Подари мне семью (СИ) - Гранд Алекса Страница 31

Ведь Але, его супруге, тоже далеко не сразу удалось забеременеть. Пару лет они мотались по врачам, пробовали ЭКО и даже хотели взять ребенка из детдома. А потом тест показал долгожданные две полоски, и Терентьев стал отцом розовощеких близняшек с курносыми носами и ямочками на круглых подбородках.

– Сколько вы уже с Алькой вместе?

– Восьмой год, как и вы с Дашкой.

– И что, не ругались ни разу?

– Ссорились, конечно. Куда без этого. А потом мирились. Два крохотных результата одного из таких примирений теперь бегают по дому и норовят нацепить на мои волосы заколки-цветочки, стоит мне уснуть в гостиной на первом этаже.

С радостным смешком выдает Сашка и вновь хватается за телефон, чтобы ответить на очередное сообщение. Леха же кривится, морщит лоб и с облегчением стаскивает с подноса подошедшей официантки бокал с пивом.

Жадно отхлебывает пенящуюся жидкость и, скорчив страдальческую мину, пихает Багирова локтем в бок.

– Если я когда-нибудь решу жениться, пристрели меня, друг. Пожалуйста, а.

– Всенепременно.

Похлопав Саутина по плечу, спокойно соглашается Богдан и придвигает к себе светлое нефильтрованное. Только вот его темно карие-глаза ничего не выражают – ни укора, ни одобрения. Да и голос звучит прохладно и безучастно, как будто Багиров сейчас находится мыслями где угодно, только не в «Хмеле и Солоде».

Катаю в башке разрозненные догадки, которые никак не хотят оформляться в стройную версию. И так и не задаю вертящийся на языке вопрос, будучи уверенным, что Богдан на него не ответит, а потом и вовсе отвлекаюсь на начинающий трезвонить мобильный.

«Даша» высвечивается на дисплее и вызывает волну липкой досады. Десяток прошлых разговоров закончился ничем. В начале каждой беседы Дарья продолжает обвинять меня во всех смертных грехах, потом требует, чтобы я к ней вернулся, и, конечно же, отказывается расходиться по-хорошему.

Поэтому я успеваю прочувствовать весь спектр эмоций от полной апатии до лютой ярости за пару секунд и закономерно переворачиваю телефон экраном вниз, сталкиваясь взглядами с Саутиным.

– Так это правда, что вы с Дашкой разводитесь?

Не удивляюсь прилетающей на мою сторону поля подаче. Мужики даже еще большие сплетники, чем женщины. И что известно одному, вскоре разносится по всей компании.

– Правда.

– Значит, и ребенок от другой бабы – не выдумка?

– Семен рассказал?

Складываю два плюс два и кривовато ухмыляюсь, представляя, что Саутину успел наговорить двоюродный брат жены.

– Киру помнишь? Она родила от меня сына семь лет назад.

– И ты только об этом узнал?

– Да.

Устало потерев виски, я длинно выдыхаю, переворачиваю жалобно тренькнувший мобильник и с трудом беру в фокус дисплей.

Лаконичное «Я попала в аварию. Приезжай» выскакивает в мессенджере, ну, а я растерянно моргаю и шало смотрю на расплывающиеся буквы. Сознание расплывается, словно в тумане.

Жму вызов, но ответом служат лишь длинные гудки. Нехорошее предчувствие растекается вдоль позвоночника. Внутренности холодеют.

Хоть Даша мне практически уже чужой человек, я не хочу быть причиной катастрофы, которая может с ней случиться. Не хочу утопать в чувстве вины и захлебываться едкой горечью.

Хватит. Наелся.

– Мужики, сорян. У меня форс-мажор. Ехать надо.

Бросаю отрывисто, оставляю на столе несколько купюр и поднимаюсь на ноги.

Шаги рваные, размашистые. Дыхание шумное. Пульс долбит в висках. Да еще и какой-то дебил перегородил выезд, так что мне приходится ждать минут десять, пока владелец покоцанного паркетника неторопливо выплывет из бара и отгонит свою бандуру.

Безобразные картинки заполоняют мозг, пока я топлю педаль газа и на бешеной скорости мчу к геолокации, которую указала супруга. Боюсь не успеть и увидеть распластанное по асфальту тело. Неестественно выгнутую руку. Струйки крови, обагрившие виски.

Но реальность оказывается куда более прозаичной, чем рисует моя взбудораженная фантазия.

Растрепанная, Даша прижимается к капоту красной Альфа Ромео и держит в руке распечатанную бутылку шампанского. Сосредоточивает на мне мутный взгляд и ухмыляется, пока я двигаюсь к ней.

– Приехал-таки. Переживал, бедненький.

С саркастичным смешком Дарья отпускает пропитанный ядом комментарий и отхлебывает глоток янтарной жидкости прямо из горла. Напиток пенится и проливается на ее полупрозрачную нежно-розовую блузку.

Я же не испытываю ничего, кроме брезгливости и смертельной усталости. Я не нанимался в няньки взрослой женщине и уж точно не планировал выслушивать очередную истерику.

– Что у тебя вообще в башке творится? Я скорую вызвал.

Чеканю с глухим раздражением и достаю телефон, чтобы предупредить диспетчера об ошибке. Получаю горячую отповедь от такой же измотанной, как и я, девушки на том конце провода и прикрываю веки.

– А как еще я могу с тобой поговорить, если ты игнорируешь мои звонки?

Со жгучей обидой в голосе спрашивает Дарья и продолжает глушить шампанское совсем не так, как подобает леди и дочери уважаемого человека.

– Нам нечего обсуждать, Даш. Я не буду забирать заявление. Я хочу развестись.

В сотый, наверное, раз озвучиваю бесповоротное намерение. Фиксирую, как подрагивают Дашины пухлые губы, и не знаю, как еще донести до нее простой факт, что у нас нет будущего.

– Где твоя гордость, в конце концов? Я тебя не люблю.

Высекаю жестко. А она пропускает хлесткие фразы мимо ушей. Ставит бутылку на землю и тянет ко мне ладони.

– Отвези меня домой, Никита. Хочу, чтобы все было как раньше. До того, как в твоей жизни появилась эта стерва.

– Нет.

Делаю шаг назад, заставляя Дарью безвольно опустить руки. Вызываю в приложении такси и спустя десять минут заталкиваю супругу в тормозящий в паре метров от нас автомобиль с шашечками, после чего печатаю сообщение тестю.

Николай Ильич отвечает сразу. Желает мне как можно скорее сдохнуть и жариться на медленном огне в аду.

Глава 22

Кира

Дома хорошо. Тихо и уютно. Надежно, как в неприступной крепости с толстенными стенами.

Как-то по-особенному мягко светит настольная лампа. Причудливые тени отражаются на стене детской. Игрушки послушно выстроились в ряд и смотрят на нас с медвежонком словно ожившими глазами-бусинами.

– Мама, мамочка, а скоро я смогу поиграть с дядей Никитой в хоккей?

Спрашивает Митя, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в лоб и подоткнуть край одеяла.

Ни дня не проходит, чтобы он не заговорил о любимой арене.

– Скоро, мой хороший. Доктор обещал через неделю закрыть больничный.

Выпрямляюсь, чмокнув сына, и приглаживаю его отросшие волосы. Выключаю лампу и, подсвечивая дорогу телефоном, двигаюсь по направлению к двери.

Торможу резко. Как будто в невидимую преграду впечатываюсь, стоит слуху уловить едва различимое.

– Нам бы такого папу…

По грудине царапает ржавым гвоздем. Легкие стискивает стальным обручем. И я впервые задумываюсь о том, что, может быть, поступила неправильно, ничего не сказав Никите о сыне.

Лелеяла обиду. Кормила гордость. И лишила нас всех самого важного – семьи.

– Что, родной?

– Ничего, мамуль. Спокойной ночи.

– Сладких снов, медвежонок.

С трудом удержавшись от того, чтобы прочистить уши, я выскальзываю в коридор и бесшумно притворяю дверь. Прислоняюсь лопатками к стене и жадно таскаю ноздрями воздух.

Уверенность в собственной правоте, о которой я кричала Лебедеву, исчезает. Нет больше черного, нет белого. В каждом цвете миллион оттенков и сотня штрихов.

Игнорируя сумасшедше трепыхающееся сердце, я вползаю на кухню и наливаю стакан ледяного яблочного сока. Перемещаюсь к окну, забираюсь на подоконник с ногами и отрешенно разглядываю снующие туда-сюда красно-желтые огоньки.

Кто-то только выкатывается с работы. Кто-то мчит с друзьями в бар, чтобы выпить там бутылочку пива и посмотреть в шумной компании футбольный матч. Кто-то врет жене о внезапной командировке и на всех парах несется к накрывающей на стол и зажигающей свечи любовнице.