Наталья Нестерова - Кошки-мышки Страница 30

Перед свадьбой Максим мне сказал:

— Знала бы ты, как мне брачные вериги напяливать не хочется.

— Так не женись, — обиделась я.

— Не ценишь жертвы. Только ради тебя. Пред алтарем, который, правда, выглядит письменным столом, а священник — сладкоречивая тетка, — я дам слово, которое не нарушу никогда. Сяду в клетку и проведу в ней оставшуюся жизнь.

— Никто не неволит, — продолжала дуться я.

— Неволит чувство, — щелкнул меня по носу.

— Любви ко мне? — оттаяла я.

— И любви тоже.

— А чего же еще? — снова насупилась.

— Что такую смешную девчонку заграбастает другой проходимец.

— Обращаю внимание: ты назвал себя проходимцем. И насчет клетки мне не нравится. Вовсе не собираюсь тебя держать как льва в зоопарке.

— Да и не получилось бы. Забудь про зоопарк. Клетка не снаружи, а внутри меня. И она желанна.

— Тогда почему рефлексируешь?

— Уж и поныть брачующемуся нельзя? — сменил серьезный тон на дурашливый. — Кто жениха пожалеет? Все почему-то только поздравляют. Включая тех, для кого брак хуже геенны огненной.

Что могло заставить Макса нарушить данное слово? Ничего не могло… Кроме… кроме глупого подозрения в моей измене. Точно! И он решил действовать по схеме: бей первым, Фреди!

Рухнув на подушку, найдя правильный, как мне казалось, ответ, я успокоилась. Да и устала от ночных диалогов. Только задремала, как друг-враг будильник заставил подниматься.

Бессонная ночь никого не красит.

— Видок у тебя, — сказала тетя Даша, которая уже сидела на кухне и прихлебывала чай.

«На себя посмотрите, — хотелось ответить, — престарелая помпадурша в бигудях».

Но я только поздоровалась:

— Доброе утро!

— Доброе! Садись, ешь кашу. — Она пододвинула мне тарелку с овсянкой.

— Спасибо, но я ее с детства не перевариваю. И утром только кофе пью.

— Язву хочешь заработать? Ну давай, — взяла ложку, зачерпнула кашу и стала тыкать мне в рот: — за папу, за маму, за мужа…

Отшатнувшись, я замотала головой:

— И не пытайтесь! В меня даже любимые бабушки не могли втолкнуть овсянку.

— Ладно, — неожиданно быстро смирилась с поражением тетя Даша. — У меня к тебе дело. Свяжись с троллейбусным парком и узнай, по какой цене водителям троллейбусов выдают проездные билеты.

— Каких троллейбусов? — не поняла я.

— Обычных, рогатых, номер маршрута значения, думаю, не имеет, но мы ехали на четырнадцатом.

— Зачем вам?

Тетя Даша покачала головой, вздохнула тяжело, словно я была тупой ученицей, которой приходится все разжевывать.

— Вчера мы с Виктором Петровичем ехали на троллейбусе. Он, как пенсионер и москвич, бесплатно. А мне не положено, потому что питерская пенсионерка. Безобразие! Российский пенсионер и в Африке пенсионер. Это безобразие номер один. Мне пришлось покупать билет у водителя. За двадцать пять рублей! В киоске на остановке билет стоит семнадцать. Это безобразие номер два. Едем-едем, вдруг он тормозит, выскакивает, подбегает к киоску…

— Кто?

— Да водитель же! Купил целую стопку билетов. Безобразие номер три.

Я таращила на тетушку глаза в бессильной попытке понять действия водителя и, главное, при чем здесь я.

— Не догоняешь, как говорит мой внук Вася. Хороший мальчик, упитанный. Водитель почем купил проездные? По семнадцать. За сколько продал? За двадцать пять. С каждого пассажира восемь рублей навара.

— И вы хотите, чтобы я…

— Связалась с парком, выяснила порядок выдачи водителям билетов.

— А дальше?

— Наверняка вскроются нарушения.

— И?

— Будем разоблачать.

— Тетя Даша! — заикалась я от возмущения. — Вы… что… думаете? Мне… делать… больше… нечего? Кроме как выводить на чистую воду прощелыг-водителей троллейбусов? Я, по-вашему, глупостями занимаюсь?

Резко поднялась и пошла из кухни. Возможно, тетя Даша услышала мои последние слова, хотя я процедила их сквозь зубы:

— Сон на бигудях вызывает тягу к подвигам.

Тетушка обиделась. Сидела, надувшись, пока я собиралась на работу, сновала из ванной в комнату. Но у стариков, как у детей, память на обиды короткая.

Выползла в прихожую, где я надевала пальто.

— Только узнай факты, — попросила тетушка, — а потом я напишу в газету или позвоню на радио. Я часто на радио звоню.

— Ваша гражданская позиция, — чмокнула я ее в щеку, — достойна восхищения. Не закрывайте, пожалуйста, вечером дверь на засов.

На юбилей фирмы хозтоваров «Ларчик» я не пошла бы, если бы не возможность увидеть там Назара. «Ларчик» был дохлой лошадью. Менеджерскую байку о дохлой лошади мне рассказал Максим.

Любой индеец знает: если вы обнаружили, что скачете на дохлой лошади, то следует с нее спрыгнуть. В бизнесе подчас другие стратегии. Умные головы предлагают выход из кризиса, а «наездник» следует их советам. Покупает более суровую плеть, создает комитет по изучению лошади, организует посещение других организаций, чтобы перенять опыт скачек на дохлых лошадях, нанимает специалистов по диете для дохлых лошадей, приобретает других дохлых лошадей для упряжки и так далее. Специалисты по дохлым лошадям получают неплохие деньги, пока скелет кобылы не рассыплется на кости.

Хозяин «Ларчика» когда-то начинал очень хорошо, а нынче уже пять магазинов закрыл, его региональная сеть не сегодня завтра рухнет. Из последних сил владелец «Ларчика» не дает себя поглотить конкурентам, и напрасно, потеряет оставшееся. Для создания бизнеса, первого рывка требуются одни навыки, способности, умения, талант, для длительного процветания бизнеса — другие. Владелец «Ларчика» первыми обладал, а вторых не имел. Свою дохлую лошадь принимал за резвого скакуна, который чуть захромал.

По тому, сколько народу пришло и бродило у скудно по нынешним купеческим временам накрытых столов, можно было судить, что на «Ларчике» поставили крест. Из журналистов — второстепенные, ни строчки не напишут, заявились поесть и выпить на дармовщину. Из первых лиц отрасли, чиновников — никого. Мелкие сошки снуют в полупустом зале. На серьезных мероприятиях они — только фон для солидных персон. И «среднего класса», вроде меня, негусто. Те, кто пришел, имеют конкретную цель, никак не связанную с желанием выразить почтение Ларчику (прозвище хозяина «Ларчика»). Перекинуться сплетнями с коллегами, прощупать почву под ногами у конкурентов, разведать, не хотят ли кого из специалистов переманить на бульшую зарплату и высокую должность — мало ли поводов. Только у меня он не имел ничего общего с работой. Мне хотелось увидеть Назара. Он начинал в «Ларчике». Вовремя учуял, что «конь» подает признаки дохлости, и перепрыгнул в другую компанию. «Ларчик слишком просто открывается», — говорил мне Назар. Но по-человечески был признателен первому учителю и благодетелю от бизнеса. Не прийти Назар не мог.