Светлана Демидова - У каждого свое проклятье Страница 3

Марина врачевала себя работой ровно два месяца, а на третьем окончательно удостоверилась в том, что ко всем ранее полученным ранам прибавляется еще одна. Участковый гинеколог районной женской консультации подтвердил самые худшие ее опасения, записав в карте неутешительный диагноз: «Беременность. 12 недель».

Будущая мать, которая не собиралась избавляться от ребенка, кутаясь в пуховую оренбургскую шаль, как раз размышляла над своей незадавшейся жизнью, когда к ней явился Павел.

— Марина, прости меня, — сказал он, и лицо его горько скривилось.

— И за что же? — очень удивилась Марина его гримасе.

— Ты знаешь…

— Не знаю, Паша. Ты уверял меня, что все делал правильно…

— Ну… дурак был… идиот… Как хочешь меня назови… Но я действительно люблю тебя, Маришенька… сильно люблю… Я даже сам не знал, до какой степени… честное слово…

Марина смотрела на мужа, с которым так еще и не развелась, и не чувствовала ничего. Ничего! И куда только делась та возвышенная светлая любовь, с которой она выходила замуж? Перед ней на стуле сидел совершенно заурядный человек с песочного цвета волосами, легкими веснушками на худощавом, немного непропорциональном лице и светло-карими, маловыразительными глазами. Да отчего же это прежде при взгляде на Павла у нее заходилось сердце и даже плакать хотелось от умиления? Чему тут умиляться?! Какие же у него длинные руки. А этот вихор на затылке… Как гребень у петуха… А носки-то… носки! Какие ужасные на нем носки, не говоря уже о рубашке! Что за пошлые кубики?! И губы… Почему ей раньше все время хотелось целовать этого человека? Он же ей совсем чужой…

— Уходи, Паша, — сказала Марина и еще плотнее закуталась в свою шаль.

— Я не уйду, потому что… — Павел, замявшись, замолчал, но жена ничем не подбодрила его. Она молча смотрела ему в глаза, и он вынужден был закончить: — Потому что знаю: ты беременна…

— И что?! — вскинулась Марина.

— Ну и вот… Ребенок же мой… Ты же не будешь утверждать, что он от другого?

— Не буду.

— Поэтому я и предлагаю нам с тобой начать все заново.

— Зачем? — искренне удивилась она.

— Затем, что ребенку нужен отец.

— Нужен, — согласилась Марина. — Но не такой, как ты.

— Да чем же я так уж плох?! — возмутился Павел. — Ты же любила меня! Во всяком случае, говорила, что любишь…

— Я ошибалась…

— Мариш… — метнулся к ней Павел, схватил за руку и очень горячо заговорил: — Ну… я признаю, что был невыдержан и груб… Но это же… даже не от глупости… а от незнания, как надо…

— Даже не вздумай сказать, что у тебя до меня никого не было! — усмехнулась она. — Ты очень профессионально стаскивал с меня колготки.

— Я не собираюсь оправдываться и врать. Мне ж не семнадцать лет! Да, у меня были девчонки… Но такие… которым все равно как… Я когда вернулся из армии, в разгул ударился… Друзья по таким злачным местам водили, что… — Он безнадежно махнул рукой. — А там, знаешь ли, не до нежности…

— Ты никогда мне об этом не говорил. — Марина удрученно покачала головой.

— Разве подобными похождениями хвалятся перед девушкой, на которой хотят жениться?

Марина промолчала. Павел посчитал молчание добрым знаком и поцеловал руку жены, которую сжимал в ладони. Она торопливо отняла ее и сказала:

— Запоздали твои признания, Паша. Я больше не люблю тебя.

— Да не может такого быть! — возмутился он. — Чего же стоила тогда твоя любовь, если сразу пропала, стоило мне один раз ошибиться! Ведь всего один!

Марина пожала плечами и печально произнесла:

— Кто же знает, Павлик, из чего рождается любовь и куда уходит…

— Мариш! Ну дай мне еще один шанс! У нас же… ребенок! Я буду хорошим отцом, вот увидишь! И мужем тоже… постараюсь… Не поверишь, но я у ребят даже книжки специальные взял…

— Какие еще книжки? — не поняла Марина.

— Ну такие… где про сексуальную гармонию… чтобы все красиво, чтобы тебе приятно было…

— Ерунда все это, — отмахнулась она.

— Не скажи… Знающие люди говорят, что очень полезные книги…

— Мне ничего не нужно от тебя и твоих книг, Паша: ни пользы, ни гармонии. Прошло у меня к тебе все, понимаешь?!

* * *

Марину с новорожденным сыном из роддома все-таки встречал Павел в тесной компании собственных родителей, двух братьев и младшей сестры с мужем.

— Мариночка, поедемте к нам, — смущенно пряча глаза, попросил ее Аркадий Матвеевич. — Мы уж и кроватку для малыша у вас в спальне поставили, и пеленки есть, и всякое такое… ну… что маленькому нужно…

— Поезжай, доченька, — посоветовала и почему-то сразу прощально махнула рукой Маринина мать. — Пусть все по-людски будет.

Вслед за матерью согласно и чересчур часто закивал отец, а старшая сестра Нонна сказала:

— Соглашайся, сеструха! Если что, опять назад вернешься! А пока пусть папаша на младенца поработает! А то больно хорошо устроился! Пацана забабахал — а другим растить?

— Похоже, вы все уже за меня решили, — усмехнулась Марина.

— Я очень люблю тебя, — сказал вдруг Павел при всех.

Марина обвела глазами его родню. Аркадий Матвеевич по-прежнему смотрел на свои башмаки, Галина Павловна нервно кусала губы, с которых съела уже почти всю помаду. Братья Павла и муж сестры дипломатично отошли в сторонку и молча курили, а сестра Ирина высоким голосом сказала:

— А мы вам коляску отдадим, большую… Нашей Ниночке уже не нужна. Коляска еще совсем хорошая… Матрасик только поменять…

Марина, не говоря ни слова, осторожно взяла конверт с ребенком у отца и вручила его Павлу, у которого сразу так скривилось лицо, будто он собирался заплакать. Марина побыстрей отвела в сторону глаза.

— Ну… вот так-то лучше… — облегченно сказал отец, не зная, куда девать освободившиеся руки.

Все вокруг сразу повеселели, загомонили, стали знаками показывать водителям стоящих в стороне такси, чтобы подъезжали ближе. На квартиру Епифановых поехали на двух такси и белоснежной «Волге» Бориса, старшего из братьев Павла.

Марина, севшая на переднее сиденье одной из машин, в зеркало над лобовым стеклом то и дело ловила благодарные взгляды мужа. Он держал ребенка напряженными руками, трогательно прижимаясь к одеяльцу щекой. Утром, бреясь, он, видимо, неосторожным движением поранился, и кружевной уголок уже слегка запачкался кровью, так и сочащейся из ранки. Марина хотела было ободряюще улыбнуться Павлу, но потом раздумала. Кто знает, как у них пойдет дело. Может быть, она опять сбежит от него сегодня же ночью.

Посреди большой комнаты квартиры Епифановых стоял празднично накрытый стол. Марина удивленно остановилась в дверях. Интересно, что бы они делали со всей этой снедью, если бы она отказалась ехать к ним с ребенком? Справляли бы что-нибудь вроде тризны? Впрочем, чего уж теперь размышлять: приехала так приехала! Марина все так же молча опустилась на диван. Свекровь со свекром во главе с Ириной разворачивали на письменном столе ребенка. Малыш расплакался и, освободившись от пеленок, обмочил сразу всех склонившихся над ним взрослых, которые только рассмеялись от умиления. Павел стоял рядом и смотрел на голенького малыша испуганным взглядом. Нонна опустилась на диван рядом с Мариной и сказала: