Елена Барлоу - Бессердечный (СИ) Страница 3

Хозяйка прошла вперёд, оставив немного загруженную увиденным Дэни у двери, обошла койку, зацепив штору и потянув её за собой, чтобы открыть, наконец, пострадавшего парня гостье. Вот тут девушку уже не могло ничего удивить, мумию она видела и по телевизору раньше. Вернее, сейчас она успокаивала себя этой мыслью, глядя на забинтованого с головы до пят человека, лежащего на постели под белым покрывалом. Из-за всех этих бинтов Дэни не видела его лица, что и требовалось ей для понимания всей ситуации: он действительно сгорел, теперь ожоги покрывали его голову, лицо, руки, огонь сжёг волосы...

— Я до сих пор верю в то, что его погубила страсть к музыке, — сказала вдруг дамочка приглушённым из-за респиратора шёпотом. — Он всего себя отдавал группе и творчеству. Если бы он не был в тот день в офисе...

В тишине послышался тихий всхлип, и Дэни вежливо промолчала, продолжив глазеть на забинтованного мужчину. Она не знала ни его, ни эту его группу. Видимо, просто не судьба. Дэни вдруг подумала о том, как долго ей придётся работать с ним, судя по всему, он был тяжёлым случаем: ей придётся ухаживать за ним, быть внимательной и терпеливой, выучить новые препараты, лекарства, возможно, даже самой раздевать его, и тому подобное. Видимо, цена за подобные услуги просто ослепила её, и жажда расквитаться со всеми, кому она задолжала крупные суммы денег, дезориентировала её. А нужно ли так истязать себя ради денег? Кажется, она сама себя обманула.

Женщина проверила показатели на аппаратуре рядом с койкой, с минуту прислушивалась к дыханию сына, и только потом они с Дэни покинули комнату. Уже оказавшись в холле, хозяйка сняла респиратор, забрала второй у девушки и учтиво поинтересовалась:

— Ты немного не этого ожидала, верно? Я вижу, ты растеряна. Ничего, ты не первая, кто пришёл сюда с иными представлениями.

— Мне очень жаль вашего сына, — Дэни настойчиво подавила желание сбежать отсюда как можно скорее, — но сейчас я действительно не знаю, нужно ли мне это.

Хозяйка понимающие кивнула, и лёгкая улыбка тронула её губы. Лишь бы не обидилась, подумала девушка, получилось и так жутко неловко.

Одевшись и уже приготовившись уходить, Дэни остановилась у входной двери, повернулась к женщине и спросила:

— У меня ведь есть немного времени подумать?

— Я сообщу, если вакансия окажется занята.

Вот так. Никто тебя ждать не будет, а на что ты рассчитывала? Два часа в день нянчить больного мальчишку, который оказался вовсе не мальчишкой, а взрослым парнем с состоятельной, строгой мамашей за его спиной, и за это получать деньги?

Девушка просто открыла дверь и вышла на улицу. Сразу же стало легче, словно, покинув этот тёмный дом, она сбросила камень с души. А, может, ну их? Найдётся другая работа, в другой области. Здесь всё слишком тяжело и запутанно, она этого не выдержит. Одно дело — дети в госпитале, другое — полностью сгоревший мужик. Жуть.

Дэни отошла на несколько футов от крыльца, достала сигарету, закурила. Постояла недолго, глядя на туман внизу улицы, затем обернулась к дому семейки Филч.

Всё-таки дерьмового цвета у него стены.

Глава 2

Записи в дневнике Ричарда Филча

4 ноября, 2010

Этот придурок психотерапевт посоветовал мне делать ежедневные записи в тетради... Мол, это поможет моей мышечной памяти, когда работают руки, пальцы, значит, уменьшается возможность ограничения их подвижности... Чёрт! Я не помню ни хрена из того, что он говорил!

Как можно нормально вести записи, когда все твои пальцы, руки, плечи, блять, вообще всё — перевязано бинтами? Я уже не упоминаю эту жуткую боль... Она будто везде, и, если бы не обезболивающее, я бы сошёл с ума!!!

Я смотрю на свои руки, вижу белую ткань и красные пятна, проступающие на ней.

Хуже всего эта самая боль... Трудно двигаться, говорить, трогать что-то, а тем более вставать и ходить. Мамаша твердит, что всё скоро кончится. Из её уст это звучит так, словно я вот-вот отойду в Мир Иной. В мои двадцать семь лет я похоронил себя.

Было бы неплохо...

5 ноября

Психотерапевт был прав: пальцы стали более чувствительными, и, хотя боль не отпускает ни на минуту, я могу свободно ими двигать.

Из-за препаратов, которыми меня пичкают каждый день, я порой не чувствую конечностей. Это страшно. Раньше я никогда не думал о том, как живут калеки... Нет, я даже сейчас думать об этом не могу.

В этой сраной комнате так мало света! Я ощущаю себя, как в могиле, но мать не хочет ничего знать: меньше яркого света, больше работающего кондиционера, и так далее.

Это странно, но я отчётливо слышу, как он гудит, даже сейчас... Словно это шумит какая-то адская машина, работает своими лопастями, крутит ими, подбирается ко мне всё ближе... У меня глюки? Или просто последствия реабилитации, и я схожу с ума?

Сейчас приходила мать, привела с собой доктора. Того самого, из госпиталя, его я видел в своих кошмарах. Закономерно, ведь это Он и его команда, в состав которой вошла и моя мамаша, истязали меня всё это время, не дали спокойно сдохнуть... Долго меняли бинты, болтали про какую-то мазь. Мне нужны антибиотики, а этот хрен говорит про другое, совершенно другое. Урод сраный!

Когда они ушли, мне захотелось свернуть им шеи.

Я разбил кулаком стекло шкафа. Прибежала мать со своим докторишкой, который с поразительной быстротой ввёл мне что-то, и я отрубился прямо на полу. Проснулся перевязанный, в койке, жутко захотел есть. Мать была тут, как тут.

6 ноября

Суки... но эти суки знают своё дело. Мать и её приятели были правы: я сорвал жалюзи с окна, и солнечный свет ослепил меня. И если бы просто ослепил, но я кожей почувствовал, как горю, поджариваюсь, словно кусок мяса... Господи, я готов поклясться, что мои бинты загорелись от солнца. Это было ужасно, отвратительно. Я больше не выйду на этот грёбанный свет...

Я вспомнил тот день в офисе.

Я — бухой, злой — поджёг что-то, может, шторы, может, одежду; всё это вспыхнуло за несколько секунд, я потерял ориентир, не смог найти дверь и упал прямо там, в круге из огня. Точно вспоминаю, как я засмеялся. Истерика длилась до тех пор, пока я не увидел, как пузырится моя кожа, а пламя скачет по телу, и одежда плавится на мне...

Затем последовала только боль... Боль . БОЛЬ ! Она не даёт мне думать, спать, я не могу сосредоточиться...