Наталья Калинина - Нечаянные грезы Страница 3

— Ты? Что случилось?

У Нины были безмятежно заспанные глаза.

— Случилось? Да, конечно, случилось. — Муся опустилась на холодный каменный пол и обхватила руками колени сестры. — Я влюбилась. Нинка, я… нет, я не влюбилась — я полюбила навечно. Если вы разлучите нас, я умру, понимаешь? Я просто угасну, сгину, превращусь в пыль. Это невозможно — жить без него, дышать без него, думать… Нинка, не трогайте нас, умоляю!

— Ты можешь внятно и по порядку? Ах ты Боже мой. Я сейчас вернусь. — Нина вскочила и метнулась к двери, над которой вспыхнула зеленая лампочка. — Не уходи. Я сейчас.

Прямо перед Мусей был стеклянный шкаф, полный баночек, пузырьков и прочих непонятных вещей. Он поблескивал с таким гордым самодовольством, что она с большим трудом сумела подавить в себе желание запустить в это наглое холодное сооружение табуреткой.

Нина вернулась почти бегом, что-то достала из шкафчика, бросила: «Я сейчас». Муся видела, как над дверью палаты напротив вспыхнула такая же требовательная лампочка. Она встала и, не оглядываясь, побрела в сторону выхода.

— Что ты здесь делаешь?

Галя схватила Мусю за плечи и крепко встряхнула.

— Заблудилась. Пусти.

Она резко высвободилась.

— Врешь. Неужели и ты на игле сидишь?

— Нет. А что это?.. Да, конечно, я знаю. Хотя я ничего не знаю. — Муся вдруг схватила Галину за шею и прошептала в самое ухо: — Скажи им, чтоб они меня не трогали. Иначе я… я не знаю, что случится.

— Ну-ка иди сюда. — Галя втолкнула Мусю в тускло освещенный чулан с грязным бельем, тихо прикрыла дверь. — Ты влипла, да? И сколько дней задержки? Да ты не трусь — сейчас есть такие лекарства, что можно обойтись без…

— Я очень хочу родить от него. Это было бы такое счастье. Наверное, это еще прекрасней, чем то, что у нас было. Хотя это было так волшебно! Боже мой, а я и не знала, что так бывает.

— Ты что, была с мужчиной в первый раз?

Муся едва заметно кивнула.

— Не говори Нинке, — зашептала Галя. — Матери обязательно проболтается, и тебя посадят на поводок. Я его знаю? Господи, да у тебя вся шея в кровоподтеках. Не мужики, а вампиры проклятые. Я сейчас принесу камфарный спирт.

— Не надо! — Муся схватила Галину за руку. — Мне нужно… мне нужно быть с ним каждую минуту. Как это сделать?

— Дуреха. — Галя завистливо вздохнула. — Они первые от нас устают. Мы еще продолжаем тащиться по их следу, а они уже расставляют силки для другой дичи. Поначалу все кажется так прекрасно и навечно, а потом… Погоди, куда же ты?

— Он сказал, что подъедет через двадцать минут. Прошло восемнадцать с половиной. Он решит, я убежала от него. Еще подумает, будто мне не понравилось это. Скажи Нинке, что я зашла… просто так. Что у меня как всегда все в порядке.

Галя закрыла глаза и жалко сморщила лицо.

— Куда ты? — тихо спросила она.

— Не знаю. Он говорит, мне нужно домой. Но я туда не хочу. Нет, я туда не поеду ни за что. Я лучше буду ночевать в парке на скамейке, только не домой. Я объясню ему, что мне нельзя домой… Да, ты знаешь, он привез Андрюшин дневник. Он отдаст его тебе. Он был другом твоего Андрюши. — Она вдруг повернула к Галине бледное лицо, таинственно светящееся в тусклом мерцании лампы дневного света, и спросила дрожащими от горячего сострадания губами: — Как ты смогла пережить Андрюшу?..

Муся выскочила за дверь прежде, чем Галя успела ей ответить. Темнота больничного коридора расступилась перед ней. Она видела впереди ослепительно белую «Волгу», которая уносила девушку с распущенными по плечам волосами и в не по возрасту открытом платье в звездные выси.

Вадим крепко стиснул запястье Муси и попытался заглянуть ей в глаза.

— Успокойся, Мария-Елена. Я сам поговорю с твоей мамой. Мы не можем уехать без ее разрешения.

— Но она ни за что не разрешит мне уехать. Я заранее знаю, что она скажет. Она скажет… Да, для нее это на самом деле позор. Еще какой. Вся школа будет говорить об этом. Потом и весь город. Мама умрет от стыда. Она так боится того, что о ней скажут.

Он наконец увидел ее глаза. В них было страдание.

— Я расскажу ей все как есть. Я уже, можно сказать, расстался с женой. Не развожусь только из-за сына. Но он уже совсем большой. Я разведусь с Аришей, и мы с тобой сразу поженимся. Ты хочешь этого, Мария-Елена?

— Да. — Она мечтательно закрыла глаза. — Тогда ты будешь со мной каждую секунду. Тогда мы будем с тобой вместе даже во сне.

— Но я служу в армии. Нас часто переводят на казарменное положение.

— Нет.

— Я не могу уйти из армии. Я люблю летать.

— Я тоже научусь летать. Мы будем летать вместе.

Муся сказала это очень серьезно.

— Милая моя… — Вадим нежно гладил кончиками пальцев ее волосы, брови, губы. — Да, ты будешь со мной даже в небе. Я знаю это наверняка. Ты будешь думать обо мне, ждать меня.

— Я не умею ждать. — Она резко повернулась, распахнула дверцу машины и сказала, обращаясь к покрытой цветами и травами равнине: — Ждать, терпеть, страдать… Зачем? Почему нельзя жить иначе?

Он обнял ее, привлек к себе.

— Не мы придумали все это, любовь моя.

— А кто?

— Все люди. Может, Бог.

— Я их ненавижу. И Бога тоже.

— Послушай, любовь моя, сейчас мы поедем к твоей маме и все ей расскажем. Она поймет — вот увидишь. Она не может не понять свою любимую дочку. Она ведь очень любит тебя, правда?

— Больше жизни, больше всего на свете. У нее нет никого, кроме меня. Это на самом деле так, потому что Нинка холодная.

Муся отвернулась и украдкой смахнула слезинку.

Вадим нахмурился, задумчиво покусал нижнюю губу.

— Но мы в любом случае не можем уехать без ее разрешения.

— А если она не разрешит?

Муся смотрела на него с такой надеждой.

— Разрешит. — Он решительно повернул ключ зажигания. Спросил, когда они подъезжали к дому: — А твой отец? Ты с ним поддерживаешь связь?

Муся ответила не сразу.

— Она мне запретила. Она сказала, что это будет предательством по отношению к ней. — Теперь Муся сидела прямо и смотрела, прищурившись, вперед. — Мне всегда не хватало отца, но я скрывала это от всех. Даже от самой себя. Отец меня понимал и жалел.

— Все будет в порядке. Вот увидишь. — Вадим решительно нажал на кнопку звонка. — У меня интуиция. Она еще ни разу меня не обманывала. Ни в небе, ни на земле. — Он крепко стиснул ее холодные пальцы. — Моя девочка. Моя маленькая любимая девочка. Я буду тебе отцом, мужем и всем, кем захочешь. Только верь мне, ладно?

Мария Лукьяновна с самого утра пыталась убедить себя в том, что ничего особенного не случилось, хотя сердце подсказывало ей обратное. Нина сказала, что Муся заходила к ней в больницу в без четверти одиннадцать, но ее как раз вызвали, а потому сестра передала через Галину Кривцову, что будет ночевать у своей подруги Насти Волоколамовой. Муся несколько раз в году ночевала у Насти. Мария Лукьяновна эту дружбу поощряла — Настя была умной, серьезной девочкой из хорошей интеллигентной семьи. Правда, Настина мама чересчур баловала дочку, но Волоколамовы вообще жили на широкую ногу.