Мануэл Карлус - Во имя любви: Искупление Страница 3

«Неужели, – думал он, – Наталья в один прекрасный день будет в таком же белом платье стоять перед алтарем, а рядом я в строгом элегантном костюме. А потом она будет держать на руках малыша?..»

Поработав недолгое время в кино, ершистый Родригу вновь вернулся к юриспруденции. Эмоциональный беспредел киномира оказался ему противопоказан, родной для него стихией была жесткая иерархия закона. Виржиния была счастлива: сын становился мужчиной, опорой семьи. Зато Жулия вступила в опасный возраст – множество знакомых, влюбленности, разрывы… Но кто обходился без этого?

Сама Виржиния после мучительного разрыва с Рафаэлем понемногу пришла в себя, вновь почувствовала себя привлекательной женщиной и даже… Да, рядом с ней был друг, был поклонник. Но пока она не принимала серьезных решений.

Малыша побрызгали водицей из купели, надели на него шелковую рубашечку, и счастливая мать понесла его к машине.

– Посмотри, как изменился Леу, – сказала мужу Элена, – он всегда был спокойным, но теперь стал еще и уверенным, а Катарина из хорошенькой превратилась в красавицу. Сразу видно, что она с ним счастлива.

Так оно и было. Молодая семья жила очень дружно. Катарина по-прежнему восхищалась своим мужем, и каждодневное общение только увеличило ее восхищение. А Леу ее боготворил. Они понимали друг друга, им было хорошо вместе, и этим все сказано.

А вот что касается работы, то Катарина стояла на распутье. Она успела понять, что рекламные ролики приносят неплохой доход. Но если поначалу эта работа кажется лестной, то потом становится видно, что это путь в никуда. Год, два, и ты выходишь в тираж, вместо тебя появляются новые хорошенькие девушки, которые с успехом тебя заменяют и с широкой счастливой улыбкой размахивают бутылками с кока-колой и прижимают к сердцу гигиенические прокладки. Пора было выбирать профессию. Актриса? Менеджер? Коммерческий директор? Визажист?

Занимаясь малышом, Катарина мучительно решала для себя этот вопрос, советовалась с мужем. Но пока ничего еще не решила.

Милена с Нанду подошли поздравить племянника.

– Мы вечером к вам заглянем, – пообещала Милена. – Давно не виделись, хочется поболтать. Много накопилось новостей с магазином, есть кое-какие новые проекты, хочется обсудить вместе.

– Конечно, – обрадовалась Катарина. – Посидим в соседнем кафе на терраске, оно такое милое, мы с Леу так любим там бывать! И Атилиу тоже в своем кенгурятнике!..

Милена потрепала малыша по щечке.

– Расти быстрей, карапуз! – проговорила она. – Будешь у нас рекламировать детскую одежду!

– Ну ты и деловая, – расхохотался Леу.

– А что, нет, что ли? – весело откликнулась Милена.

Они стояли уже внизу, возле машины, а сверху по лестнице величественно спускалась к ним Бранка. Под влиянием Лидии и одиночества она в последнее время стала очень набожной. Она часто посещала церковь, ставила свечку Деве Марии и молилась обо всех своих домашних.

Все с теми же королевскими замашками, в новомодном коротком платье и туфлях на высоких каблуках, она торжественно шествовала вниз, не сомневаясь, что дети ее подождут, и вдруг ей под ноги бросилась собачонка. Откуда она взялась? Кто ее привел? Неведомо. Ведомо другое: Бранка отшатнулась, поскользнулась и рухнула. Милена, Нанду, Леу бросились ее поднимать, но…

По щекам Бранки катились крупные слезы. Крепко прикусив от боли губу, она едва выговорила:

– Не могу стоять… Господи! Боль-то какая! Нанду подхватил ее на руки, и у него на руках Бранка лишилась сознания.

– Милена! – позвал он. – Срочно в больницу! Милена наскоро простилась с Леу и Катариной и побежала вслед за Нанду.

– Может, я с вами? – крикнул им вслед Леу. – Помощь моя нужна?

– Нет! – отозвалась на бегу Милена. – Поезжайте домой, я позвоню!

В церкви при монастыре, где они крестили малыша, была больница. Рядом. Наискосок через мощеный двор. Но Нанду и Милене, которые несли обмякшую Бранку, дорога показалась неимоверно длинной. Им все казалось, что она не кончается. И Милена вслушивалась в дыхание матери: дышит? не дышит?

– Не волнуйся! – то и дело повторял Нанду, обращаясь к жене. – Все будет хорошо. Все обойдется.

Нанду внес тещу в полутемный прохладный вестибюль. К нему сразу же подошла монахиня. Молча указала, куда нести больную.

Они прошли по мощеному коридору и вошли в небольшую комнатку-келью, где сидел старенький доктор.

Нанду положил Бранку на кушетку и вышел. Милена торопливо рассказала, как было дело, а доктор нашатырем приводил Бранку в чувство. Наконец она застонала и приоткрыла глаза.

Глава 2

Бранке показалось, что проспала она очень долго.

Очнулась она в незнакомой комнате с белеными стенами и легкими кремовыми шторами на окне. Жалюзи опущены. В комнате полутемно. Только пламенеют герани – от пола и до верха окна в укрепленных на разных уровнях горшках цветут бордовые и алые герани. «Красиво», – не могла не отметить про себя Бранка. Она повернула голову и увидела сидящую возле постели коричневую фигурку в белом монашеском головном уборе.

«Я в монастыре? – задала себе вопрос Бранка. – Нет, не похоже. – Она попробовала пошевелиться и не смогла. Ее словно бы перепеленали и положили на что-то неимоверно жесткое, мешая уютно повернуться на бочок, подтянуть ноги к подбородку. Жестче, чем мой ортопедический матрас», – подумала Бранка, снова попробовала повернуться и застонала.

– Очнулась, голубка? – спросил ласковый старческий голос, и морщинистое лицо наклонилось над ней. – Вот и хорошо.

– Что со мной случилось? – спросила Бранка. – Где я?

– А ты не помнишь, как упала на лестнице? Спасибо зятю, подхватил тебя и принес, – ответила старушка.

– И что же?

– Позвоночник сильно ушибла. Сместился позвонок. Теперь придется полежать. Видишь, прижали тебя, бедную, к доске. Ну да ничего, Бог даст, поправишься. А если надо чего, скажи. Я подам.

С этими словами старушка-монахиня снова уселась возле постели и взялась за свое вязание.

– Да где же я? – уже с раздражением спросила Бранка.

– У дочки с зятем, – кротко и ласково отозвалась старушка. – Меня сестрой Кларой зовут. Давай помолимся вместе, поблагодарим, что дело на поправку пошло.

Бранка наконец узнала комнату – да, она была у Милены, беспомощная, неподвижная, и неизвестно, сколько еще пролежит.

Монахиня читала вполголоса молитву, а по лицу Бранки катились крупные слезы.

– Проснулась и плачет! От радости, да? – раздался веселый голос с порога, и обрадованная Милена бросилась к матери.

– От беспомощности, – отрезала Бранка. – Я хотела бы проснуться дома, – недовольно прибавила она.