Осколки наших грез - Кэрри Прай Страница 31

Всё-таки ложь не всегда согрешение, порой она выступает во благо.

– Могу я увидеть ваше удостоверение, госпожа полицейская? – полоснула рыжая, вернув меня с небес не землю.

– Я предоставлю его Надежде, ведь именно с ней вступлю в диалог.

– Но вы находитесь на моей территории, законно ли? – не унималась она.

– Вашей? Хорошо. Как только вы предоставите пакет документов, я покажу вам  удостоверение, – очередной ход отразился растерянностью на конопатом лице. – Ой, у вас их нет, не так ли? Ведь съёмное жильё не предполагает скучных формальностей.

Последнее слово оставалось за мной, пока гнетущую тишину не разбавил рингтон телефона. Звонил Матвей. Как всегда невовремя.

– Где ты? – прорычала я, не успел он обмолвиться.

– Уже в постели, мамочка, – игриво бросил он. – Слушай, если ты не расскажешь о взрыве всего «Эдема», то я не найду оправдания тридцати пропущенным звонкам. Ты в своём уме?! Это чистой воды терроризм!

– Я бы сказала, кто на самом деле не в себе, да только момент неудобный, – протяжно выдохнула я, надеясь, что рыжеволосая стерва не станет подслушивать разговор, но та противной статуей замерла на месте. – Я виделась с парнями.

– И что? – фыркнул Матвей. – Поведаешь мне, как голодный Назар окатил тебя слюнями? Прости, солнышко, но я не ревную. Моё вам благословление.

– Ты там с белками переобщался, придурок? Или не тех грибов наелся?

– Давай так, ты не станешь мне докучать, если дело не срочное. Снег, я не стану слушать тебя, чтобы ты не сказала. Выбор сделан, механизм запущен. И если тебя не насилует тройка плохих парней, то я всегда вне зоны доступа.

Паршивец сбросил вызов.

– Что? Стой! Матвей! – опрометчиво выкрикнула я и мысленно прокляла себя за оплошность. – Ох, эти новобранцы… Никакой на них управы.

Медовые глаза девушки налились злым восторгом.

– Ну конечно, – ядовито пропела она, облизнув сладкие губы, – как я сразу не догадалась? Надя рассказывала мне о тебе. Дерзкая сестрица, что ведёт себя как последняя шлюха, но так и не смогла найти расположения среди парней. Никто не хочет иметь дело с приставучкой, а она, бедняжка, страдает от неразделённой любви. Снежана, кажется? Да, так и есть. Я ничего не упустила?

Меня ошарашили её познания, отчасти неверные.

Но если в меня решили метнуть ножом, то я не стану стоять на месте.

– Нет, ты попала в самое яблочко, – натянуто улыбнулась я. – Но до полной характеристики не хватило маленького предписания… Да, я конченная шлюха, умирающая от безответной любви и та, что вырвет твой грязный язык за сквернословие!

Я вцепилась в веснушчатое лицо, повалив нахалку на пол. Девушка не растерялась и ювелирно намотала мои волосы на свой кулак.

Затылок прожгло болью.

– Это подлый приём! – возразила я, собирая её плоть под ногтями.

– В борьбе все средства хороши, – бросила она, потянув сильнее. – Не переживай, я вырву лишь часть, тем самым окажу тебе услугу. Твоя нынешняя причёска – настоящее уродство. Ваши продажные парикмахеры ничего не понимают в красоте.

– И это говорит мне та, чьи брови углём нарисованы?

– Это акварельный карандаш, дорогуша. Слышала о таком? Едва ли. Такие как ты и яиц не пожарят. Скорлупой пальчики порежут.

Мы продолжали перекатываться по грязному полу, нанося друг другу непростительные увечья. Одежда трещала, а вместе с ней вырывались волосы.

– Да что ты обо мне знаешь, тупица?

– То, что ты – шалава. Этого вполне достаточно, чтобы надрать тебе задницу, – процедила она, оказавшись сверху. – Ненавижу вас.

Тонкие пальцы сомкнулись на моей шеи. Вывернув голову, я укусила мерзавку за запястье, не жалея усилий. Послышался громкий всхлип, а после ярая пощёчина обожгла щёку. Я солидарно отплатила тем же.

– Дешёвка!

– Деревенщина!

– Что тут происходит?! – влилось внезапно. – Перестаньте!

На пороге стояла святая Надя. Бросив пакеты с продуктами, она не смогла сдержать отвисшую челюсть.

Пользуясь случаем, я скинула с себя наездницу и поднялась на ноги. Декольте платья теперь растянулось до пупка, рассекретив германский бюстгалтер, а на шеи горели вздутые полосы. Однако, подружка пострадала не меньше.

Бешенная дрянь.

– Валя, это как понимать? – задохнулась Громова, а после наградила вниманием меня. – Снежана, что ты тут делаешь?

Я развела руками.

– Поболтать пришла. Между нами, девочками. А тут рыжий цербер как выскочит, да в горло как вцепиться…

– Ты первая начала! – дёрнулась Валя.

– Называть тебя шлюхой? Правда, что ли?

– А разве это не так?

– Кто знает? Погадаем на ромашке?

– Хватит! –  прокричала Надя и, взяв меня за руку, потянула за собой. – Приведи себя в порядок, Валя. И не смей ввязываться в наш разговор.

Девушка задохнулась от несправедливости, а я ,напоследок, бросила ей клочок рыжих волос, оставшихся висеть на пальцах.

Надя дерзко захлопнула дверь, когда мы остались наедине. В крохотной комнате царил лёгкий беспорядок, но больше коробил шлейф терпкого парфюма. Я не смогла сдержать удивление, когда Громова уселась на кровать и принялась сбрасывать с себя высоченные туфли. Только после моё внимание привлекли забитые лаком локоны и короткое платье, далёкое от норм морали.

– Выходит, твоя коса – не склеенная композиция, – усмехнулась я. – Да и наряды подбирать умеешь. Даже моя мать по магазинам ходит скромнее.

– Что тебе нужно? – проигнорировав сарказм, спросила она.

– Не притворяйся. Ты всё знаешь. Мне нужны ответы.

– Твой брат тебе ответчик, но не я.

– Но я здесь, Надя. И не уйду, пока не добьюсь правды.

Из-под густо накрашенных показалась слеза. Её дыхание сбилось. Мне стало совестно за настойчивость. Самообладание осталось за порогом этой квартиры.

– Не заставляй меня говорить об этом, – захлебнулась девушка. – Пожалуйста, Снежана, это слишком больно.

Откинув гордость, я опустилась рядом с ней и положила руку на плечо.

– Я не стану ворошить, обещаю. Ответь на несколько вопросов, и ты больше никогда меня не увидишь. Скажи, они обидели тебя?

Девушку охватила мелкая дрожь.

– Они всё продумали… Подстроили ловушку… Авдей, я ведь верила ему… Он выставил меня на посмешище… Но я не виновата! Я не в чём не виновата, слышишь?! Все мы ошибаемся!

Надя впала в истерику.

– Тише, подружка. Тебя никто не обвиняет. Я