Алина Политова - Любовь как биография (СИ) Страница 3

Лето закончилось, когда я вообще уже не знала что делать и как расхлебывать эту кашу с любовью, которая меня утомила. Иногда даже такая чудесная штука как лето кончается вовремя. Мы разъехались по разным городам, обменявшись адресами. Потом был год активной детской переписки. Писали о школьных делах, о друзьях, о прошедшем лете. Надо заметить, разлука снова вернула в мое сердце любовь. В тот год я постоянно думала о Коле. Просто вот ходила, и все время у меня в мыслях был он. Я придумала код, которым мы писали письма, и расшифровать их можно было только с помощью ключа, который был только у нас двоих. Однажды он написал мне кодом «Я тебя люблю». Письмо обожгло мне руки. Код я знала почти наизусть, мне даже не требовался ключ, чтобы понять, что он написал. Я порвала письмо и выбросила. И не написала ответ. Это был конец нашей любви. Я больше ничего не хотела. Потом я сказала ему, что не получала никакого письма.

Так закончился мой первый роман. На следующее лето все изменилось. У меня появилась другая компания. Кольку я просто не могла видеть. Я ненавидела его! Или это было какое-то другое чувство, ведь ненависть тесно связана с любовью. У меня же никакой любви не осталось. Видя его, я испытывала стойкое желание куда-нибудь убежать. А говорить с ним — это было просто мучение, выше моих сил. При встрече прятала глаза, что-то лепетала, сутулила плечи, желая стать невидимкой… мне было стыдно за то, что я его любила. Перед самой собой.

Потом подобная вещь со мной приключалась еще много раз. Как только понравившийся парень начинал со мной встречаться, меня будто отвращало от него. Я могла любить лишь на расстоянии, лишь недоступный объект. Не знаю, случалось ли такое с другими девчонками или со мной было что-то не так. Взаимность становилась слишком тяжкой ношей, я не могла ее вынести.

ЗЫБКАЯ ПОЧВА

В тот год мое сердце было разбито. По-настоящему разбито. Все, что раньше — детские шалости и смех. д'Артаньян, который не стал моим папой, хотя я страстно желала этого. Мой детский жених Лешка, пописавший на меня в семь лет, выделываясь перед своей новой подружкой, и не убитый лишь потому, что я не смогла его догнать. Колька, который похабно издевался надо мной в ответ на мои любовные признания. Все это не ранило, а лишь слегка царапало. Но то, что произошло в четырнадцать — заставило меня по-настоящему страдать. И мне так жаль себя — ту. Даже сейчас.

Новая любовь приключилась со мной все в той же деревне. В городе в четырнадцать лет ты еще ребенок. Можно влюбляться в киноактеров, но в саму тебя еще никто не влюбляется. Во всяком случае, явно. В деревне же четырнадцатилетние часто уже работают, помогая родителям, получают зарплату и считаются вполне взрослыми людьми.

Я пропустила одно лето, провела его в Севастополе, поэтому, приехав в деревню, была поражена, насколько все изменилось. Компании моих пацанов больше не было. Никто не играл в войнушку и не строил «штабов». Никто не гонял на великах. Вся приезжая молодежь, начиная с четырнадцати лет, развлекалась тем, что по вечерам ходила в клуб на танцы, а днем помогала бабкам в огороде. Я прибилась к своей троюродной сестре Иринке и ее подружкам — толстой Ольге и Ксюхе. Теперь они стали моей компанией. И хотя чувствовала я себя среди них не очень-то уютно, я стала изображать изо всех сил дружелюбие и веселость, дабы они приняли меня к себе, и мне не пришлось слоняться в одиночестве, когда вокруг такой движ. У всех девчонок были сиськи, поэтому хоть в этом я больше не испытывала комплексов. У моей сестры Ирки сиськи выросли даже больше чем у меня, что не могло не радовать, ведь за пару лет они отрасли у меня изрядно.

Ирка была маленькой, круглолицей москвичкой с модной короткой стрижкой. Скорее миленькой, чем симпатичной. Оля интересная на лицо, но толстая. И, как и Ирка, очень веселая и заводная. У Ксюхи лицо казалось странным, какой-то дефект нижней челюсти. Она была старше нас на пару лет и девчонки ее уважали. Посмотрев на девчонок, я решила, что в этой компании главной красоткой буду я. Даже не смотря на мою стеснительность и полную неспособность к кокетству. Как нескромно!

В первый же вечер мы пошли в клуб. Через несколько лет клубами начали называть пафосные городские заведения, и это вмиг стало модным словечком. В наше же время название клубов носили исключительно деревенские дома культуры, где на верхнем этаже неизменно располагалась библиотека, а на нижнем большое фойе с агитплакатами и кинозал. Вечером в кинозале сдвигались все сидения к стенам, освобождая в центре пятачок для танцев. На сцену ставили мелькающие разноцветные фонари и включали модную музыку. Обычно музыка была одна и та же, поэтому даже самые унылые немодные песни через пару недель становились местными хитами.

Если вы никогда не проводили лето в деревне и не ходили в клуб, вы многое потеряли. Ни одно модное городское заведение не доставляло мне такой мистической радости, как те ежевечерние летние походы на танцы. Это было целое священнодействие! Вот ты идешь с подружками по темной главной улице, вся полная радостного предвкушения. Со всех сторон на дорогу подтягивается небольшими стайками молодежь. Ты всех знаешь, и тебя все знают, даже если вы не перекинулись ни разу парой слов. Все шутят, смеются, что-то кричат, здороваются друг с другом. В центре деревни, на большой площади, засаженной высокими кустами декоративного шиповника, уже приветственно светится аквариум клуба. Раздается приглушенная музыка из кинозала. На парапете курят парни. Ты с волнением ищешь глазами силуэт того, кто тебе бесконечно нравится! Его нет. Но может он придет позже? Волнующее ожидание. В темном зале девчонки танцуют, став в кружок. Светомузыка бьет в глаза, знакомые песни, знакомые лица. Ты постоянно бросаешь взгляды на дверь — когда он придет? Заглянет в зал, разыскивая тебя. Или кого-то другого. Парни входят в зал, садятся на сидения и смотрят на девчонок. Ты танцуешь и знаешь, что все на тебя смотрят. Иногда вы с девчонками выскакиваете покурить в кустах возле клуба — ведь девушки не курят у всех на виду! Обмениваетесь местными сплетнями. Кто, с кем, что сказал, что сделал. Все это так волнующе и интересно! Никаких взрослых ворчливых теток, никто за тобой не смотрит, родители давно спят. Это время молодежи! Потом, часам к двенадцати, клуб закрывают, и публика высыпает на аллею. Уже совсем темно, фонарей нет. Видно только силуэты, трудно узнать, кто есть кто. Гул голосов в тишине. Дальнейшие планы на ночь зависят только от этого момента, когда все стоят и разбиваются на компании. Заранее никто ни о чем не договаривается. У тебя есть шанс грустно плестись домой в одиночестве, если тот, кого ты ждешь, не возьмет тебя за руку и не скажет — ну что, пошли? Или если твои подружки уйдут с какими-нибудь парнями, а ты будешь лишней. Всякое может случиться, верно? И этот момент неопределенности — он тоже доставляет мазохистское удовольствие. Потом все разбредаются по деревне, разбившись на пары или большие компании. Кто идет в детский сад на веранды болтать, обниматься и слушать анекдоты весельчака Генки. Кто воровать яблоки в чужом саду, хотя в своем их полно и они сгнивают, никому не нужные. Но воровать яблоки — это же забава! Парочки постарше уходят к кому-нибудь домой, заниматься известными вещами. До самого рассвета парни и девушки бродят по деревне, кипят самые настоящие страсти, ведутся самые тайные разговоры, рождаются сплетни и новые любовные истории… Но все это я поняла потом, позже. Первые же вечер в клубе оказался для меня шоком.