти слова разбили бы ей сердце. Теперь же ей приходится терпеть их и признать возможность такой перспективы: Фелипе — муж Бьянки. Это все же лучше, чем сама она — жена Фелипе, своего единокровного брата!

— Пожалуйста, поговори с Агустином, — умоляюще попросила она. — Я не в силах здесь оставаться. Ты можешь устроить, чтобы я улетела уже сегодня? Ты сам знаешь, что так будет лучше.

Услышав ее кроткий, умоляющий стон, Фелипе рывком обернулся к ней, и в его глазах засветилась такая тревога, что Джемме захотелось броситься к нему в объятия, чтобы услышать, что все это лишь ночной кошмар, что она проснется и жизнь снова станет спокойной и счастливой.

Она вся напряглась, когда Фелипе приблизился и изучающе уставился на нее — словно он пытался прочесть в ее глазах то, что она никак не могла ему объяснить.

— Не надо, Фелипе. — От ужаса у нее по спине забегали мурашки. — Пожалуйста, не дотрагивайся до меня.

— А что будет, если дотронусь, Джемма? — с угрозой проговорил он. — Может быть, тогда мы вырвемся из этого кошмара и будем любить друг друга, как в ту ночь?

Значит, для него это тоже кошмар, только по другой причине. Любит ли он ее? В его голосе звучала любовь, а Джемме впервые хотелось, чтобы ее не было.

Он стоял радом, вглядываясь в ее затуманенные карие глаза, а она боролась с искушением. Боже, каким искушением было рассказать ему правду; признаться, что она любила его всей душой и любит по-прежнему, но она больше не свободна в этой любви — как и он. Их любовь запретна, порочна, она не должна была родиться и не имеет права на жизнь. Даже примириться с прошлым, с мыслями о том ужасе, что они по незнанию сотворили, и то будет невероятно сложно, но их будущее? Их будущего не существует.

Со слезами на глазах, с пересохшим ртом она выжала из себя слова, мысленно взмолившись, чтобы они поставили точку на этих пытках.