Гарантия на любовь - Евгения Светлакова Страница 3

Телефон снова издал «буль», и я поспешил открыть сообщение от отца, чтоб понять, имею ли я еще шанс выжить сегодня, или можно сразу писать завещание и присматривать место на кладбище.

«Надеюсь, ты не намерен опоздать?» — значилось в первом сообщении около тридцати минут назад, которое как раз и пробилось сквозь мой сон и разбудило.

Второе было более лаконичное: «Ты где?»

Третье во всей красе показывало, что родитель начал терять терпение: «Очень хочу верить, что у тебя есть уважительная причина».

Я издал нервный смешок и выбежал из парадной, обнаружив себя в районе Восстания и радуясь такому раскладу, как ребенок. До офиса пять минут, я имею все шансы выжить, хотя после четвертого сообщения шансы малы как никогда.

«У тебя пять минут, иначе пожалеешь», — если отец сказал пять минут, значит, у меня максимум три.

— Черт, — я бросился бежать, стараясь не налететь ни на кого из прохожих и не попасть под машину.

Когда я влетел в кабинет отца, на исходе была последняя минута отведенного мне времени.

— Я тут… — выдал я и тут же осекся под взглядом растерянного моим появлением и внешним видом клиента. Моего потенциального клиента, про которого я успел забыть.

— Прошу прощения, — нарочито мягко заговорил отец, смерив меня таким взглядом, что мне можно было смело идти рыть себе могилу, о кладбище можно не мечтать, скорее, это будет безымянная где-то в лесу. — Это мой сын.

В последних словах затаилась такая угроза, что я невольно сглотнул. Кажется, у меня неприятности. Серьезные неприятности.

Глава 2

Николай

На моей памяти в детстве и юности в кабинет директора меня вызывали только один раз — за маленькую шалость, на которой мы попались, когда с Бартом хотели организовать подпольное казино и по детской наивности принесли в школу карты и сигары, что я честно стащил из кабинета отца. План пошел к чертям на моменте вербовки первых посетителей и рабочего персонала: девочки с нашей затеей с мини-юбками и топиками не соглашались. Да и нелегкое это оказалось дело — уговорить посетить наше казино. Как и где мы собирались его устроить, уже и не вспомню, да и разницы уже нет, все равно ничего не вышло. Нас поймали на стадии сбора членских взносов. Кто-то донес учителям, и нас загребли с поличным. До сих пор не знаю, кто это был, узнал бы, стукачу мало бы не показалось.

Такой скандал, а сколько шуму было из-за этого маленького прокола! Нам грозились чуть ли не исключением, хорошо, вмешался старший Барт, и все замяли, но историю нам припоминали вплоть до выпуска. Подумаешь, преступление, да это намного полезнее их бесполезной математики, но нет, «на особом счету», тьфу, испугали!

Из плюсов всей истории, что я вынес: мать закатила бате такой скандал, что тот бросил курить и не курит до сих пор, отчего в восторге мать, но, мне кажется, он мне так и не простил сего факта. Только вот более я отца старался так не разочаровывать или не попадаться на подобной ерунде.

А теперь вот из-за своей легкомысленности, что привела меня вчера в постель страстной девицы, я сидел в кабинете директора-отца и чувствовал себя провинившимся школьником, да и вид соответствовал: джинсы, футболка, кроссовки, лохматый. Даже расчесав пальцами свою шевелюру, я вряд ли стал выглядеть лучше.

Не юрист, а старшеклассник, если не первоклашка, что ждал наказание от предков за разбитое окно в учительской.

— Поздравляю, доигрался, — тяжело вздохнув, поерзал в кресле. Но самое обидное во всей этой истории, что в детстве, не считая той оплошности с казино в восьмом классе, я был чист и всегда делал все, чтоб предки мной гордились. Всегда и во всем первый, только бы они меня похвалили. Только вот и тогда, и сейчас похвала в мой адрес звучит редко. Зато высказывание за мельчайшие проколы, хоть из косяков на сегодняшний день была максимум неправильная парковка, штраф за которую я оплатил, не вымытая чашка в раковине на кухне дома, о чем предки знать не могут, ну и, пожалуй, то, что я съел вчера на обед пончик, чем испортил всю диету. А вот мое пробуждение в квартире незнакомой девицы сегодня — не прокол, а вот то, что я опоздал на важную встречу из-за этого — еще какой. Еще мой внешний вид. Нехорошо, очень нехорошо.

Чтоб не позориться, меня оставили в кабинете отца, а самого клиента увели подальше под предлогом выпить кофе, чтоб продолжить переговоры без бомжа в моем лице. Теперь я послушно ждал своего приговора от Николаева-старшего, пока тот раскланивался перед потенциальным клиентом.

Чтоб отвлечься от грустных мыслей о предстоящей казни, изучал дипломы и фотографии на стенах. Музей славы Николаевых, чтоб ему. Всегда ненавидел этот кабинет, и дело даже не в том, что, окидывая взглядом все это великолепие, создается впечатление, что у родителей только один сын, и это, между прочим, не я. Нет, скорее, просто я устал всем все доказывать.

Если подумать, конечно, у меня любящая, заботливая семья, ровно настолько, насколько это возможно в пятом поколении юристов. Ну, если совсем честно, везде и во всем сквозил такой цинизм, что нормальное общение воспринималось как подстава.

Если говорить «о любви» в семье, то тут все печально. Из «романтики», как бы это смешно ни звучало, у моих родителей свидания были на заседаниях суда, там же, между слушаньями, отец сделал матери предложение и чуть не родился мой брат. А если вспомнить еще более ранние события, так бабка с дедом и вовсе общались только в официальной манере последние пятнадцать лет брака. Развод, видишь ли, хлопотно, им и так хорошо, а фраза «пока смерть не разлучит» их устраивала больше. Так что никаких пирожков, рыбалки или что там еще устраивают для внуков бабушки и дедушки? Нет, законы, кодексы и вместо сказки конституционное право, от которого меня всю жизнь тянуло в сон.

Еще был, вернее, есть старший брат — гордость семьи, о чем, кстати, можно судить по всем фотографиям в отцовском кабинете да и дома, а также по всем разговорам и интервью. Сказать про меня? Боже упаси! Ну да, конечно, куда мне до великого, гениального Никиты, что в свои тридцать лет судья! И это не говоря об институте с отличием. А еще он гениальный, одаренный