Даниэла Стил - Большей любви не бывает Страница 3

Как и Эдвина, Чарльз хотел бы иметь много детей — по крайней мере шестерых. У ее родителей их было семеро, правда, один умер, едва родившись. В семье Уинфилд самым старшим из мальчиков был Филип, и все, чем он занимался, Филип выполнял с особой серьезностью.

Это, конечно, во многом облегчало жизнь двенадцатилетнему Джорджу, который считал, что его единственная обязанность — всех радовать и забавлять. Он непрерывно дразнил Алексис и малышей и был неистощим на всевозможные выдумки и проказы: связывал простыни в кровати Филипа или подкидывал безвредных змеек в его ботинки, запихивал в самые неожиданные места пару-другую мышей, а то бросал перец в кофе — просто для поднятия настроения сутра.

Филип был уверен, что Джордж пришел в этот мир, чтобы осложнять его жизнь и расстраивать любовные дела: во время редких и робких попыток его общения с противоположным полом непременно откуда-то возникал Джордж, готовый дать старшему брату квалифицированный совет. Джордж никогда не смущался в окружении девиц — да и вообще нигде. Даже на корабле, который вот-вот собирался отчалить, Кэт и Бертрам на каждом шагу натыкались на приветствия знакомых их среднего сына… «О, вы родители Джорджа!» И Кэт внутренне сжималась, думая, что он еще натворил такого, Бертрама только забавляли веселые проделки мальчишки.

Самой застенчивой была их малышка Алексис, с огромными голубыми глазами и копной светлых волос. У всех остальных детей были темные волосы и синие глаза, как у Кэт и Берта, а Алексис же так и светилась, ее волосы на солнце казались почти серебристыми. Можно было подумать, что ангелы наделили Джорджа озорством и неиссякаемой фантазией, а Алексис — необычной внешностью и изяществом. Куда бы она ни приходила, все обращали на нее внимание и удивлялись, какая она хорошенькая. Алексис была маминой «малышкой» и папиной «дочуркой» и обычно только с ними и общалась, счастливо проводя дни в кругу семьи. Очень тихая и неразговорчивая, она могла часами гулять в саду и плести венки для обожаемой мамы.

Ее родители были всем для нее, хотя и Эдвину Алексис тоже очень любила. Эдвина — не то что четырехлетняя Фрэнсис, Фанни, как все звали ее, с кругленькими щечками, пухленькими ручонками и крепкими ножками, чья улыбка могла растопить любое сердце, особенно отцовское. У нее, как и у Эдвины, были голубые глаза и блестящие черные волосы. Фанни была поразительно похожа на отца и лицом, и добрым характером, она всегда улыбалась и всем была довольна, как и карапуз Тедди, которому было два годика. Он только-только стал говорить и начал познавать мир, с любопытством оглядываясь по сторонам широко раскрытыми, словно удивленными глазенками. Он любил убегать и заставлять Уну ловить его. Это была его няня, милая ирландская девушка, покинувшая родину в четырнадцать лет. Кэт считала, что им очень повезло с няней, и благодарила судьбу, которая свела их случайно в Сан-Франциско. В свои восемнадцать лет Уна умело управлялась с детьми, она даже укоряла Кэт, что та слишком балует маленького Тедди, и Кэт со смехом соглашалась: время от времени она всем им потакала, потому что ужасно их любила.

Что больше всего поражало саму Кэт, так это то, какими разными были ее дети — каждый со своим характером и особенностями. Различны были их взгляды, стремления, даже отношение друг к другу… от пугливой застенчивости Алексис, основательности Филипа до абсолютного отсутствия всего этого в Джордже. Кэт с нежностью подумала об Эдвине, всегда такой доброй и чуткой, думающей обо всех, кроме себя. Теперь Кэт отрадно было видеть, как Эдвина влюблена в Чарльза. Она заслужила счастья. Много лет она была маминой правой рукой, и вот пришло время и ей стать хозяйкой в собственном доме.

Радость Кэт была омрачена тем, что Эдвина должна жить с мужем в Англии. Уже второй раз в ее жизни дорогой человек уплывал к чужим берегам. Оставалось только надеяться, что жизнь ее дочери сложится счастливее, чем у Лиз, ведь Чарльз, слава богу, совсем не похож на Руперта. Чарльз был привлекательным, умным и добрым, и Кэт надеялась, что он станет чудесным мужем для ее Эдвины.

Они договорились встретиться с Чарльзом утром в порту в Саутгемптоне. Он напросился с ними в Штаты отчасти потому, что не мог даже думать о разлуке с Эдвиной на целых четыре месяца, и еще потому, что Берт предложил считать это плавание как бы свадебным подарком. Они поплывут на новом корабле в его первый рейс.

Все были страшно возбуждены предстоящим путешествием.

А пока они все еще сидели в столовой Хавермура Мэнора, и Алексис начала громко смеяться, когда Джордж ей что-то шепнул и выдохнул облачко пара в холодный воздух. Бертрам тоже засмеялся вслед за детьми, но тут наконец Руперт встал из-за стола, что послужило сигналом об окончании обеда.

Старший Уинфилд обошел стол, чтобы на прощание пожать руку хозяину дома. Было видно, что Руперту жаль расставаться с ним. Ему нравился Берт, он привык и к Кэт, хотя к их шумным, дурно воспитанным детям относился, мягко говоря, сдержанно.

— Спасибо за гостеприимство. Мы чудесно провели у вас время, Руперт. Приезжайте теперь к нам в Сан-Франциско, — сказал Бертрам.

— Боюсь, это мне не по силам.

Было решено, что Лиз отправится в Сан-Франциско вместе с родителями Чарльза. И она не могла дождаться этого дня и радовалась, что Руперт отпустил ее. Она уже купила себе к этому случаю платье, выбрав его вместе с Кэт и Эдвиной.

— Но все же, если сможете, приезжайте. Мужчины опять пожали друг другу руки. Руперт, казалось, серьезно расстроился по поводу отъезда гостей.

— Непременно напишите и подробно расскажите про корабль. Это, должно быть, нечто грандиозное.

На мгновение Руперт даже позавидовал им. Однако Лиз в данном случае не была солидарна с мужем: ее тошнило от одной мысли о любом пароходе, и воспоминание о волнах, ветрах и качке портило ее мечты о предстоящем путешествии.

— Ты напишешь об этом плавании статью в свою газету? — спросила она Бертрама.

Берт лишь улыбнулся в ответ: он почти ничего не писал для собственной газеты, кроме тех редких статей на сильно взволновавшие его темы, когда уже не мог сдержаться. Но, помолчав немного, он все-таки признался: может, и напишет.

— Тогда я пришлю вам экземпляр, — пообещал он.

Руперт обнял Берта за плечи и проводил до дверей, пока Эдвина и Кэт собирали младших детей и умывали их перед дорогой.

Занималось утро, солнце только что взошло, и Уинфилдов ожидала трехчасовая поездка до порта. Они должны были разместиться в трех машинах, прихватив с собой лишь ручную кладь. Весь остальной багаж был отправлен накануне в Саутгемптон и уже дожидался хозяев в каютах.", Дети быстро забрались в машины: Эдвина, Филип и Джордж, который требовал посадить его непременно рядом с шофером, — в первую, Уна с маленьким Тедди ехали в другой. Кэт с Бертрамом и Алексис расположились в собственном автомобиле Руперта — «Серебряном призраке».