Правила бунта - Калли Харт Страница 3

Меня тревожит тот факт, что Рэн так много знает о моих родственниках. Он исследователь. Ищейка. Его нос всегда прочно засунут в дела, которые не имеют к нему абсолютно никакого отношения. Парня нельзя остановить, подкупить, отговорить от участия в этом его маленьком хобби. Это часть его самого, как его волнистые темные волосы или тревожные зеленые глаза. Его потребность знать вещи часто оказывается полезной и работает нам на пользу. Но в других случаях, это просто чертовски раздражает.

Пакс ухмыляется, возясь с частотами радиоприемника, убирая помехи.

— И вообще, что ты с ним делал? Я знаю, что ты увлекаешься каким-то извращенным дерьмом, чувак, но всему есть предел. Если тебе нужно пораниться, чтобы кончить, может просто... в следующий раз будь чуток полегче?

— Я не пытался кончить! — И сильнее прижимаю кухонное полотенце к своему члену. Жгучее, покалывающее ощущение проходит вверх по стволу, вниз по обеим моим ногам к ступням, где делает разворот на сто восемьдесят градусов, отправляясь по моему телу к мозгу, заставляя мои глаза слезиться. Святая пресвятая Мария и гребаный Иосиф, это чертовски больно. — Я... просто пытался... — о боже, как же больно, — помыться.

— Помыться? Ты использовал колючую проволоку вместо мочалки? Потому что что-то явно пошло не так.

Рэн хлопает Пакса по плечу.

— Не помогает, чувак. Ему очень больно. Его член может отвалиться. Ты пугаешь е…

— Вы оба чертовски пугаете меня! Мой член не отвалится! О боже, просто веди гребаную машину, ради всего святого. У меня кружится голова.

— Как я и говорил, слишком много крови, — подчеркнуто объявляет Пакс, как будто он только что выиграл очень важный спор. — Похоже, твои дни игры на банджо закончились, брат. Эта струна действительно оборвалась.

— Не переживай, чувак. Они смогут сшить тебя обратно, — бросает Рэн через плечо, но говорит это не слишком убедительно. Он ухмыляется, как сам дьявол.

— Я не хочу искалеченный член, парни. Не могу разгуливать с франкен-членом в штанах. Если они не смогут снова сделать его красивым, скажите, чтобы они просто дали мне умереть. Я не хочу никаких крайних мер. Подпишите отказ от реанимации, если вы…

Оба парня в передней части машины начинают выть от смеха, и я понимаю, что, возможно, немного преувеличиваю. Хотя. Они могли бы быть немного более участливыми.

— Придурки. Ни один из вас, ублюдков, не знает, каково это — просто… просто поранить, бл*дь, жизненно важный кусочек своего мужского достоинства!

Пакс воет еще громче.

— Боже, с акцентом это звучит еще смешнее.

Рэн прикрывает рот рукой, пытаясь скрыть улыбку и взять себя в руки. Делает доблестную попытку придать чертам своего лица серьезное выражение, но с таким же успехом он мог бы и не беспокоиться — в его глазах все еще танцуют смешинки.

— Расслабься, чувак. Уже въезжаем на стоянку. Мы позаботимся обо всем в мгновение ока.

Маунтин-Лейкс, штат Нью-Гэмпшир — крошечный городок, примостившийся высоко на холмах государственных лесных угодий Блэк-Маунтин. Ввиду крошечного размера поселения и его непрерывно сокращающегося населения, больница здесь также крошечная. Честно говоря, это чудо, что здесь вообще есть больница. По идее здесь должны бы быть только пункт неотложной помощи или пресловутый кабинет терапевта, но, похоже, сегодня госпожа удача улыбается мне и моему искалеченному члену. Я обращусь к хорошему врачу, и они смогут исправить эту ужасную генитальную несправедливость.

Как только Пакс припарковывается, Рэн помогает мне вылезти из машины. Пакс стоит чуть поодаль, засунув руки в карманы, лицо искажено гримасой боли. В этом вся штука травмы члена — все мужчины сочувствуют и стонут в агонии, когда происходит что-то подобное, потому что так легко представить, что это твое барахло покалечено. Один парень в футбольной команде случайно получает удар по яйцам, и вся команда, бл*дь, это чувствует.

Мне приходит в голову, что я ковыляю через парковку в одних трусах, прижимая к промежности кухонное полотенце — очень недостойно, совершенно лишено приличий — но приличия сейчас меня волнуют меньше всего.

Проходим через раздвижные двери.

Через зияющее пространство линолеума.

Обходя полосу препятствий из шатких, разномастных деревянных стульев, которые составляют зал ожидания.

И вот мы трое стоим перед широко раскрытыми глазами медсестры, на которую это не произвело никакого впечатления. Маленький пластиковый бейдж, приколотый к ее бледно-голубой форме, показывает, что ее зовут Тара.

Она выгибает бровь, глядя на Рэна. Они всегда так делают — предполагают, что именно он отвечает за нашу разнобойную, причудливую компанию. По сути, они не ошибаются. Просто не совсем правы. Ее взгляд падает на скомканное окровавленное полотенце, которое я все еще прижимаю к ране.

— Пылесос?

— Нет! Никакого пылесоса! Какого черта, леди! — Если мой голос звучит немного возмущенно, то это потому, что так оно и есть. Эта ситуация уже достаточно унизительная. А теперь женщина среднего возраста думает, что я какой-то ненормальный, который сует свой член в электрические приборы? Черт возьми, кто-нибудь, пристрелите меня сейчас же.

Как хищная кошка, Пакс прислоняется к посту медсестры, опершись локтем о стойку. Люди иногда узнают его, когда мы выходим на публику. В последнее время парень работает моделью в крупнейших модных домах, и большинство публикующих его редакций — международные компании. Но эта медсестра, похоже, его не узнает. Она вскользь смотрит на него, а Пакс едва обращает внимание на нее. Он изучает стопку бумаг и калькулятор перед экраном компьютера женщины. Коллекцию ручек рядом с клавиатурой. Пустую, испачканную болонским соусом посуду, брошенную возле телефона. Парень ухмыляется, глядя на фотографию пушистого кота, зажатую под зажимом на планшете женщины.

— У нас тут небольшая дилемма, — мурлычет Пакс. — Наш друг... — он смотрит в потолок, — мылся и поранил кое-что жизненно важное. А теперь, как видите, тот истекает кровью из своего любимого органа. Мы надеялись, что вы, ребята, сможете что-нибудь с этим сделать.

Тара медленно вытаскивает фотографию