Я научу тебя любить (СИ) - Акулова Мария Страница 3

Месяц они жили под одной крышей, сближаясь все так же неспешно, но уже без вечных откатов.

Корней понемногу запускал щупальца контроля все глубже в Анину жизнь. Она понимала, что мужчина делает это отчасти несознательно, знала, что когда-то это может обернуться проблемами, но позволяла. Потому что Корней — это контроль. С ним иначе не получится. На его звонки нужно отвечать. Впрочем, как и на вопросы. Если просит подвязать его номер к контактам-безопасности и передвигаться по городу на такси, а не нырять в подземку, как она привыкла, то нужно молчать о том, что это глупый снобизм, и соглашаться. Делиться геолокацией во время поездок. Не вести речи о силе и независимости, когда на карту прилетает нетипично крупная сумма. Не заикаться о том, что ребята очень зовут ее и новую гитару на их привычную точку… С благодарностью принимать новый телефон в замену тому, который прожил всего пару месяцев. Не пытаться отговаривать, если он произносит свое фирменное: «подвезу».

Все это немного царапало Аню, но не сподвигало на то, чтобы вступить в конфликт. В конце концов, она ведь обещала научить его любить, а не сломать характер под себя. Немного смягчить — возможно, но не изменить под корень.

Он по-прежнему часто допоздна задерживался на работе. По-прежнему мог посвящать ей выходные. По-прежнему не расставался с телефоном и мог оборваться на полуслове, чтобы нырнуть в мобильный, моментально отключаясь…

На это тоже можно было бы обижаться. Но толку… И теперь уже не возникал печальный риторический вопрос: разве кто-то ставил ее в приоритет перед работой? Теперь было понятно другое: это не нужно делать. Не нужно конкурировать. Нужно воспринимать его страсть к делу и ответственность как неотъемлемую часть. И любить его таким.

Ане казалось, что за месяц с ним она повзрослела сильнее, чем за почти двадцать лет без него. В его словах по-прежнему часто проскальзывала наука. Он учил ее своим примером. Она заражалась его принципами и идеями. Она по-новому смотрела на свое поведение… И понимала, почему он реагировал так остро. Она училась не искать повод, чтобы лишний раз посомневаться, а оценивать, какие результаты получит, поступив так или иначе.

Приезжая к бабушке, каждый раз думала о том, что хотела бы рассказать, как круто изменилась ее жизнь… И каждый раз сдерживалась. Потому что… Понимала прекрасно — новость о том, что внучка связалась со взрослым пугающим Высоцким повергнет Зинаиду в шок. Вполне обоснованный, если… Если его не знать. Если видеть только оболочку, которой пугала Илона. Если не убеждаться день за днем, насколько он другой. Но для посторонних у него — все же только оболочка. Плотная. Непроницаемая. Которую он не собирается снимать.

Поэтому Аня держала язык за зубами, предпочитая обходить стороной в разговорах с бабушкой тему их с Корнеем отношений.

Высоцкий знал об этом. Свое мнение не высказывал, будто оставляя это исключительно на откуп Ане, но она понимала — сам бы вел себя иначе. Не побежал бы заново знакомиться, конечно, в статусе «зятя», не обещал бы бабушке золотые горы для ее внучки, любовь до гроба и анонс имен будущих детей, но точно был бы честен — да, намерения есть. Да, ответственность нести готов. Да, в далекие перспективы не заглядываю. Да, все может быть.

Но этот разговор пока не состоялся.

По прошествии почти двух проведенных в санатории месяцев пришла пора выписки. Что будет дальше — вопрос, который глодал Аню достаточно сильно. Она очень скучала по бабушке. Ждала ее возвращения. Но понимала: когда это случится, ей придется съехать от Корнея вместе с ба. Потому что… Это логично. Потому что даже правильно. Потому что у них достойного объяснения, почему им обоим будет лучше продолжать жить вместе, отчасти параллельно, по-прежнему в отдельных спальнях, нет. Сами-то они просто чувствуют, что так правильно, а посторонние… Никто не поймет. Бабушка так точно.

Но решать этот вопрос так быстро не пришлось. За неделю до того, как Зинаида должна была вернуться в Киев, Корней снова поднялся к ней в номер на разговор. Аню никто не выгонял. Она просто сидела в уголке и слушала, глядя из-под опущенных ресниц на своего мужчину… И млея от того, какой он…

Обещанная им квартира была готова, право собственности уже можно было оформить, но в ней предстояло сделать ремонт. Конечно, эта ответственность должна была хотя бы отчасти лечь на плечи будущих жильцов, но в этом случае все затянулось бы до бесконечности. Это понимали все. И Корней выступил с новым, излишне щедрым, как всегда, предложением, ведь раньше обещал просто помочь с ремонтом. А сейчас взять его на себя, прекрасно понимая, что не совсем здоровая Зинаида и слишком наивная, а еще занятая Аня с этим просто не справятся. Не говоря уж о том, что денег на что-то приличное у них как не было, так и нет.

Зинаида ответила не сразу. Взяла паузу, задумалась… Долго смотрела почему-то на Аню… И только потом, со вздохом, согласилась. А еще спросила, можно ли оформить квартиру на внучку.

Аня встрепенулась тогда, запротестовала, но ни Корней, ни Зинаида ее не слушали. Высоцкий кивнул, ограничиваясь коротким: «можно». Зинаида поблагодарила, отчего-то опуская взгляд и краснея…

Позже Аня пыталась выяснить у Корнея, почему он так легко согласился, ведь это нечестно, а он всегда за справедливость — владелицей дома была Зинаида, а значит и квартира должна принадлежать ей, Аня-то тут при чем? Но Корней тему не развил. Просто произнес: «твоя бабушка знает, что делает, Аня. Поверь». И к этому разговору они больше не возвращались.

На время ремонта Зинаида решила побыть у сестры. Как казалось старшей Ланцовой, так она хотя бы немного сэкономит деньги Высоцкого.

И это решение бабушки… Подарили Ане небывалое облегчение. Потому что она не была готова уходить. Но знала, в отличие от попытки ночного побега, на сей раз Корней повел бы себя иначе — отпустил. Потому что здесь решать однозначно должна она. Говорить ли правду бабушке, отстаивать ли перед ней свое право на отношения с ним — это тест на взрослость. И рано или поздно она должна будет его пройти… Или провалить.

Но сроки Корней не устанавливал, а сама Аня не спешила. Держала в памяти, но пока что откладывала.

Впрочем, как и в общении с другими людьми, которые были для нее хоть сколько-то близкими.

На следующее утро после того, как Аня собрала вещи, Алина долго выпытывала, что стряслось и почему переезд так и не случился… Аня же всячески увиливала, понимая, что просто не готова во всем признаться. Не потому, что стыдится — себя или Корнея. А просто… Представляла, какой будет реакция Алины, и не хотела встречаться с ней в реальности.

Никто не поймет и не поверит в то, что у них может быть что-то серьезное. Да даже что-то просто общее.

Алина наверняка пожалеет, покачает головой, накроет ее руку своей и произнесет, сведя брови на переносице: «вот это ты дала, малыш… Он же такой… Черствый»…

Танюша скорее всего просто испугается, понятия не имея, что может связывать Аню со взрослым мужчиной, который не хмурится только когда спит.

В Университете, если кому-то есть дело до нее, наверняка вообще пустили бы слухи о том, что она продалась какому-то богатому за секс и доит, пока есть такая возможность… Прямо так же, как говорила Илона, пытаясь унизить.

В окружении Корнея тоже наверняка недоумевали бы… Зачем ему девочка-то? Хотя не так… Неужели все так плохо, что спустился с уровня «женщина» на уровень «девочка»?

Что подумали бы его родители Аня даже представить не могла. Впрочем, она вообще не могла представить этих людей. Неужели такие же? Или совсем другие? От мыслей, что когда-то, возможно, им предстоит встретиться, мурашки бежали по коже…

Ане казалось, что с умноженным на три Корнеем Высоцким она просто не справится…

Но понимала, что эти мысли — слишком далекие.

Сначала разобраться бы с одним. Точнее окончательно в нем.

И вот в него она ныряла на новые глубины без страха.

Узнавала его предпочтения — в еде, в кино, в музыке, в литературе. Слушала рассказы о странах, в которых бывал, в какие планирует съездить. Удивлялась, как подчас неожиданно реагирует на вещи, вызывавшие у большинства типичные реакции. Изучала его, создавая в голове целостный образ, пробуя предугадывать… И радуясь, когда получалось.