Галия Мавлютова - Нежное имя мечты Страница 3

– Тебе что, работа нужна? – спросил нормальным голосом Рогачев.

– Ну, это… да, то есть… нет… какая-нибудь, – пробормотала я, справляясь с неловкостью. Стыдно все-таки одалживаться у бывшего приятеля. – Вообще-то, Миш, мне работа нужна, ой, как нужна. Хочу работать, пахать, сеять разумные семена, пропалывать добрые всходы. Помоги, Миша! Ты все можешь. Ты же всесильный.

Я накренилась в сторону неприкрытой лести, как валкий морской ботик на вспенившейся морской волне. Куда могу, туда и плыву, и еще не знаю, что дно безнадежно продырявлено. Лодка дала течь. Вода медленно поступает сквозь узкие щели.

– Ой-ой-ой, Инесса, твои слова да богу бы в уши, – заржал Рогачев. – Умеешь ты леща вовремя подкинуть. Великая мастерица.

– Правда, Миш, чистая правда, ты теперь всемогущий, а у меня машину угнали, – я прикинулась простушкой.

Инесса Веткина во весь голос запела Лазаря. Все на этом свете повторяется. Бедный Лазарь. Ему в свое время никто не поверил, он умер с мольбой на устах и с пустым желудком. Знать бы заранее, поверит моим стонам Миша или все-таки прогонит, как голодного Лазаря.

– А ты кредит вернула? – спросил Рогачев. Строго так спросил. И многозначительно замолчал. Наступила пауза, долгая и мучительная. Я размышляла, как поступить: если сказать, что я не вернула кредит, Мишка может поступить двояко – либо кинется оказывать первую помощь, либо отключит телефон. Лучше правду скажу.

– Вернула, Миш, вернула. Долгов у меня нет, все чисто и стерильно, как в аптеке.

– Молодец, – похвалил Рогачев, вздохнув с облегчением, видимо, сильно испугался, что попрошу денег. – У меня есть корешок в Доме творчества, позвони ему. Он поможет пристроиться, временно. Потом найдешь что-нибудь поприличнее.

– А что там, в Домтворе, совсем дела плохи? Неприлично платят? – спросила я, наморщив лоб.

Я попыталась нарисовать лица сотрудников Дома творчества – сплошные писатели и писательницы, художники и художницы. Но вместо лиц на этюде получились смазанные пятна – серые, скучные, невыразительные. И чем они занимаются в течение рабочего дня? Составляют дайджест, разгадывают кроссворды, играют в пятнашки? Наверное, пишут и сочиняют свои шедевры. Нетленки, иначе говоря. Ну-ну…

– Платят в Домтворе абсолютно неприлично, после твоих заработков ты будешь злобно хохотать в день получки, как Медуза-горгона, – ненавязчиво пошутил Рогачев, – но там связи, положение, общество, элита, тусовки, пресса и прочее. Познакомишься с кем-нибудь, войдешь в контакт, только не в половой, смотри опять не обожгись, и потом подыщешь себе что-нибудь стоящее. Будешь записывать номер?

– Да, говори, записываю! – Я бросилась искать ручку, но не нашла, тупо уставилась в потолок, будто оттуда мог упасть карандаш вместе с блокнотом. Кто же так ищет работу? Не подготовилась, даже письменные принадлежности не положила рядом с собой, Рогачеву нельзя признаваться – засмеет. И откажет в рекомендации.

– Ручку нашла? – спросил Миша.

– Да, нашла, уже пишу. – Я решила напрячь мозги и запомнить номер. Знаменитая закладка – ляссе. Нужную информацию необходимо повторить три раза. Непременно – три раза. Тогда надобность в пишущих средствах отпадает. И мозг работает опять-таки на полную катушку. Мне хотелось побыстрее свернуть телефонный диалог. Беседа с юным олигархом мне была в тягость.

– Позвони, съезди к творческим людям, только не вздумай подвести меня, чтобы все было чуки-чуки. Знакомый паренек задолжал мне энную сумму. Так что дело твое обязательно выгорит. Работу он тебе найдет… – Рогачев неожиданно раскрыл всю подноготную сложных взаимоотношений с творчеством.

– За деньги, что ли? – угрюмо поинтересовалась я.

– А ты как думала, ты что, Инесса, с луны свалилась? Рекомендация по телефону денег стоит, клади двести баксов на кон, если хочешь, чтобы позвонили куда следует. И от результата не зависит, заметь. Человек делает звонок – гони бабки, лучше евриками. Инфляция. Черного нала нет в стране, начисто исчез. Люди измучились без налички. Повсюду тарифы ввели. Вот такие, Инесса, расценки… – Миша терпеливо разъяснял новые условия трудоустройства, словно я совсем тупая, а я безуспешно пыталась справиться с воображением. Тарифные сетки звенели в ушах, как комары в дождливый день. Где-то глухо рокотал черный нал. На телефонном аппарате незримо расцветали зеленоватые американские ассигнации, как две недозрелые виноградные лозы.

– А сколько ты возьмешь с меня, Миша, за номер телефона твоего должника? – спросила я, внутренне напрягаясь.

Двести зеленых здорово ударят по неприкосновенному запасу, можно сказать, опустошат его, и брешь будет заметной. Так прорастет еще одна дыра в моем одиноком ялике.

– Ничего не возьму, Инесса, с тебя. Трудоустраивайся на здоровье. Когда будешь работать в Домтворе, разберемся, – подробно объяснял создавшееся положение бывший друг.

Везет же мне на негодяев, откуда они появляются на свет, из какого темного места приходят?

– Ладно, посмотрим, – я отключила телефон.

От Мишиного голоса мне стало тошно. Противный он все-таки. Я выглядела в собственных глазах изрядной эгоисткой. Миша безвозмездно оказал мне услугу, двести баксов сэкономил безработной девушке, словно из собственного кармана вынул, а я еще дуюсь на него. До сих пор изволю пребывать в солнечном детстве. Я похожа на пальму в феерическом саду Сергея Бобылева, все тоскую и прозябаю, а в это время в сказочном раю цветут филодендроны и бонсаи, флердоранжи и флоксы. Стоп. Кажется, флердоранжи из другой оперы. Это цветок новобрачных. Дивный символ юности и невинности нечаянно оказался в моих воображаемых страхах. И как он туда забрался? Я зажмурилась. Мне стало немножко страшно. Я представила увядшие свадебные цветы, обрамляющие мое изможденное безработицей лицо. И передернулась. Какой прелестный конец занимательной истории. Возлюбленные оказались на разных параллелях. Им никак не соединиться. Я закрыла глаза, крепче сжала веки. Дурная привычка. Как много у меня ужасных привычек. Я жмурюсь, морщу лоб, вредничаю, злюсь на бывших друзей. Бобылев уже забыл обо мне. Он находится на небе, в окружении пышных филодендронов, а Слащев и компания курят ему фимиам. Я представила сотрудников «Планеты», окуривающих Сергея Викторовича с головы до ног, и вновь зажмурилась. От видения внутри меня словно что-то загорелось, я потрогала виски, прохладная кожа остудила пылающую ладонь. И я принялась выкидывать из гардероба вещи. Все ненужные, бесполезные, вычурные наряды придется выкинуть. Столько денег выброшено на ветер, тот самый, северный. Этих средств хватило бы на три года беззаботной жизни хоть на Канарских островах. Но деньги истрачены на суетную погоню за престижем. Дорогостоящий престиж я свалила в одну большую кучу. Все-все на помойку. Вот эта юбка обошлась мне в триста евро. Не юбка – узкая полоска из прозрачной ткани. Стильный пиджак здорово стукнул по кошельку, я заплатила за него уйму денег, короткий, чуть выше пупка, в этом пиджачке можно загорать на пляже, а не на работу наниматься. Сапоги на платформе обошлись, страшно подумать, во что они обошлись, итак, на помойку отправится целое состояние. Над этой кучей можно рыдать и биться в истерике при мысли о собственной глупости. Той самой, которая билась в виске в тот момент, когда нарядное платье или кофточка вызывали зависть окружающих. Изящный комплимент, косой взгляд, наполненный восхищением, восторженное поклонение – все это можно суммировать, затем подбить баланс.