Элла Уорнер - Время пришло Страница 30

— Я воспитывалась в чем-то вроде религиозной общины. Там было около пятидесяти детей. Разных возрастов. До восьми лет мы жили в доме, под надзором старшей воспитательницы. Никто из нас не знал, кто его настоящие родители и были ли они вообще. Никто не помнил о своей жизни за пределами лагеря.

Нортон ничем не выдал своего потрясения.

— Вас всегда держали внутри? — мягко, но настойчиво спросил он.

— Да. Идея заключалась в том… — Она проглотила комок в горле. — Мы были невинными детьми Господа и нас следовало держать вдали от развращающего мира. Тут было что-то культовое. Кажется, теперь это называют социальным экспериментом.

Лицо Нора напряглось, но он кивком попросил ее продолжать.

— Нас учили читать и писать, но не давали настоящего школьного образования, которое, как выяснилось позже, бесплатно получали все дети за пределами лагеря. Большое место в распорядке дня занимала музыка. Мы пели, в основном это были гимны и псалмы. Если ты не задавал вопросов, жить было можно. Это была очень регламентированная, очень дисциплинированная, очень… душная жизнь.

— Которая была для тебя тюрьмой, — тихо сказал Нор.

Она сморщилась, не в силах спорить с этим утверждением.

— Там не было свободы ни в чем. Никакого уединения, кроме как в собственном воображении. Я сбежала, когда мне исполнилось четырнадцать.

— Так рано? — наконец удивился Нор.

— Я была высокая. Казалась старше своих лет.

— Где был этот лагерь, Венди?

— Где-то на юго-востоке, недалеко от Ашбертона. Глухая деревня. Давно заброшенная.

— Как давно?

— Восемь лет назад. Мне было двадцать лет, когда в прессу просочились сведения о его существовании. Не знаю, кто или что насторожило правительственных чиновников, но лагерь был ликвидирован и всех детей передали социальным работникам для фильтровки. Те, кто руководил лагерем — они называли себя Внутренним кругом, — уничтожили все записи и сбежали из деревни.

— Их не разыскивали?

— След обнаружился в Австралии, но они исчезли и оттуда. Начался бум журналистских расследований. Большинство статей носили сенсационный характер, и толку от них было мало. Дети постепенно привыкли к обществу. Старшим это далось труднее. Многим хотелось снова вернуться в лагерь. Тамошняя жизнь казалась им более безопасной.

— Тебе не приходило в голову кому-нибудь рассказать эту историю?

— Из газет я узнала, что были профессиональные врачи и адвокаты, которые помогали Внутреннему кругу получать детей, отданных для усыновления. Брошенных младенцев. Я не верила правительственным чиновникам. Не знала, что они могут со мной сделать. Кроме того, я жила сама по себе. Не хотела, чтобы они подумали, будто я нуждаюсь в помощи.

— Вполне справедливо. — Ни слова осуждения. Кажется, он понял ее трудности. — Венди, ты рассказывала это моему деду?

— Да. Но не слишком подробно. Мне не хотелось затрагивать эту тему. Все началось тогда, когда он захотел открыть банковский счет на мое имя. Я сказала, что у меня никогда не было счета, что я работала за наличные и большинство этих денег уходило на жизнь. — Она пожала плечами. — Это чистая правда. Не существовало другого способа избежать канцелярских крыс, на вопросы которых я не могла ответить.

— Он не ругал тебя за отсутствие документов?

— С какой стати? Благодаря мистеру Уильямсу, в банке мне всякий раз выдавали сумму, если у меня возникала в том потребность. А вопрос о паспорте никогда не вставал.

— Понимаю, — пробормотал Нор, а затем поднял изумленные глаза. — И когда ты рассказала ему то, что только что рассказала мне?

Венди ненадолго задумалась.

— Он говорил о семейных связях. Хотел знать… мое происхождение. Кажется, это было месяца за два до его смерти.

Нор испустил вздох, в котором слышались и облегчение, и удовлетворение.

— Спасибо за то, что поделилась со мной. Это многое объясняет.

Венди не стала спрашивать, что именно. Если сейчас он увидел ее в ином свете, то не показывал виду. Его лицо оставалось бесстрастным.

— Венди, так ты отправишься со мной в Европу? — спросил он.

— Я же говорила…

— Ты получишь паспорт. И все удостоверения личности, которые тебе понадобятся. Независимо от того, полетишь ты со мной или нет.

— Но как?

— Поверь, для этого у меня найдутся и власть, и деньги.

Она видела решительное лицо Нора и ощущала, что что-то твердое и холодное внутри нее начинает согреваться и таять.

— Вы сделаете это? — еле слышно прошептала она.

— Да. И начну немедленно.

Решительный, уверенный, бесстрашный. Венди остро вспомнила свое первое впечатление: жизненная сила и напор, поток положительной энергии, скрытая властность, говорившие, что для этого человека не существует преград. Охотник, всегда достигающий своей цели, какой бы трудной ни была дорога.

Достойная пара… мужчина, боровшийся за нее…

Венди вновь ощутила множество желаний и почувствовала, что перед ней открываются заманчивые перспективы. Надежда дразнила ее, искушала и уничтожала сомнения. Нор ждал ее ответа. Не принуждал. Не уговаривал. Ждал, пока она сделает свободный выбор. Гулко застучавшее сердце продиктовало ответ: дать шанс.

— Да, отправлюсь, — хрипло сказала Венди. — Отправлюсь с вами в Европу. — Она неуверенно улыбнулась. — В качестве няни.

14

— Просто замечательно! — пробормотала миссис Севенсон, еще раз обводя глазами Розовые покои. — Ничего не забыли?

— Все соответствует перечню, — заверила ее Венди, у которой кружилась голова от счастья. Она не могла поверить, что наконец решилась на столь отчаянный шаг. — По вашему совету я положила его под крышку чемодана, так что все можно будет найти.

Довольная экономка широко улыбнулась.

— Много лет назад я научила этому мастера Нора. — Внезапно на ее глаза навернулись слезы. — Помню, как мистер Винсент брал его с собой в Европу. Моя дорогая, мистер Винсент был бы рад, если бы узнал, как все обернулось.

Венди крепко обняла ее и сама чуть не расплакалась.

— Как хорошо, что Нор подумал об этом, — хрипло сказала она.

— У него щедрое сердце. Такое же, как у деда. За ним вы будете как за каменной стеной, милая.

Венди начинала верить этому. За прошедшие четыре недели он очень изменился. Обращался с ней как с равной, заботился, советовался, обсуждал предстоящий маршрут, чтобы Венди могла заранее прочитать об этих местах и ощутить прелесть ожидания, с добродушным терпением отвечал на ее вопросы и получал от них явное удовольствие.