Диагноз: Второй шанс (СИ) - Рэйвен Джулия Страница 30

— Дома говоришь… — тяжело выдыхает он и опять отворачивается к окну.

Мои щеки молниеносно вспыхивают от жара, а язык позорно прилипает к небу, лишая меня дара речи. Он понял, что я соврала.

Конечно, Глеб слишком хорошо меня знает, чтобы повестись на такой бред. Но и признаться, я тоже не могу. Он ведь тут же рванет домой, несмотря на все рекомендации и предостережения врача.

Некоторое время я нелепо молчу. Ладони стали влажными, каждый нерв сковало напряжением.

— Как ты себя чувствуешь? — я решаю по-быстрому сменить тему, продолжая стоять каменным изваянием посреди палаты. Я нервно перебираю пальцы, пытаясь отвлечься на что-то другое. — Виктор Афанасьевич ругается, что ты написал отказ от госпитализации? Глеб, это очень глупая идея…

Умолкла, когда муж резко развернулся и едва заметно улыбнулся. Но совсем не по-доброму, от чего все внутренности от страха скрутились в узел. Глеб медленной поступью направился ко мне, так словно Серый Волк внезапно встретил Красную Шапочку и решил тут же отведать ее на завтрак.

Я невольно попятилась, и, врезаясь бедрами в корпус широкой больничной кровати, рвано выдохнула в попытке удержать равновесие.

Муж насмешливо закатил глаза. Он подошел ко мне вплотную, перекрыв собой пути отступления, а я, потупив взгляд в стерильно чистый пол, перестала дышать. Казалось, весь воздух превратился в раскаленный металл. Температура в помещение моментально поднялась на несколько градусов, опаляя собой каждый миллиметр кожи.

— Юль, ты все-таки вернулась к Демьяну? — цепко следя за моей мимикой, он поддел мой подбородок, вынуждая поднять глаза. — После всего, что узнала…

— Нет, — едва слышно выдохнула. Я сама не понимала, чего так испугалась. Паника затопила мое сознание, и я впопыхах попыталась освободиться из своеобразной ловушки. Но тщетно. — Глеб, пусти.

Мой голос предательски дрогнул, с головой выдавая беспричинный страх.

Янтарные глаза мужа опасно сверкнули. Опять едва заметная ухмылка Глеба выбивает остатки моего спокойствия. После всего пережитого он еще смеет меня чем-то упрекать?

Скинув его руки, я выкрикиваю:

— Зачем ты мне врал столько времени? Зачем весь этот спектакль с пропажей Демьяна? Что я тебе сделала, что ты так со мной… А дети…

Я проглатываю последние слова. Колючий ком обиды в горле не дает мне говорить. Все претензии к мужу поднялись в моей душе мощным цунами.

Глеб же молчит. Смотрит на меня с прищуром и молчит. Его карие глаза пугают меня своим опасным омутом.

— Я просто не могу поверить, что… что такое возможно… Зачем? — отчаянно лепечу, сама не знаю зачем. Продолжаю говорить все, что волновало меня столько времени.

Но похоже, Глебу все равно. Он возвышается надо мной огромной скалой. На лице ни одной мимики, ни одного намека на сожаление.

Быстро вытирая выступившие слезы, я подавляю малодушный всхлип. Еще не хватало разреветься перед ним, как маленькая девочка. Не дождется.

— Юль, ты можешь меня ненавидеть, презирать, — неожиданно хриплый голос мужа вибрацией прошелся по моему телу. Словно бархатный кусочек ткани пощекотал кожу, вынуждая бесцветные волоски на руках подняться, — но я не хотел тебе сделать больно. Даже в мыслях такого не было.

Прежде, чем до меня дошел смысл сказанного, Глеб крепко прижал меня к своей твердой груди и пальцами зарылся в мои волосы. Так близко, что я без стетоскопа слышала его сердцебиение. Рваное и слишком громкое. Такое же, как мое.

Горло сжало невидимым лассо, внутри все перевернулось.

Некоторое мгновенье мы молчали, словно каждый из нас варился в своих мыслях.

Спустя несколько минут я сглотнула и вскинула на мужа уверенный взгляд. Уголки его губ едва заметно поднялись в улыбке. Изо всех сил стараясь не заплакать, я прошептала непослушным языком:

— Глеб, это все уже неважно. Мы натворили много страшных вещей и… и нам нужно развестись.

Глеб на секунду замер, словно засомневался в правильности услышанного. Большим пальцем он очертил мои губы и грустно хмыкнул. Чернота его зрачков сгустилась, предупреждая об резкой смене настроения.

— А только что уверяла меня, что не вернулась к Демьяну, — с осуждающей интонацией протянул муж. — Эх, Юля-Юля, не умеешь ты врать.

— Да при чем здесь Демьян, — не выдержав столь интимной близости, я стряхиваю его руку и освобождаюсь из слабого захвата.

Я подхожу к окну и обнимаю себя руками, чтобы хоть как-то успокоить колотящееся сердце. Дыхание вырывается клочками. Хочется закричать во все горло. Выплакать все, что наболело. Разнести эту стерильную палату к чертям собачьим, чтобы наконец отпустить ту обиду, которая мучит меня и не дает жить дальше.

Устраивать сейчас разборки? Глупо, муж только очнулся от комы.

Да и боюсь, что это бессмысленно. Мне выяснения не помогут, а Глеб все равно не поймет. Он и так летает на своей волне. Даже не соображает, о чем я ему толкую и на что обижаюсь.

— Глеб, у нас нет будущего, — я с трудом сглатываю, спиной ощущая присутствие мужа. Его дыхание опаляет мне затылок, и я сама едва дышу. — Ты мне врал, я тебе изменила. Никудышные мы супруги. Да и зачем продолжать играть в эту имитацию семьи? Ты же сам говорил мне в машине…

Глеб, не дав договорить, резко разворачивает меня здоровой рукой за талию и пристально сканирует взглядом. На миг я умолкаю, растеряв от такого жеста все гневные слова.

— Раз ты так хочешь, — с толикой обреченности произносит муж, — валяй. Можешь уже бежать к своему любимому и засосать его во все десна. Прям здесь в больнице, — брезгливо выплевывает он, — но дочек я вам не оставлю. Хоть убейте. Если это твой выбор — прошу, возвращайся к нему. Одна. Я не позволю детям жить с Демьяном.

— Да о чем ты говоришь? — я недоуменно восклицаю. Во рту пересохло от такой наглости и бесчеловечности. Ему достаточно раз пригрозить потерей близняшек, и я мое нутро вопит от ужаса. — Ты опять начинаешь? Да как ты вообще смеешь меня таким пугать? После всего, что сам же натворил…

— Успокойся, — сухо и грубо осекает мою гневную тираду муж. — Восемь лет назад у меня не было выбора. И я поступил, как меня вынудили обстоятельства.

— Боже, Глеб, ты себя слышишь? Какие обстоятельства? — я себя не контролирую. Голос срывается на истошный крик. — Какие обстоятельства вынуждают избавиться от друга и усыновить его детей?

— Если ты приняла сторону Демьяна после всего, что узнала… — игнорируя мои обвинения, Глеб повел плечами, мол, что ж тут уже подделаешь. — Ну что ж… Совет вам да любовь,

— Ты… ты… невыносим…

Я запнулась, ощущая как липкая волна злости и непонимания поднимается по телу. Хотелось закричать, зажать ладонями уши и зажмуриться. Спрятаться в домике и переждать пока, все закончится. Да что, черт возьми, он скрывает!

Меня трясло, так сильно, что это заметил и муж. Но выражение его лица так и осталось непроницаемым. Это окончательно вывело меня из себя. Его спокойствие. Надменность, с которой он реагировал на все происходящее, пренебрежение во взгляде, показывающее, кто сейчас руководит ситуацией.

— Глеб, из-за твоей лжи мы сейчас в заднице! — со злостью ткнула в него пальцем. — Из-за тебя похитили детей, меня чуть не изнасиловали. Ты своего друга закрыл в пансионате на столько лет для… а для чего я сама не знаю…

Я широко раскрыла руки и пожала плечами. Да, я до сих пор не знала. И прежние объяснение Демьяна теперь кажутся глупой выдумкой. Не удивлюсь, если бывший на ходу придумал ту историю с местью.

— Просто скажи зачем? — со вздохом проговорила и устало закрыла лицо ладонями. Глаза защипало. Я покачала головой, прогоняя подходящую истерику. — Зачем, Глеб?

— Юль, — муж убрал мои руки, вынуждая посмотреть на него, — я так понимаю, что Демьян тебе рассказал совсем другую версию нашего прошлого? Совсем далекую от правды…

Глеб попытался дотронуться до моей щеки, но я увела голову в сторону, и он мазнул костяшками пальцев по щеке.

Теперь муж смотрел серьезно, без прежней доли ехидства и надменности во взгляде.