Любовь навылет (СИ) - Володина Таня Страница 31

— Может, приготовишь мне ванну? — в тон ему ответила Даша.

Эд улыбнулся и ушёл в ванную комнату. Даша аккуратно подняла бокал заклеенными пальцами и отхлебнула вина. Она чувствовала себя пыльной и несвежей, ей хотелось вымыться с мочалкой и лечь в чистую постель.

Он вышел через десять минут, гладко выбритый и немного смущённый.

— Ванна готова.

Даша разглядывала его угловатые скулы, покрасневшие от бритья. Что ж, Эд не терял времени даром: сказал — сделал. Без бородки он выглядел более молодым и менее брутальным, но Даше было всё равно. Ей просто хотелось избавиться от рыжей бородки. Она кивнула в знак того, что удовлетворена его поступком.

В ванной комнате Эд снял с неё платье, бельё и опустился на колени, чтобы расстегнуть босоножки. Даша поочерёдно приподнимала поцарапанные ноги, а он легко трогал её лодыжки прохладными пальцами. Потом подал руку и помог лечь в ванну, наполненную горячей водой. Присел на край. Достал губку и кусок мыла.

Пока он её мыл — а он и правда мыл, а не гладил под прикрытием пены, — Даша сидела в ванне с закрытыми глазами и ощущала, как расслабляется каждая мышца. Кончики пальцев неприятно ныли, она держала их на весу. Хотелось принять болеутоляющее или выпить дополнительный бокал вина, но от ласковых прикосновений из тела уходило болезненное напряжение, и Даша как в трансе подставляла Эду плечи, спину и грудь. Мысли смывало вместе с потом и грязью, голова наполнялась чудесной звенящей пустотой.

Он замотал её в полотенце и отнёс в спальню. Она ждала, что он станет делать дальше. Укроет одеяльцем, подоткнёт уголки и оставит спать в одиночестве? Нет, Эд начал её целовать. Покрывал поцелуями всё её тело — сверху донизу. Шею, живот, бёдра, ступни. По коже побежали мурашки, соски напряглись. Какой смысл хранить верность мужчине, который любит другую?

Даша раздвинула ноги. Если Эд хочет её трахнуть — пусть сделает это сейчас, пока она слаба духом и не способна сопротивляться. Эд разделся. Навис над ней, дыша горячо и сорвано. Похоже, он волновался сильнее, чем она. Даша зажмурилась и приготовилась ощутить его член. Но он медлил. Она открыла глаза и в полутьме увидела, как Эд надевает презерватив на полувставший член. У него не получалось: латекс не желал разворачиваться и сползал с головки. Её пронзило чувство вины и стыда. Она вела себя с этим человеком как бессердечная дрянь: манипулировала, обманывала, пользовалась его добротой, требовала жертв. Пусть у неё и были основания злиться, но доводить его до нервного срыва она не имела права. Тем более, что она знала о его психологических проблемах, знала о первой несчастной любви. Если бы Нина Петровна, Илья Михайлович или… или Матвей Иванович узнали, как она обходится с их сыном и другом, они бы её не простили. Возможно, они стали бы её презирать.

Даша накрыла беспокойные пальцы Эда:

— Не надо, расслабься. Мы никуда не торопимся. Всё в порядке.

Она обхватила его за плечи и потянула на себя. Они мягко свалились на постель, и Даша положила голову Эду на плечо:

— Я хочу спать, обними меня. И обнимай всю ночь. А утром… утром приготовь мне яичницу, большую, с сосисками. И кофе покрепче…

Ночью Даша проснулась, словно кто-то толкнул её в бок. Осторожно встала, чтобы не разбудить сопящего Эда, и на носочках вышла в гостиную. Пахло «Шанелью №5» и крепкими сигаретами, которые курила Нина Петровна. Значит, она уже вернулась с шашлыков. Где её спальня, Даша не знала, но подозревала, что на втором этаже.

Она выглянула в окно: кусты сирени, облитые лунным светом, покачивались от ветра, вдали угадывался берег реки. На пляже догорал костёр. Народ, наверное, ещё пил, веселился и танцевал. На минуту её охватило злое мстительное чувство. Ей захотелось спуститься к реке и дать пощёчину Феде Стародубцеву: за Оксану, которая три года страдала от обиды и неспособности осознать произошедшее, за Оленева, который безропотно вынес клевету и потерю любимой работы, а ещё за то, что Федя был феноменально, безбожно красив. Будь он невзрачным или хотя бы обычным, ему бы и в голову не пришло, что все вокруг (включая коллег мужского пола!) хотят с ним переспать. Какое непомерно раздутое самомнение! Какой патологический нарциссизм!

Наверху раздался стон. От неожиданности Даша отпрянула от окна. Всмотрелась в лестницу, ведущую на второй этаж. Нине Петровне плохо? Стон повторился, ещё раз и ещё. Нет, Нине Петровне было хорошо. К ней присоединился знакомый мужской баритон. Мужчина тоже стонал. Даша усмехнулась и вернулась в кровать к Эду. Скользнула в теплоту одеял и заснула.

Утром она проснулась с чугунной головой. Эда в комнате не было, но на тумбочке стояла чашка с водой и лежала таблетка величиной с пятирублёвую монету. Заботливый какой. Даша кинула таблетку в воду и откинулась на подушки, слушая шипение аспирина.

За дверью происходило какое-то движение, слышались неразборчивые голоса. Надеясь, что там не собралась бухгалтерия в полном составе, Даша надела халат и высунула голову в дверь. В гостиной за обеденным столом сидели Нина Петровна и Эд. Пахло крепким кофе и жареной яичницей. Даша вышла из спальни и босиком прошлёпала до стола.

— Доброе утро, Даша, — сказала Нина Петровна.

— И вам доброе утро.

Эд заулыбался и обошёл стол, чтобы чмокнуть Дашу в губы. Нина Петровна хмыкнула, косясь на это проявление интимности, но от Даши не укрылись её прекрасное настроение и готовность принять в семью девушку, которую полюбил сын. Это трогало. Не каждая свекровь способна на такое безусловное принятие.

— Это правда, что ты вернулась к Эдику при условии, что он бросит курить? — спросила она.

Даша замялась, озадаченная тем, как Нина Петровна сформулировала вопрос.

— В целом да.

— Спасибо! — Нина Петровна обхватила её за шею, наклонила к себе и смачно поцеловала в лоб. — И спасибо, что заставила Эдика сбрить эту козлиную бородку. Бр-р-р, что за дурацкая мода на бороды? Все мужчины как Карлы Марксы и Фридрихи Энгельсы, не на кого глаз положить.

Но кого-то она всё же нашла! Так стонали и кряхтели, что на первом этаже было слышно. Даша подавила ухмылку и села на свободное место. С кем спит её начальница — её не касается.

— Яичницу с сосисками будешь? — спросил Эд.

Даша кивнула и получила огромную тарелку с едой и чашку кофе с молоком. Эд постарался: белок был идеально прожарен, а желток дрожал под крупинками соли и мелко рубленным укропом. Сосиски были равномерно румяные, а не взорванные изнутри, как обычно получалось у Даши. Пока она с аппетитом ела, Нина Петровна спросила:

— Зачем ты побежала вчера за Матвеем?

Она никогда не церемонилась, всегда переходила к главному.

— Хотела извиниться за своё поведение. За глупые вопросы о катастрофе. За то, что испортила людям настроение.

— Извинилась?

— Да.

— Он тебя простил?

— Думаю, да.

— Хорошо, — Нина Петровна намазала тост маслом и откусила большой кусок. — Я никогда не расспрашивала его о том случае. Зачем лезть человеку в душу? Хотел бы поделиться — сам бы рассказал. Лично я думаю, что они поссорились и вынуждены были остановиться. А когда пошли сплетни, им хватило ума промолчать: в таких делах чем меньше оправдываешься, тем лучше.

— Угу, — сказала Даша с набитым ртом.

Ей совершенно не хотелось обсуждать эту тему. Она всё выяснила и потеряла интерес к ЧП. Тайна номер один была раскрыта, а тайна номер два — о женщине, которую любил Эд по малолетству, — потеряла свою остроту. Несомненно, это была Катя Оленева. Кто же ещё? Эту таинственную Катю любили все — ну просто роковая разбивательница сердец!

— Ты умница, что извинилась, — сказала Нина Петровна. — А то я за него переживала: ему каждый раз неприятно, когда эта тема всплывает. Я б сама с ним поговорила, да он уже улетел.

— Куда, в командировку? — не удержалась Даша.

 — Нет, в Америку. Ему надо получить допуск на новый «боинг».