Манкая (СИ) - Шубникова Лариса Страница 30

Тихонько достал телефон, сфоткал спящего Даву и отослал изображение Юльке. Она откликнулась сразу, будто того и ждала.

Юля:

«Давид жив?»

Митька:

«Дышит. Бери зубную пасту и айда в курилку. Знаешь где это?»

Юля:

«Знаю. А пасту зачем?»

Митька:

«Приходи и узнаешь»

Вышел за дверь курилки стал ждать Юльку. В том, что она придет Митя не сомневался. И пришла ведь. Стоит, в руках тюбик с зубной пастой, а в глазах и растерянность и интерес.

— Только тихо, — Митя приоткрыл дверь и показал Юльке спящего соседа.

Дава уснул прямо в очках и сейчас смотрелся очень беззащитным и спокойным.

— А паста зачем?

— Ты в лагере что ли никогда не была?

— Никогда.

— Жуть. Ладно, учись, пока я жив, — Митя взял пасту из рук Юльки и направился к Даве.

Поманил соседку за собой и та, привлеченная хитрым блеском в глазах ярославского кавалергарда, потянулась следом, недоумевая, что же он с пастой делать станет?

Митька выдавил жгут белой субстанции прямо на окуляр Давы. Второй окуляр тоже замазал и отступил на шаг. Вернул пасту москвичке и прошептал.

— Сейчас доставай телефон и снимай видео. И да, Юль, я громко крикну, ты не пугайся. Готова? Ок. Включай камеру. — Митька дождался кивка Юли и гаркнул. — Ррррота подъем!!!

Юлька, все же дернулась от громкого командного вопля Митьки, но видео запустила. А Дава….

Бедный Гойцман! Он подскочил с вертикальным взлётом с диванчика и обалдело крутил головой. Очки, замазанные зубной пастой, не давали ему узреть что вокруг творится. Спросонок, парень не смог определить, что мешает его глазам видеть, и нелепо взмахнул руками, а потом, как и положено, схватился за очки. Выпачкал руки в чем-то липком, смахнул окуляры с глаз и офигел.

Юля, хоть и была ангелом, со слов Давы, но смеялась громко. Да, над парнем подшутили, но это было так забавно, что удержаться она просто не смогла. Митя, угорал в углу. А Давид начал понимать, что происходит, вошел в разум и разразился длинной тирадой на иврите. Примерный смысл сказанного — идиоты, уроды, пасть порву.

— Офигели? В детство впали?! Чучелы! — Даву было не унять, впрочем, как и Юльку с Митей.

Хохот, брань и все по кругу и снова.

Когда слегка успокоились, Дава хмыкнул, и сам засмеялся, чем и спровоцировал новый приступ ржачки: незатейливой и «от души». Потом посмотрели видео и усмеялись до слез. Втроем сидели на диванчике и крутили забавный ролик, пока Юлька не взмолилась о пощаде:

— Я не могу больше… Ух…

— Шизофреники. За что? Весь в пасте, — Дава пытался очистить руки и одежду от мятного безобразия.

— А не фиг засыпать где ни попадя, Дава! Серьезно, как в голову-то пришло уснуть на черной лестнице? Устал?

— Проект один закончил. Думал, кони двину. Выжил. Ну, заснул и заснул. Можно было просто разбудить. Так, нет! Пасту приволокли. Откуда мысль такая идиотская, а? — ругался Дава на Юльку, но счастлив был ее улыбкой, обращенной к нему мордашкой и просто нежданной встречей с ней.

— Прости меня, Давид. Я не думала, что будет такой эффект от обычной пасты. Я больше так не буду, — Юля ткнулась головой в плечо давнего друга.

А Митьке вот это совсем не понравилось. Напасть московская взяла всю вину на себя, а теперь вот голову на плечо Давы склонила.

— Она тут ни при чем. Пасту, правда, принесла, но понятия не имела, что с ней делать. Дава, она даже в лагерь не ездила. Ты-то хоть бывал там?

Давай кивнул аккуратно, опасаясь спугнуть Юльку с плеча.

— А в лагере всегда так? — Юлька все же подняла голову и уставилась на Митю. — Наверно, весело.

— Ага, очень.

— Я бы так не сказал. Вот меня, например, все время мазали пастой, лишали шнурков и нижнего белья. Зато девочки меня любили и жалели. Столько карамелек я в жизни не ел.

И начали парни наперебой рассказывать Юленьке о своих подвигах и провалах в лагерях. Время к трем, а они все сидели и болтали. Потом подорвались, конечно, и пошустрили по квартирам. Дава простился, и ушел в дом, а Митя с Юлей остались.

— Кулебяка знатная получилась, Юль. Я съел всю.

— Правда? Спасибо.

— Тебе спасибо, однако, не мне.

— Мне пора. Утром нужно по делам. И тебе отдыхать пора, Митя. Ты уставшим выглядишь.

Широкову было совершенно плевать на усталость:

— Чаю? Кофе?

— Нет.

— Почему? Полчаса и разойдемся.

Юлька задумалась и лицом погрустнела;

— Я не могу ходить к тебе вот так запросто. Не могу и не стану. Это может быть неверно истолковано. Я рада общению с тобой, но не наедине. Митя, это неправильно.

— А что в этом неправильного? — ну, говорил из чистого упрямства, зная, что неправильно, но не желая принимать ее отказ.

— Всё. Кирилл может неверно понять наши встречи, а я не хочу делать ему больно.

Вот тут бы взять Широкову и бомбануть по Кириллу, рассказать Юльке то, о чем поведал ему Дава вчерашней ночью, но он, как и Юлька, не хотел делать больно.

— Ты нравишься мне. Поняла уже, наверно. Но и я кое-что понял. Я тебе не безразличен, Юль. — После его слов девушка дернулась и голову опустила. — Не бойся, я не стану давить на тебя. Прошу только об одном, себе не лги. Мне можешь, а себе не смей.

— Давай прекратим этот разговор. Пожалуйста, — и развернулась к своей двери.

Уйдет! Сейчас она уйдет и больше никогда на меня не посмотрит! Эти кошмарные мысли завертелись в голове Митькиной и его принакрыло. Не слишком хорошо контролируя себя, он шагнул вслед за Юлей и схватил за руку и развернул к себе. Обнял и заставил смотреть прямо в глаза. Просто прихватил ее за шею и удержал.

— Чего ты хочешь? — снова этот сложный вопрос. — Просто подумай, не отвечай сейчас, ладно?

— Отпусти.

— Обещай, что подумаешь и ответишь мне.

— Митя, отпусти!

Не отпустил, прижал крепче:

— Обещай! Дай слово и отпущу.

Юлька дернулась, но куда там…сильный же парень.

— Обещаю. Я обещаю! Отпусти!

Отпустил, руки повесил и плечи согнул. Смотрел, как бежит она и прячется в своем доме. В том, в котором ждал ее муж.

Широков постоял бездумно еще с минуту и зашел в квартиру. Нет, он не впал в бешенство, маразм или апатию. Не тот мужик. Он прекрасно знал, что Юлька скажет именно так и никак иначе. Если честно, он и сам был с ней согласен. «Неправильно»! Все, что позволил себе Широков было неправильным. Но, это никоим образом не повиляло на его решение отбить Юльку у Кирочки или сделать ее вдовой. Собственно, дело-то даже не в том, что Митька упрям и не привык отступать. Просто он очень сильно влюбился. Ну, бывает… Чего уж теперь-то?

Скажи ему Юлька, вот прямо там на лестнице, что он ей безразличен, не нужен, Митька бы подумав, не желая ранить Юльку, может и отступил бы. Продал квартиру, уехал подальше, перетерпел и пережил горе свое, но она не сказала. Стало быть, он верно приметил ее интерес к себе, да и слова мадам Шульц никак нельзя было выкинуть в окошко. Да кого обманывать-то? Никуда он не отступит! Влип по полной… А любовь штука страшная.

Митька все же уснул. Тяжелый день и сложная ситуация свалили его, но не уничтожили. Поэтому, следующим днем, он бодренько вскочил, собрался и пошел на работу. Уже перед дверью подъезда застало его Юлькино сообщение.

Юля:

«Митя, добрый день. Ты еще дома?»

Митя:

«Привет, Юль. Вот только на улицу вышел. Что ты хотела? Мне вернуться?»

Юля:

«Нет. Я в проулке, между сквером и магазином. Можешь мне уделить пять минут? Если нет, я подожду, когда освободишься. Просто напиши мне во сколько»

Митя:

«Стой на месте и никуда не уходи. Бегу»

И действительно, побежал. Классический забег клинически влюбленного мужика. С юзами, расталкиванием редких прохожих и распугиванием голубей! Он притормозил только тогда, когда увидел Юльку. Она, действительно, пряталась в проулке, только ее новая белая шапочка была хорошо видна Митьке на фоне серой стены старого московского дома.

— Плохо прячешься, москвичка.