Тайная жена моего мужа - Амелия Борн Страница 30

Перехватило дыхание. Предательски замерло, а потом заколотилось, как сумасшедшее, несчастное сердце…

Я и не помнила, когда он целовал меня так в последний раз…И целовал ли так вообще? Требовательно, жадно, всепоглощающе…

Прежде, чем я успела понять, что мне с этим делать, дверь кухни внезапно распахнулась, заставляя нас испуганно отскочить друг от друга…

На пороге стоял Рома, за его спиной - перепуганная мама, которая за ним присматривала…

Сердце ухнуло вниз, когда я заметила, что глаза сына блестят от гнева и слез, а кулачки беспомощно сжимаются…

- Что случило… - начала было я, но Рома вдруг резко выкрикнул:

- Ненавижу вас! Ненавижу! Вруны, чертовы вруны!

Глава 29

Сердце ухнуло вниз, внутренности обдало холодом. Я безошибочно поняла, что случилось что-то страшное. Непоправимое. Чудовищное…

Первым порывом, конечно же, было обнять сына, укрыть своими руками от беды, какой бы она ни была. Но едва мне стоило притянуть к себе Рому, как он принялся яростно, с дикой силой, которой в нем не было прежде, вырываться. Он пинался, царапался, кричал, а я с ужасом понимала, что ничего не могу сделать… Что просто не знаю, что делать.

- Ненавижу! Ненавижу!

Каждая буква входила в сердце ударом ножа. Я перевела растерянный взгляд на маму, которая смотрела на внука с таким же ужасом…

- Я не знаю, что стряслось, - забормотала она, уловив мой немой вопрос. - Я в комнату зашла - он сидит, в стену смотрит… я к нему и так, и сяк - а он все молчит… А потом вдруг как подскочил, как понесся сюда…

Я невольно оглянулась на Якова. Он стоял, тоже бледный и перепуганный, но в его глазах застыло что-то еще… Какая-то пугающая догадка.

Он шагнул к сыну, твердо взял его за плечи, не позволяя вырваться, но голос его звучал мягко, когда он спросил:

- Тебе баба Лена что-то сказала?

Рома вновь задрожал, забился в его руках, но Яков не пускал. И тогда сын закричал:

- Она мне все сказала! Что ты маму не любишь! Что вы даже не женаты! И что мы тебе - никто!

Я окаменела от ужаса, сознавая весь масштаб произошедшего. Всю глубину травмы, которую нанесли моему ребенку…

А я это допустила. Допустила!

И не только я одна.

Едва сознавая, что делаю, я размахнулась и ударила Якова по лицу. Он вздрогнул, дернулся, непонимающе на меня уставился…

- Я просила увести ее прочь, а ты!..

Дыхание оборвалось, легкие сковало тисками боли…

- Ты пустил ее к моему ребенку, позволил ей наговорить ему такие вещи!

Яков стал еще бледнее, хотя это казалось невозможным. Очевидно, он был напуган и шокирован ничуть не меньше меня. Но мне было плевать. Я даже знать не хотела, как все это вышло - имело значение только то, что творилось с моим сыном…

- Нашему ребенку, - донеслось до меня негромко.

- Моему, - перебила зло. - Потому что больше ты его никогда не увидишь!

Я опустилась перед Ромой на колени, прижала его к себе, несмотря на сопротивление, начала говорить какие-то ласковые, порой даже глупые вещи - все, что приходило на ум - и говорила до тех пор, пока он не затих в моих объятиях…

Поднявшись на ноги, я посмотрела на маму и проговорила:

- Мам, помоги мне собрать вещи…

Яков кинулся нам наперерез, с отчаянием, которого я никогда не видела в нем раньше… И которое никак не трогало меня сейчас.

- Карина, подожди…

Кажется, он и сам не знал, что сказать, какие подобрать слова… Лишь смотрел на меня, и глаза его умоляли, умирали, кричали - вместо губ…

Рома вновь дернулся в моих объятиях, словно не в силах все это выносить. Вырвался, стремясь убежать, но не успел…

Тонкая, как веточка, хрупкая девичья рука перехватила его за локоть. Я пораженно наблюдала, как сын замер от неожиданности, не решаясь скинуть с себя это касание, и как Олеся говорит ему своим мягким, но таким магнетическим голосом:

- Пойдем отсюда. Пойдем, я тебе почитаю…

На удивление, сын не сопротивлялся. Я вдруг поняла, что мне самой стало спокойнее от того, что Олеся пришла на помощь в этот момент. Что увела Рому подальше от сцены, которая могла сломать его окончательно.

- Мамуль, иди, начинай собираться… - проговорила я.

Мама послушалась молча, что было для нее невиданной вещью. Я же подняла глаза на Якова, так и стоявшего напротив меня, преграждая путь, и безэмоционально отчеканила:

- Я тебя ненавижу.

Он открыл рот, словно желая что-то сказать, но смог лишь сделать жадный, дрожащий вдох…

- Если до этого момента у меня еще были какие-то иллюзии на твой счет, то теперь - все кончено, - добавила, ощущая, как по душе растекается пустота. - Я никогда тебе не прощу то, что случилось с Ромой. И себе не прощу тоже. Можете радоваться со своей законной - мы уходим. Ты сделал все для того, чтобы нас потерять - и у тебя прекрасно получилось. И отныне мне насрать, что ты собирался делать с квартирой, а что нет. Я затаскаю тебя по судам, чтобы вернуть свое, а после… ты нас больше никогда не увидишь.

Я подняла руку и с силой оттолкнула его прочь, чтобы освободить проход. Но Яков вдруг вцепился в меня мертвой хваткой, точно утопающий…

- Я не хочу, чтобы вы уходили…

Это прозвучало жалобно, почти что жалко. Но совершенно было не способно пробить ту корку льда, которой покрылось мое сердце.

- На то, чего ты там хочешь или нет, мне тоже глубоко насрать, - отозвалась безразлично и стряхнув с себя его руки, как нечто мерзкое и отвратительное, пошла собирать вещи.

Кидала в чемоданы практически все подряд - главным сейчас было просто уйти отсюда. Просто увести сына из дома, который больше не был для него безопасен…

Двадцатью минутами позже я вытащила вещи в прихожую. Вернувшись в гостиную, увидела картину того, как Олеся держит в руках книгу, которую я ей дала, и читает вслух Роме…

И никогда и никого еще он, кажется, не слушал так внимательно.

Уловив движение в углу, я заметила в тени Ингу - женщину, которая сломала всю мою жизнь…

Нет, не так. Глупо было обвинять ее