Слабо не влюбиться? (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна Страница 31

Лерка заминается. Подтягивает колени к груди и, опустив на них голову, протяжно вздыхает.

– Твое молчание меня пугает, – напрягаюсь я. – Говори, как есть. Не томи.

– У меня диабет, Вась, – не поднимая головы, произносит она. – Первого типа.

Ошарашенно пялюсь на макушку Грановской, пытаясь осознать услышанное. Но оно, хоть убей, никак не осознается.

– В смысле диабет? – тупо переспрашиваю я. – Сахарный?

– Угу.

Некомфортная тишина мрачно расползается по палате, а я все силюсь собрать мысли воедино. Нельзя вот так глупо молчать, когда человек поделился серьезной проблемой, но из-за шока у меня правда нет слов. Язык одеревенел и безвольно лежит во рту.

– Я уже давно неважно себя чувствую, – Лера наконец вскидывает на меня глаза. – Слабость, вялость, потеря веса. Я списывала это на стресс. Думала, из-за экзаменов психую. А на деле оказалась, что вот такая фигня, – невесело ухмыляется. – Диабет, прикинь? В восемнадцать, блин, лет.

– Но… Но ведь раньше у тебя его не было, – медленно веду головой из стороны в сторону. – А тут хоп – и диабет… Разве так бывает?

– Как видишь, бывает, – Лера потирает виски.

– Но это же не смертельно, верно? В наше время вылечить можно все!

– Диабет не лечат, Вась. Но зато его можно контролировать.

– Контролировать? – хмурюсь.

– Ну да. Диета, ежедневные дозы инсулина – и я смогу прожить до старости.

Лера говорит вроде бы позитивные вещи, но на ее лице все равно лежит темная траурная тень. Очевидно, подруге нелегко смириться с тем, что ее жизнь так резко изменилась. Еще на прошлой неделе она была обычной одиннадцатиклассницей, готовящейся к поступлению в Москву, а сегодня она уже диабетик, зависимый от инсулина.

Зависимый… Ох, слово-то какое страшное!

– А лекарства… Они бесплатные?

– В большинстве своем да, – кивает Грановская. – Так что жить я точно буду.

– И это уже очень хорошо, правда? – беру ее ладонь в свою и легонько сжимаю. – Да, неожиданно. Да, неприятно. Но самое главное не смертельно, верно?

– Знаешь, Вась, я уже несколько дней пытаюсь принять свою новую действительность, но получается пока с трудом. Кажется, что это не со мной происходит. Словно я сплю, понимаешь? Все надеюсь проснуться, но этого не случается.

Я смотрю на Лерку. Мою сумасбродную, пуленепробиваемую Лерку, и сердце в груди болезненно сжимается. Даже представить боюсь, каково ей сейчас, как она вообще держится…

Но Соколов прав, она сильная. Никогда не плачет и ни перед чем не сдается. Все жизненные испытания Грановская преодолевает с достоинством, и диабет, я уверена, не станет исключением в этом списке. Уж такой у подруги характер: кого хочешь в бараний рог согнет.

– Лер, твоя реакция понятна. У тебя шок, и тебе нужно время, чтобы свыкнуться с новостями. Но ты же знаешь, что в конечном итоге ты совсем справишься. И никакой диабет не помешает тебе добиться желаемого!

– Ой, Вась, даже не знаю…

– А я знаю! Потому что я тебя знаю, Лер! Помнишь, как в том году к нам «Иванушки» приезжали? Никто не смог к ним за кулисы попасть, а ты прорвалась! О чем это говорит?

– О том, я обожаю песню «Тополиный пух»?

– Ну да, это само собой, – посмеиваюсь. – Но еще о том, что ты пробивная! А в седьмом классе помнишь? Нина Аверина увела у тебя Лешу Кузнецова. Что ты сделала?

– Намешала слабительного ей в компот, – Грановская смеется в голос, предаваясь приятным воспоминаниям.

– Во-о-от! – тяну многозначительно. – Ты задала ей жару! Показала, что с тобой шутки плохи. И этому диабету тоже покажешь!

Лерка улыбается. Широко и довольно искренне. Кажется, мне и впрямь удалось ее немного развеселить.

– А знаешь, Вась, ты права, – помолчав, отзывается она. – Люди с диабетом живут? Живут. И я буду. Глупо из-за какой-то несчастной болезни зарывать в землю свой огромный потенциал. Я ведь мало того, что умная, так еще и красивая очень.

Чем-чем, а излишней скромностью подруга точно не страдает. Но оно даже к лучшему. Скромность красит далеко не всех, а кому-то ее отсутствие и вовсе к лицу.

Глава 31

– Салют, малая, – привычным жестом Соколов закидывает руку мне на плечо и проводит носом по моему виску. – У тебя же дэрэшечка завтра. Почему никуда не приглашаешь?

– Потому что некуда приглашать, Тём.

Из-за болезни лучшей подруги я перегорела идеей шумного празднования своего совершеннолетия. Лерки рядом все равно не будет, а без нее безумные отрывы как-то не в кайф. Лучше дома с родителями тортик поем. Или к бабушке в деревню сгоняю.

– Че так? – слегка отстранившись, Артём пробегается по мне внимательным взглядом. – Депресняк из-за приближающейся старости накрыл?

– Какой еще старости, Соколов?! – шутливо толкаю друга локтем под ребра. – Мне ведь только восемнадцать исполняется!

– Вот именно, – он хитро щурится. – Знаешь, что это значит?

– Ну и? – кисло отзываюсь я, морально готовясь к непотребным шуткам про возраст.

– Что уже можно.

– Что можно?

– Все можно, Вась, – парень многозначительно играет бровями. – Совершенно все.

– А поконкретнее?

– У меня есть пара билетиков на завтрашний рейв, – понижает голос до интригующего шепота. – Я не планировал идти, думал, твою днюху отмечать будем. Но раз ты решила слить этот вечер, предлагаю развлечься вместе.

– Вместе – это в смысле вдвоем? – уточняю на всякий случай.

– Ну да, ты и я. Что скажешь?

Перспектива пойти с Соколовым на рейв кажется мне крайне заманчивой. Рядом с другом мой день рождения точно будет особенным. Да и вообще, как ему отказать? Он вон, как ослепительно улыбается. У меня аж дыхание время от времени перехватывает.

– Я за, – отвечаю с азартом. – Только я на таких вечеринках никогда не была… Как одеваться-то?

– Удобно и просто, – Артём проходится по мне ласковым взглядом, а затем осторожно поправляет сползшую с плеча лямку топика. – Примерно так, как сейчас.

– Хорошо, – выдыхаю расслабленно.

Джинсовых шортов и незатейливых летних кофточек у меня навалом.

– Тогда до завтра, малая. Я позвоню.

***

Звонок в дверь раздается ближе к вечеру. На пороге стоит Соколов с шикарным букетом роз. Основная масса цветов – нежно-розовые, а среди них белыми выложена цифра восемнадцать.

– Ух ты! Какая красота! – восторженно пищу я, затягивая друга в квартиру.

– С днем рождения, Вась, – он вручает мне букет и, наклонившись, целует в щеку.

– Спасибо, Тём, – суечусь я. – Проходи скорее.

Стол уже давно накрыт – мы с родителями с обеда празднуем. А еще я для Соколова пару лучших кусков торта приберегала. Знала ведь, что придет.

– Да подожди, малая, не кипишуй, – со смехом останавливает парень. – Дай подарок подарю.

Пораженно застываю на месте и удивленно расширяю глаза. Какой еще подарок? А цветы – разве не подарок?

– Вот, держи, – он подсовывает мне под нос маленький красный пакетик, перевязанный белой ленточкой. – Надеюсь, понравится.

Подрагивающими от волнения пальцами обхватываю тонкие плетеные ручки и снова гляжу на Соколова:

– Тём… Спасибо!

– Да за что спасибо-то, Вась? – забавляется. – Посмотри сначала.

Я не из тех девчонок, кто часто получает презенты. Тем более от парней. Оттого, должно быть, и переживаю. Привычки, как говорится, нет.

Кладу букет на стол и осторожно развязываю шелковую ленточку. Извлекаю из пакета маленькую бархатную коробочку и, раскрыв ее, потрясенно ахаю. Передо мной – небольшая серебряная подвеска в форме единорога. Фантастически красивая!

– Единорог – это символ детства, – поясняет Тёма. – Официально оно у тебя закончилась, но я хочу, чтоб ты сохраняла своего внутреннего ребенка в душе как можно дольше. Расти большая, Вась, но не меняйся. Тебе не нужно.

Почему-то в глазах щиплет, а в носу свербит. Будто я на открытое солнце смотрю. Это все Тёма своими трогательными поздравлениями меня до слез доводит.