Эшли Дьюал - Домой Не По Пути (СИ) Страница 3

Отстраняюсь и грозно свожу брови.

- Пиши мне, услышал? Я, может, никуда не уеду. Останусь тут на веки вечные, а ты все равно пиши. Даже из своего тура, даже потом, когда переедешь в Индиану в этот, как его, в Ивансвиль.

- Эвансвилл.

- Какая разница.

- Договорились. - Кивает он. Поправляет свернутую на локте мантию и глядит мне в глаза открыто, пронзительно и печально, как смотрят, когда прощаются, но когда не хотят уходить. Кори нервно усмехается. Нервно похлопывает меня по плечу. Нервно плетется к противоположному двору и глядит на меня через плечо. Ему до дома еще минут десять, но я уверена, что идти он будет медленно. Чтобы смотреть на меня как можно дольше. - И не вздумай рыдать, Реган! Услышала?

- Не дождешься, гаденыш! - Я уже кричу, потому что парень все дальше и дальше, а на глазах эти противные слезы. Черт. Порывисто смахиваю их и широко улыбаюсь. - Я не пророню ни слезы, ясно?

- Заметано!

Он машет мне рукой и скрывается за поворотом.

Пусто. Мне становится холодно и как-то странно. Я гляжу на светлую улицу, но я не вижу больше знакомых домов, знакомых лиц. Все кажется совсем чужим. Наверно, стоит идти домой, а ступни, словно врезались в землю. Я так и стою на повороте, глядя куда-то вдаль. Возможно, я жду, что Кори Гудмен вернется и обнимет меня еще раз, но вообще-то я знаю, что он так не сделает. Он слишком любит меня, а, значит, не захочет сделать мне больно. Умный гад, слишком хорошо меня знает.

ГЛАВА 2.

Сколько у вас любимых мест? Обычно их немного. А дом на вершине хит-парада.

Я свой дом терпеть не могу, благодаря двум факторам: мама и папа. Мать и отец - точнее, потому что трудно выговаривать "папа", когда он глядит на меня опьяневшими, красными от безумия глазами или, когда просит убраться из дома, или, когда недовольно выворачивает руки. С "мамой" проще. Она просто молчит, ну или просто орет. Во всяком случае, бить они меня никогда не била, поэтому мы с ней типа дружим. Отец мне отвесит пощечину, она закроет ладонями лицо, а потом мы сидим на кухне, и я слушаю, как же ей больно, хотя лицо у меня саднит, а не у нее.

Дом у нас небольшой. Вообще, он мог бы стать очень прикольным, уютным, и что там еще бывает с домами, в которых живут, а не выживают. Но у нас мало денег, и потому крыльцо разбито, а на ступеньках прогнившие трещины. Иногда по ночам, когда завывает ветер, я слышу симфонии Бетховена и прелюдии Шопена, хотя, конечно, ни Бетховена, ни Шопена ветер еще не научился играть достойно.

Почему-то когда я думаю о родителях, я вспоминаю школу. Друзей у меня всегда не было много, а в старший классах я полностью отгородилась от ребят, и не потому что не хотела с ними общаться, а потому что стыдилась своих предков. Да, очень часто, когда я возвращалась домой, я видела отца, разгуливающего по кварталу с липким от пота лицом. Его ноги заплетались, будто змеи, а изо рта вырывались дикие ругательства, которые он отпускал - смело и отважно - невидимым врагам и чьим-то теням. Он пил так много, что даже меня не узнавал, и когда я пыталась довести - донести - его до дома, отбивался и не щадил свое горло, разрывая воздух криками и бранью. Также я понимала, что будь у меня друг, я не смогла бы привести его к себе домой, ведь, кто знает, отец уже пьян или еще не дошел до нужной кондиции.

Что ж, в школе, как известно, мнение окружающих играет большую роль, потому-то я и закрылась в себе. Стала трудным подростком из не очень благополучной семьи, и если сначала я отталкивала людей, то потом они сами перестали со мной общаться.

В университете жить стало немного проще, потому что я, наконец, научилась жить самостоятельно, а не страдать фигней, вроде самобичевания и тотальной отчужденности. Так что я уверена, что Кори Гудмен вовремя появился в моей жизни и доказал, что даже у потерянных, отбитых социопатов есть возможность найти друга.

Я прохожу домой и облокачиваюсь спиной о закрытую дверь. Прикрываю глаза. Не люблю, когда меня называют нищебродкой - а в университете это практически было моим вторым именем - но глупо отрицать очевидное.

Знаете, я думаю, что у бедности есть запах. Бедность пахнет сыростью, алкоголем и потом. Бедные люди не в состоянии починить трубы, потому-то у них покрываются стены и потолки плесенью. Бедные люди не способны вынести на своих плечах трудности, лишь заглушают ор между висков крепкими напитками. Бедные люди живут так, словно время - их верный союзник, словно оно остановлено, а не течет с дикой скоростью. Они живут час, тогда как проходит несколько месяцев. Они живут день, тогда как проходят годы.

Вариться в этом соку без особого запаха трудно. И меня выворачивает наизнанку от того, как воняет вся моя одежда, как воняет моя комната, как воняет двор перед домом. Я знаю, кто я такая; знаю, кто моя семья. Хочу вырваться, но жизнь - подлая тварь - вертит передо мной задом и ржет до коликов, потому что мало трагедии в счастье. Ей интереснее наблюдать за тем, как бедный муравей корчится под безжалостной лупой.

Дома никого нет. Я недоуменно хмурю брови, а потом выдыхаю, потому что как бы паршиво не было, дышать все равно приходится. Наверно, в этом и есть вся суть - дышать тогда, когда дышать больно. А люди ищут великий смысл. Возможно, в жизни вообще нет смысла. А за смысл нужно принять то, что нам в определенный момент нужно. Блин, даже смешно как-то. Спросите меня: в чем смысл жизни? И я вам отвечу: в том, чтобы дожить до завтра. И так каждый день. Не глобально как-то, верно?

Я стягиваю кроссовки и бросаю мантию на скрипучий стул. Плетусь на кухню, то и дело, оглядываясь по сторонам. Предков нет, надеюсь, они и не вернутся. Ушли за пивом и позабыли путь домой, вот такую бы историю я прочитала. Знаю, паршиво так говорить о тех, кто меня вырасти и все такое... Но трудно нормально относиться к родителям, когда они не хотят нормально относиться ко мне, да? Возможно, в детстве еще прощаешь всякие глупости, не замечаешь очевидных вещей. Но сейчас глупо закрывать глаза. Тогда я стану не просто жалкой, но и тупой. Да, предки играют роль в моей жизни, большую роль, но не хорошую, к сожалению. Они, скорей, вечные антагонисты.

Наливаю себе стакан воды и принимаюсь жарить яичницу. На кухне становится тут же душно, а запах поднимает жирный, будто я не яйца на сковородке жарю, а плескаюсь маслом в разные стороны. Я и не знала, что так проголодалась. Набрасываюсь на обед, как ненормальная и смотрю дешевое шоу по телеку, пачкая пульт жирными пальцами. Как бы на самом деле, если честно, иногда я понимаю, что хочу многого. Жалуюсь на то, что мои предки неотесанные алкоголики, тогда как сама похожа на их отпрыска по всем пунктам. Но в глубине души я убеждаю себя, что я еще не потеряна. В конце концов, Кори дружит со мной, хотя живет в чудесной семье. Его родители - оба доктора. Получают кучу денег, но он все равно не ворочал нос и не относился ко мне предвзято. Может, конечно, просто он такой человек. А, может, и я еще не свалилась на дно той самой общественной ямы, о которой мне рассказывала деканша.