Инвестиции в семью (СИ) - Аля Морейно Страница 3

— А ведь решение имеется, и тебе оно известно, — переходит на шёпот, но легче мне не становится. Ненавижу, когда он говорит таким тоном.

— Владимир Андреевич, мы с вами уже обсуждали. Это неэтично, вы — мой руководитель, — жар заливает щёки, голос дрожит.

В последний год общаться с профессором мне стало совсем невмоготу.

— Ну так никто не заставляет ходить с транспарантами и на каждом углу кричать о наших отношениях, — как ни в чём не бывало продолжает свой проклятый шёпот.

Как в фильме ужасов…

— Скоро лето, отпуск, съездим куда-нибудь, отдохнём. Сына твоего с собой возьмём, если не с кем оставить. А в сентябре у тебя закончится срок учёбы — и формально ты перестанешь от меня зависеть…

— А потом — малая защита, — перебиваю его песню. — Затем несколько месяцев на оформление — и большая. Зачем искушать судьбу? Найдётся один кляузник — и проблем не оберёшься, — в который раз повторяю ему свои опасения.

Дело, конечно, не только в этом. Он — молодой перспективный учёный. Постоянно на грантах, с хорошим доходом. Ухожен, прекрасно сложён. Красив… Если бы не прозрачные глаза, то внешне был бы идеален. Но… Сердцу не прикажешь.

— И потом — вы женаты. Не дай бог кто-то узнает. Зачем вам неприятности? Да и на меня блюстители морали начнут собак спускать, особенно блюстительницы, которых у нас на факультете полно. Минимум половина членов комиссии по защите — женщины. Мне лишние проблемы ни к чему.

— Да что ты заладила? Мой брак — это пустая формальность! Я уже устал тебе повторять, что мы не живём с женой уже давным-давно. И кому какое дело, с кем я сплю?

У него дочери десять или одиннадцать лет. Даже если они разъехались с женой, общение в любом случае поддерживают. И вряд ли кто-то в курсе таких нюансов его личной жизни, наоборот, все убеждены, что он — примерный семьянин. А быть разлучницей, которая не только семью разбила, но и увела у дочери отца, — сомнительное удовольствие.

— Ну хочешь, я хоть завтра подам на развод? — хватает меня за руку и не отпускает, несмотря на мои попытки забрать ладонь.

Не сомневаюсь, что это — пустая уловка. Он хочет услышать от меня в ответ: “Так разведитесь!”. А потом будет шантажировать тем, что я сама просила его развестись. Не верю я в его порядочность и благие намерения. Да и в развод — тоже не слишком верю.

Но всё это ерунда. Главное — не хочу я с ним никаких отношений. Даже если бы не было ни жены, ни дочери. Но намёков и прямых отказов он не понимает. А идти на открытый конфликт — чревато. Он — не только мой руководитель, но и заведующий кафедрой. Одного его слова коллегам будет достаточно, чтобы зарубить меня на уровне кафедры и не выпустить на защиту.

И ещё, как назло, статья эта стоит космических денег, а Жорик в детском саду аквариум умудрился разбить, пришлось все сбережения выложить за него…

— Владимир Андреевич, я уже вам не раз говорила: у меня — сын. Он — непростой ребёнок, нет у меня сейчас возможности думать о чём-то, кроме Георгия, работы и диссертации.

— Вот, правильно! О диссертации как раз и надо думать. Если ты наконец снимешь корону и переедешь ко мне или хотя бы согласишься время от времени наведываться в гости, то статью я тебе устрою. И оплачу, и переговорю, с кем надо, чтобы ускорить публикацию. Можно сказать, звезду с неба достану. И на первом заседании в следующем учебном году заслушаем тебя, рекомендуем к защите. При благополучном исходе Новый год ты уже будешь встречать в статусе кандидата наук!

Звучит очень заманчиво, именно так, как я мечтала и как должно быть. Но перспектива стать его любовницей мне категорически претит. И ведь надо продержаться всего-то до защиты. И выйти, выползти на неё во что бы то ни стало… А потом — бежать из этого университета без оглядки. Благо, историю преподают сейчас везде.

Конечно, хотелось бы учить будущих историков, у которых глаза горят и жажда знаний зашкаливает. Но я лучше каких-нибудь химиков или программистов учить буду…

Только как сейчас донести до этого остолопа, что “нет” — это именно “нет”? У меня упорно вместо этого выходит “может быть”…

— Я же вижу, что нравлюсь тебе, — продолжает свой шизофренический маразм мой руководитель.

Профессор Васильев давно пытается ухаживать за мной и делает недвусмысленные намёки. Поначалу я старалась игнорировать их, намекая в ответ, что флирт на рабочем месте, ещё и с шефом, противоречит моим принципам. Затем он перешёл к более активным действиям, но мне удавалось пресекать на корню все поползновения залезть ко мне под юбку.

До последнего надеялась, что так будет до самой защиты или вовсе он со временем найдёт себе другой объект воздыхания — не обременённый маленьким ребёнком и моральными принципами.

Всё началось вскоре после того, как я вышла из академотпуска. Однако тогда моим спасением был маленький сын, которого не с кем было оставить и приходилось везде таскать с собой. В два годика Жорик пошёл в ясли, и первую зиму я тоже была вынуждена часто брать его в университет, потому что наша принципиальная медсестра при малейших признаках простуды отправляла детей домой и не принимала в группу.

Владимир Андреевич всё это время не наглел, лишь оказывал очевидные знаки внимания. Но несколько месяцев назад как с цепи сорвался. А теперь и вовсе опустился до банального шантажа.

Знает, что потратить две месячные зарплаты на одну статью мне не по карману, и намеренно загоняет меня в угол, на ходу ужесточая требования. Например, где написано, что статья в индексируемом иностранными базами издании должна быть обязательно от одного автора? Я бы добавила кого-то соавтором за частичную оплату публикации…

— Эммочка, подумай хорошо, — терпеть не могу, когда меня называют этим именем! А ему, похоже, доставляет удовольствие выводить меня из равновесия. — Время идёт. Ещё немного — и даже я буду бессилен тебе помочь. Если встанет вопрос о возвращении государству стоимости твоего обучения, то сумма будет куда больше, чем стоимость публикации. Как ты будешь её выплачивать?

— Владимир Андреевич, я постараюсь на днях перевести деньги за статью, — говорю смиренно и делаю вид, что отвлекаюсь на телефон, чтобы прекратить этот противный разговор и забрать наконец у него руку.

Профессор подходит на шаг ближе и привычным жестом кладёт ладонь мне на спину, постепенно опуская её вниз.