Эгоист (СИ) - Майер Жасмин Страница 30

— Он по-прежнему держит половину Туниса за яйца.

— Наши как раз пытаются это исправить, Бекхэм. Если ты не будешь гнать коней, то все разрешится само.

Пока американцы будут «пытаться это исправить», я могу подняться в небо еще не раз и не два. Насколько я знаю, они уже давно «пытаются». Что им еще минус одна жизнь, когда они думают о миллионах.

— Я тебя понял. Мне нужен британский паспорт.

Американец только покачал головой, скривившись, посмотрел на солнце в зените.

— Даже не верится, что ночью лило, — вздохнул он. — Как знаешь, Бекхэм. Но твой фатализм тебя и погубит. Приведи ее в тень под навес.

Американец направился к выгоревшему на солнце тенту сбоку от магазина, натянутому над двумя пластиковыми столами и стульями. Вечером тунисцы курят под ним кальян и пьют свой сладкий кофе, пока на подвешенном под крышей телевизоре идут футбольные матчи. Скоро «Чемпионат Мира», а тунисцы, как и все арабы, отъявленные болельщики.

Смотрю на Элен через стекло и киваю, когда она все-таки перехватывает мой взгляд. Она нехотя выходит и все так же молча идет следом.

— Еще не доела? — лучезарно улыбается ей Американец. — Говорил же, надо шоколадное брать. Оно вкуснее. Поможешь мне, Элен?

— С чем? — живо реагирует она.

— Жена у меня ревнивая и не верит, что я здесь совершенно один, — врет он, и глазом не моргнув. — Встань рядом с Бекхэмом, пожалуйста. Я сфоткаю вас и отправлю фотку.

Легенда, конечно, на двоечку. Татуированный с головы до ног, и огромный, как медведь, Американец с этим голодным блеском в глазах даже близко не выглядит преданным женатиком.

Чтобы быстрее покончить с этим, притягиваю к себе Элен за талию. Она вздрагивает и косится на меня. Да блять. Теперь мы выглядим как похититель и испуганная жертва.

Американец это тоже видит.

— Эй, Элен? Хочешь расскажу, как он получил свою кличку?

— Бекхэм? — удивляется она. — Хочу.

Не глядя, американец выхватывает из многочисленных карманов шорт телефон и практически незаметно делает пару пробных снимков на бесшумном режиме, пока Элен внимательно и расслаблено смотрит на него.

— В общем, как-то давно нам надо было скоротать время, а всем уже осточертел баскетбол, а объяснить британцу правила бейсбола — нереально, поэтому мы решили сыграть в этот ваш… европейский футбол. Ногами. Только начали, а к нам на шум стали сбегаться мальчишки. И вот мы-то, американцы, в правилах не особо, мяч в ногах путается, а Джек нас так лихо обходит, одного, второго. Мальцы гроздями на заборе висели и кто-то из них как крикнут: «Go Beckham! Go!» Они как раз накануне видели его по телевизору, а тут же все просто помешаны на футболе. Естественно, пока мы ржали и предлагали ему тут свою детскую академию футбола открыть, он нас разделал под орех. Ну, вот с тех пор и повелось.

Поразительно, как ему удалось избежать острых деталей.

Это было в Каире, когда вместе с его другим другом из Америки мы ждали партию кокаина, но по итогу нам подсунули какой-то мел и пришлось удирать из-за облавы через Сахару. Потом пережидали песчаную бурю в Ливии, где и продали половину груза, лишь бы поскорее избавиться.

Я не помнил детей, не помнил тот день или игру в футбол, только то, что еще долго после этого у меня на зубах скрипел песок и что это был мой последний рейс за порошком.

Потом я перешел на пушки.

А после… оказался в Тунисе.

Но Элен всего этого не знает. Впервые со вчерашнего вечера она снова смотрит на меня с улыбкой.

Мороженое тает, капая на ее пальцы, и она быстро, не задумываясь о том, что делает, облизывает верхушку, не сводя с меня взгляда.

А мне чуть не сносит крышу прямо тут при виде этого мелькнувшего острого языка, приоткрытых губ, в которых исчезает мороженое, и ее наивно-распахнутых глаз.

— Ну все, теперь моей жене точно должно хватить доказательств, — тут же реагирует Американец. — До связи, Бекхэм. Подумай над моими словами. Хотя бы постарайся.

Он ныряет обратно в пекло, и вскоре я слышу рев байка. А после только оглушающая тишина, и мой собственный рваный пульс в ушах.

Я не помню обратную дорогу. Не помню ничего до момента, когда ее рука оказывается в моей руке.

И единственное, что я знаю в этот момент и что имеет значение — это то, что я хочу ее.

Впервые в жизни мне мало. Ее прикосновений, поцелуев, вкуса и стонов. Мало несчастных трех раз, что были, но с ней, кажется, и тридцати трех раз не хватит. Всегда будет мало.

Никого и никогда до нее я не хотел так сильно, что аж больно. И дело не только в сексе.

Хочу вместе с ней спать и просыпаться, ведь только рядом с ней я сегодня впервые выспался. Хочу вот так ехать на край света, пусть даже она и молчит при этом. Хочу касаться ее в любой момент, случайно, специально и потому что в целом мире я — единственный мужчина, которому это позволено. Хочу кусать, облизывать и целовать. Отдавать больше, чем брать. Почти во всем именно она моя — «впервые в жизни». Нормальные отношения у меня были так давно, что как будто и не со мной.

Ее стоны — мой воздух во время жадных поцелуев и резких глубоких толчков. Конечно, я сверху. А ее идеальные ноги наконец-то на моих плечах.

Как я и говорил, это…

Действительно.

Охрененно.

Глава 24. Элен

Пустыня простиралась по обе стороны от машины, а ровное полотно дороги бежало к горизонту. Мы выписались из отеля на следующее же утро и продолжили наш путь на юг. На этот раз почти без остановок. За день пронзительно-яркое небо сменило несколько оттенков синего, пока красный диск солнца не закатился за покатые вершины древних гор, цвета жженого сахара.

Хотелось, чтобы дорога никогда не заканчивалась, но к вечеру мы достигли округа Матмата и въехали в берберский город. Машина покружила по дорогам, а после замерла перед синими воротами.

Фары выхватили из чернильной ночи не подсвеченную вывеску отеля «Сиди Дрисс». На стене ниже приписку от руки: «Дом Люка, Татуин».

— Это культовое место для фанатов саги?

— Ага.

— Думаешь, там будут свободные номера?

Джек хмыкнул.

— Полно. И сейчас поймешь, почему туристы предпочитают только бродить по «Сиди Дрисс», как по музею, но редко кто останавливается здесь на ночь.

Было уже достаточно темно, вдали хрипло гавкали собаки. Только на горизонте у подножия гор ярко светился, кажется, еще один отель. Белые высокие стены издали напоминали крепость.

— Что там?

— Отель шейха Амани. А вот там, — Джек указал левее, — его личный аэродром.

Я проследила за его рукой. От того, каким голосом это было сказано, моя кровь словно превратилась в кислоту.

Джек вышел первым и раньше, чем я успела тоже выбраться наружу, распахнул мою дверцу и протянул мне руку. Этот джентльменский жест был столь нехарактерным для того Джека Картера, которого я знала, что я прошептала:

— Ты меня пугаешь.

— Я знаю, — отозвался он.

Держа меня за руку, по широкой вытоптанной тропинке Картер дошел до ворот и постучал. Нам открыли почти мгновенно, и шумный араб перешел на плохой английский, горячо нас приветствуя.

Так и не выпуская моей руки, Картер повел меня дальше, мимо привычных одноэтажных строений, и замер только перед огромной ямой, похожей на жуткий бездонный колодец. Я знала, что берберы живут в подобных подземных домах, но никогда еще не видела их воочию.

Араб, открывший нам, что-то зычно крикнул на арабском куда-то вниз, и, спустя мгновение, вспыхнули десятки желтых лампочек, развешанных как гирлянды по стенам земляного дома.

В памяти невольно всплывали, кажется, все мифы о подземных царствах, какие я только знала. Джек отлично вписывался в компанию всех этих подземных соблазнителей. Да что там, он мог их даже возглавить.

Возможно, днем бедное убранство берберского дома и бросалось в глаза, но ночью — это казалось почти сказкой.

Утоптанные земляные ступени по стене спиралью спускались вниз, к такому же утоптанному полу. Потолком просторному холлу отеля служило звездное небо. Номера, словно гнезда ласточек, чернели прямо в песочных стенах «колодца».