Ребенок от лучшего друга (СИ) - Богда Ксения Страница 3

Мы с Максом слишком долго вместе, чтобы вот так портить дружбу постелью.

Его томных вздохов? Еще больший бред. Макс слишком…

Прикладываю палец к подбородку, пытаясь подобрать правильное определение.

Слишком твердолоб? Непрошибаем? Равнодушен? Все вместе, скорее.

Сколько баб за ним таскается, а он их отшивает как нефиг делать. И ведь поток не иссякает. Сейчас, правда, с какой-то общается. Для него уже долго.

Мымры эти его постоянно в меня своими злыми взглядами стреляют, стоит нам вместе оказаться.

Что в старших классах, что в универе. И ведь девчонки удивлялись, что во мне нашел студент выпускного курса. Тогда они еще понятия не имели, что мы с Максом познакомились намного раньше универа.

Намного раньше. Когда к нам переехали новые соседи. Мне было…боже, кажется, восемь?

Меня задирал какой-то пацан, а Макс как рыцарь спас.

Снова ухожу под воду. В груди болезненно сжимается при мысли, что после сегодняшнего пробуждения мы все это потеряли.

Сквозь толщу воды слышу стук в дверь.

— Лель, готово все, выходи давай.

Натягиваю свою широченную футболку с логотипом любимой группы и плетусь на кухню.

Сзади меня сжимают, а у меня глаза из орбит лезут.

— Попалась, малявка.

Открываю рот, чтобы послать его матерно, но вовремя захлопываю, вспоминаю, что мы не одни, и выдаю в сторону коридора:

— Мама, ты в курсе, что предательство — это тяжкое преступление?

— Да ладно тебе, Лель, — Макс зарывается в мою влажную шевелюру. — Ну ты че как маленькая?

— Отвали, бабник чертов, — шиплю я и предпринимаю попытку вырваться.

Ну куда там, когда тебя сжимает такой боров, который может тебя раздавить словно букашку.

— Да что ты так всполошилась, как будто первый раз просыпаешься с голым парнем? — шипит он мне на ухо.

Дергаю локтем и по громкому оханью, а потом и свободе понимаю, что попала куда надо.

Отскакиваю от корчащегося в муках идиота. Хватаю с плиты сковороду и выставляю руку вперед, словно оружие.

Брови Макса взлетают вверх. Он переводит взгляд с меня на сковороду и обратно.

— Оружие на плиту, вы окружены, — ржет еще.

— Придурок, — рычу я и замахиваюсь.

Макс вскидывает руки вверх.

— Да что не так-то, Лель? Ну что ты так взъелась?

— Знаешь, даже если мы допустим, что это и было не в первый раз, это не дает тебе повод вести себя как придурок, — шиплю я в ответ.

— Даже если… — в этот момент в голове этого недоумка явно происходит бурная мозговая деятельность. — Лель, ну прости, — скулит гад и складывает ручки в просительном жесте.

И глазки так виновато таращит.

— Если бы я сразу понял, что я первый, кто удостоен лицезреть тебя утром в своей кровати, я бы отметил это дело с надлежащей помпой.

Ухмыляется. Пытается все в шутку перевести, но оценив мой вид, он заметно бледнеет.

— На счет «три» ты выметаешься отсюда и больше не появляешься на пороге моей квартиры.

— Иначе что?

Все еще храбрится. Вон даже грудь вперед выпятил, хоть на лице и застыла вина.

— Иначе эта сковорода полетит в твою смазливую рожу! — верещу я на всю квартиру. — Раз…

— Ладно, ладно, я понял, Лель. Ты чего разошлась-то? — заикается Макс и отступает назад.

— Два, — продолжаю отсчет и поднимаю сковороду выше.

Сдуваю с лица выбившуюся прядь и пытаюсь пришибить этого гада взглядом.

— Ухожу.

И Макса как ветром сдувает.

Наконец наступает блаженная тишина, и я выдыхаю.

— Доча, — из-за угла доносится робкий мамин голос.

— Мам, вот от тебя вообще не ожидала! — гаркаю я и хлопаю дверью в кухню.

Ну уж поесть-то спокойно можно?

Сажусь за стол на свое любимое место возле окна и выглядываю во двор. Пух этот чертов начался. Но детям все ни по чем. Резвятся, поджигают накопившиеся кучки этого тополиного добра.

Хмыкаю.

Мы с Максом вечно досаждали бабулькам на скамейках. Прям перед носами их факелы поджигали. Они тогда ругались страшно, грозились родителям настучать. А мы смеялись и дальше неслись со спичками наперевес.

У Макса отец вообще строгий, и, если бы ему донесли, Макс бы огреб по самое не балуйся. Но наши очаровательные мордахи, видимо, все же играли нужную роль, и каждый раз нам сходили шалости с рук.

И снова перед глазами картинка нашего сегодняшнего пробуждения.

Роняю голову на сложенные ладони и выдыхаю.

Ну нет! Потерять нашу дружбу сильнее меня.

— Ален, — в кухню рискует зайти папа, прикрываясь разносом, — я это, че хотел… Ты остыла?

Выглядывает из-за импровизированного щита.

Ну да, когда я злюсь, может достаться каждому. У меня срывает тормоза, и я могу нарычать на любого.

— Все нормально, пап, — накалываю на вилку пельмешек и отправляю в рот.

Закрываю глаза, когда вкусовые рецепторы встречаются с поразительным вкусом маминого коронного блюда.

Блин, вот ни у кого нет таких пельменей, как у мамули.

— Ты не забыла, что мы сегодня на дачу уезжаем на лето? — папа садится напротив.

Дача — это, конечно, сказано слишком скромно. Скорее, загородный коттеджик. Двухэтажный, в двести квадратов.

Ну и грядки, куда ж без них-то? Эта мамина территория, и папа делал их исключительно для Томочки, то есть мамы.

— Уже?

Запускаю пальцы в волосы. Совсем с этим Максом из головы все вылетело. Но тем лучше. Родители не увидят моей ломки по этому павлину.

А она будет.

Мы когда прекращаем общаться, меня без него словно наизнанку выворачивает.

А тут вообще такое…

Вздрагиваю. Так, прочь из моей головы!

— Дочь, — папа косится с подозрением в мою сторону, — у вас все нормально?

— А что может быть ненормально?

— Ну че-то вы с Максом поцапались, я слышал.

Закидываю еще одну пельмешку и стону от удовольствия.

— Это потому что кто-то ведет себя как болван, — выдаю с бесстрастным видом и взмахиваю вилкой перед носом.

Папа в этот момент тянется рукой к моей тарелке, чтобы спереть лакомство, но, услышав мою пламенную речь, начинает ржать, чуть ли не похрюкивая.

— Ну, у мужиков это бывает, да.

Теперь уже я подхихикиваю.

— Веселимся? — на кухню заходит уже одетая мама.

Видимо, думает, что буря в моем лице миновала. Но тут она прям промахивается.

— Вообще-то, предателей так просто не прощают, — прищуриваюсь и слежу за тем, как мама прячется за широкой спиной отца.

— А че эт ты за меня прячешься? Выдала дочь врагу — теперь отвечай.

Я пытаюсь сохранить грозную мину, хоть и хочется растянуть губы в улыбке.

Позволяю себе полюбоваться родителями, пока мама испепеляет затылок отца. Они у меня совсем молодые. Мама — миниатюрная блондинка, и отец — огроменный шкаф.

Но мама за ним как за стеной. Незыблемой и непоколебимой. Они со школы вместе и через многое прошли. Не сломались. Выстояли.

— Я чувствую прям твой взгляд на себе, — бубнит папа и все же ворует у меня пельмень.

— Эй! — делаю угрожающий замах вилкой.

Папа поднимает руки вверх. Прям как Макс совсем недавно.

— Ладно, Том, поехали уже на твои грядки.

— Лель, может, нам отложить?

Мама переводит вопросительный взгляд на меня.

— Ой, мам, ну что я, не справлюсь?

— Вот именно, — поддакивает отец. — А поехали с нами?

Закатываю глаза. Опять по новой.

— Пап, у меня практика. Это у вас отпуск, а мне сюда мотаться. В пять часов вставать. Ну нет уж.

— Вот говорил я тебе: на права учись.

И это мы уже проходили.

— Пап, я отучилась. Но ты сам видел, как я вожу. Что тебе сделали незнакомые люди, что ты готов их поставить под такой удар?

Подхожу к раковине и ополаскиваю тарелку. Внутри разливается приятная сытость, а глаза против воли начинают слипаться.

— Ну да, и правда. Ладно, если что, звони. И на звонки отвечай, а то знаю я вас, молодых…

Папа многозначительно заламывает бровь и выходит из кухни.

— Дочь, ну прости, я не думала, что вы так прям повздорили с Максимом, — и глазки такие невинные.