Франсин Риверс - Алая нить Страница 3

— И Алекс согласился?

— Да, он согласился.

Ей, конечно, не понравилось ни одно из перечисленных условий, но она была так влюблена, что готова была согласиться с чем угодно, и отец знал это.

— Этот парень когда-нибудь разобьет твое сердце, Сьерра.

Теперь, спустя четырнадцать лет, именно это он и совершил.

Вытирая неустанно набегавшие слезы, Сьерра проехала мост над рекой Рашн и повернула направо.

Она понимала, что отец надеялся на постепенное охлаждение в их отношениях, которое непременно настало бы спустя какое-то время. Не знал он тогда Алекса, как не увидел и той решимости и безудержной напористости, которые были так свойственны натуре этого молодого человека. Алекс с отличием окончил среднюю школу и поступил в местный, с двухлетним сроком обучения, колледж в Санта-Розе. Сьерра хотела бросить школу и выйти за него замуж, чтобы работать и помогать ему оплачивать колледж, ведь это так романтично. Но идея была зарублена на корню. Алекс категорично заявил, что собирается получить образование только своими силами, и, естественно, он не хочет иметь в женах безграмотную дурочку. Он за полтора года справился с программой колледжа в Санта-Розе и поступил в Калифорнийский университет в Беркли, где выбрал бизнес-курс с углубленным изучением компьютерных технологий. Она же, в свою очередь, окончила школу и пошла на курсы секретарей, считая дни до получения Алексом диплома.

Как только Алекс вернулся в Хилдсбург, он нашел работу в компании «Хьюлетт-Паккард» в Санта-Розе, купил подержанную машину и снял небольшой одноэтажный домик в Виндзоре.

Когда они не смогли прийти к общему с родителями соглашению по поводу проведения свадебной церемонии, то сбежали в Рино, что, честно говоря, никому не принесло особой радости.

Они были женаты десять лет. Десять чудесных лет. Все это время она думала, что Алекс так же безмерно счастлив, как и она. Ее ни разу не посетило сомнение, и она никогда не задумывалась, что происходило в глубине его души. Почему она не понимала? Почему Алекс прямо и сразу же не сказал ей о своей неудовлетворенности?

Сьерра припарковала свою «хонду» на подъездной дорожке викторианского особняка на Мэтсен-стрит, моля Бога, чтобы мать оказалась дома. Мама всегда умела находить нужные в разговоре с отцом доводы и урезонивать его. Возможна, она и Сьерре поможет найти подходящие слова и уговорить Алекса отказаться от своих планов на их будущее.

Сьерра открыла входную дверь, вошла в холл.

— Мама?

Она закрыла за собой дверь и прошла по коридору на кухню. Чуть было не позвала отца, но вовремя одернула себя.

Острой болью в сердце отозвалось воспоминание о том позднем, в три часа ночи, звонке, раздавшемся в их с Алексом доме два года тому назад. Никогда — ни до того, ни после — ей не приходилось слышать такой голос матери.

— У твоего отца инфаркт, дорогая. «Скорая» уже здесь.

Они встретились у главной городской больницы Хилдсбурга, было уже поздно.

— Он жаловался на несварение этим утром, — потерянно сказала мама. — И плечо у него болело.

Сейчас Сьерра задержалась перед дверью в кабинет отца и заглянула туда, в безумной надежде увидеть его сидящим у своего рабочего стола и читающим в газете раздел, посвященный недвижимости. Она все еще скучала по отцу. Странно, но Алексу тоже его недоставало. После рождения Клэнтона и Каролины они с отцом сблизились: удивительно, но внуки сумели разрушить стену между ними. До рождения детей Сьерра и Алекс редко виделись с родителями. Отец Сьерры всегда находил какую-нибудь убедительную причину, чтобы не принять приглашение на обед. Родители Алекса поступали таким же образом.

Но все изменилось с того момента, как у нее начались схватки. Все как один приехали в больницу Кайзера в ночь, когда Сьерра рожала. Алекс поцеловал ее и предложил, смеясь, назвать их сына Миротворцем. Они остановились на имени Клэнтон Луис Мадрид, объединив имена обеих семей. Когда через год родилась Каролина Мария, Клэнтоны и семья Мадрид уже хорошо знали друг друга. Теперь у них был хороший повод для частых встреч. И, к своему удивлению, родители молодых людей обнаружили, что у них очень много общего, больше, чем они представляли.

— Мама?

Сьерра позвала вновь, не найдя никого на кухне. Она выглянула в окно, выходившее в сад, мать часто можно было застать за работой на заднем дворе. Там ее тоже не оказалось. «Бьюик-ригал» стоял на подъездной дорожке, так что, решила Сьерра, мама вряд ли уехала на одно из своих многочисленных благотворительных мероприятий или в церковь.

Сьерра вернулась назад по коридору к лестнице.

— Мама?

Может, мама решила вздремнуть? Сьерра заглянула в большую родительскую спальню. Яркий шерстяной плед был аккуратно сложен на кровати.

— Мама?

— Я на чердаке, дорогая. Поднимайся сюда.

В полном недоумении Сьерра прошла по коридору и стала подниматься по узкой лестнице.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Сьерра, как только переступила порог забитого вещами чердака. Небольшие мансардные окна были открыты. Легкий, нагретый солнцем ветерок освежал пыльное помещение. Частички пыли выплясывали в солнечных лучах. Пахло замшелой древностью и заброшенностью.

Чердак всегда пленял, зачаровывал Сьерру, и, как только она огляделась, все ее невзгоды мгновенно улетучились. Садовые стулья были сложены в дальнем углу. Прямо у двери стоял большой молочный бидон, из которого торчали старые зонтики, две тросточки и одна массивная изогнутая трость для прогулок. Плетеные корзинки разнообразных форм и размеров лежали на полке. Коробки с таинственным содержимым свалены грудой.

Сколько раз им с братом приходилось прибирать свои комнаты, сортировать, складывать в ящики, да и просто распихивать потерявшие свою функциональную значимость вещи по разным углам чердака? Когда бабушка и дедушка умерли, коробки из принадлежавшего им дома тоже поселились в этой сумрачной тишине. Повсюду валялись старые книги, чемоданы, коробки из-под посуды и столового серебра. Вешалка для шляп лежала в дальнем углу на обветшалом ковре, сплетенном руками прабабушки Сьерры. Чемодан со старыми платьями, в которые маленькую Сьерру наряжали в детстве, тоже все еще был здесь. Как и массивное овальное зеркало, которое отражало все этапы ее взросления.

Рядом, в вагоне красного игрушечного поезда брата, стояла дюжина картин в рамах. Картины были сложены вместе и прислонены к стене. Некоторые написаны маслом, над ними работал дедушка, когда вышел на пенсию. Другие представляли собой семейные портреты нескольких поколений. Банки с краской, оставшиеся после ремонта дома, сложены на полке, на случай если понадобится что-нибудь подкрасить. Одна книжная полка забита коробками из-под обуви, содержащими налоговые декларации и деловые отчеты за двадцать лет. На каждую коробку приклеены подписанные аккуратным почерком отца ярлыки. Старенькая, с облупившейся краской лошадка-качалка одиноко стояла в дальнем углу.