Энди Брок - Последний шанс на счастье Страница 31

Прежде чем она успела ответить, он оказался рядом и протянул ей свою куртку:

– Ты же совсем замерзла. Иди сюда. – Он прижал ее к груди, обнял своими сильными руками, растирая ей спину через толстую ткань куртки.

– Оставь меня в покое! – Лотти вырвалась и отошла к другому краю могилы.

– Да что с тобой? – Рафаэль выглядел озадаченным. – Все в порядке?

– Да. – Лотти заставила себя выдержать его взгляд. – Если ты о ребенке, то с ним все хорошо.

Во взгляде Рафаэля появилось облегчение, но секунду спустя он нахмурился снова.

– Так что же тогда происходит? Почему ты здесь? Почему ведешь себя так странно? – Своими вопросами он словно палил по ней из ружья.

– Я могу вести себя как угодно.

– Нет, не можешь – если это может принести вред моему ребенку, – отрезал он. – Когда речь идет о защите его жизни и здоровья, ты будешь делать то, что я велю.

– Да что ты! – столь же сердито ответила Лотти. – Вот тут ты ошибаешься. Вообще-то я повсюду искала тебя. Чтобы сказать, что я уезжаю обратно в Англию.

В воцарившейся тишине Лотти слышала, как колотится ее сердце.

– Нет. Ты никуда не едешь. – В глазах Рафаэля горел неукротимый огонь, но голос звучал спокойно и тихо.

Лотти бил озноб, но она выдержала его взгляд и ответила:

– Я приняла решение.

– Ну так измени его.

– Ты не остановишь меня, Рафаэль. Я уезжаю.

– Шарлотта, если ты вообразила хоть на секунду, что я позволю тебе покинуть страну и увезти ребенка, ты сильно заблуждаешься. – Лицо Рафаэля исказило сильное волнение. – Мой ребенок родится здесь и здесь же будет расти – рядом с отцом, в палаццо Монтеррато. Ты уже однажды бросила меня, и я не сомневаюсь, что ты можешь сделать это снова. После того как ребенок родится, можешь ехать куда угодно, но не раньше. Но ребенок останется здесь.

Лотти едва сдерживала горячие слезы ярости и отчаяния. Его слова зацепили ее за живое, как рыболовный крючок: чем больше она боролась, тем было больнее. Она ничего не значит для него сама по себе. Без ребенка можешь проваливать на все четыре стороны, вот и все.

Загнав боль поглубже, Лотти обернулась к Рафаэлю снова, используя злость, чтобы замаскировать агонию чувств в душе:

– Уверена, мой отъезд тебе будет в радость. Как только родится ребенок, ты будешь счастлив, если я наконец насовсем исчезну из твоей жизни.

Рафаэль непонимающе уставился на нее:

– О чем ты говоришь вообще?

– О нас с тобой. О нелепой мысли, что мы можем жить вместе, строить отношения, рожать детей.

Сделав над собой явное усилие, Рафаэль понизил голос и осторожно приблизился к ней, как когда-то подходил к самым норовистым из своих скакунов.

– Слушай… Я не совсем понимаю, о чем идет речь, но, может, если ты успокоишься… – Он протянул ей руку, но Лотти так яростно ее оттолкнула, что куртка сползла с ее плеч и упала.

– Речь идет о том, что я ничего не значу для тебя, ничего! Я всего лишь суррогатная мать, даже хуже. Потому что ты не можешь просто заплатить и забыть обо мне. Вместо этого ты запираешь меня в самом дальнем углу палаццо. Но я твоя последняя надежда получить наследника, и ты меня за это ненавидишь. И не отпирайся! – Ее голос сорвался на крик и звучал так пронзительно, что Рафаэль просто не мог ей ответить. – Если бы не несчастный случай, ты бы давно избавился от меня. Жил бы завидной холостяцкой жизнью сколько угодно, а потом подобрал подходящую мать для своих драгоценных детей. Одну из этих идеальных женщин, которые осаждали тебя прошлой ночью.

Едва Лотти высказалась, ее охватило холодное спокойствие, дрожь унялась, дыхание выровнялось.

– Так вот почему ты так странно ведешь себя. Сравниваешь себя с женщинами на том вечере? Будь осторожнее, Лотти. Ты же не хочешь, чтобы это выглядело как ревность, правда? Чтобы мне показалось, что тебе есть дело до этого. Мы же оба знаем, что это не так. Может, мне напомнить тебе…

– Перестань! – воскликнула Лотти, закрыв уши руками. – Я не хочу ничего слышать.

– Мне нет дела, хочешь ты или нет. Это ты бросила меня, помнишь? Вряд ли я когда-нибудь это забуду.

Лотти вспомнила слова, которые сказала ему на прощанье. Эту ужасную, ужасную ложь. «Я не люблю тебя, Рафаэль. И никогда не любила». Этого не отменить.

– Ты застала меня врасплох. Я же вообще никакого понятия не имел, что ты задумала. Идиот. Я думал, мы вместе навеки, представляешь? А оказывается, все это время я был для тебя пустым местом и ты отчаянно хотела от меня избавиться. А когда ты сказала, что никогда не любила меня… – Рафаэль остановился, его кадык дернулся, будто он проглотил что-то твердое… – Хочешь правду? Я скажу тебе. Эти слова меня убили, Лотти. Просто убили.

Это было больше, чем она могла вынести. Со своей болью она еще как-то справлялась. Но видеть искаженное мукой прекрасное лицо Рафаэля было просто невыносимо.

– Я солгала.

– Что, прости?

– Я солгала, Раф. Когда сказала, что не люблю.

– О, ну конечно. Я слышал эти слова своими ушами. Я смотрел в твои глаза, когда ты произносила их.

– Мне пришлось солгать, иначе ты никогда не отпустил бы меня.

– Какого черта… Если ты так пытаешься меня утешить, то не стоит.

– Мы же сегодня говорим правду. Это моя правда. Я сказала так ради тебя, чтобы ты побыстрее выбросил меня из головы и чувствовал себя свободным.

– Какое благородство, – с убийственным сарказмом ответил Рафаэль. – Напомни мне причину, по которой я хотел быть свободным.

– Наш брак превратился в кошмар. Бесконечные поездки в клиники, неудачные попытки ЭКО. Я не хотела, чтобы смерть Серафины разрушила обе наши жизни. Я думала, что если уеду, то заберу боль от ее смерти с собой. Что тебе без меня станет лучше.

Ноздри Рафаэля раздувались от гнева.

– Не смей приплетать сюда Серафину! Не ты одна имеешь право испытывать боль. Она была и моей дочерью, моей маленькой девочкой, не меньше, чем твоей. И я испытывал боль от ее ухода – все еще испытываю – не менее глубоко, чем ты. И даже больше, потому что я чувствую вину за ее смерть.

– Тогда я этого не знала. Откуда мне было знать, если ты вообще не хотел разговаривать со мной? – всхлипнула Лотти. – Мне нужна была твоя поддержка, но ты думал лишь о том, чтобы поскорее завести нового ребенка. Наваждение какое-то. Будто без ребенка наш брак – ничто. Будто только он может удержать его от распада.

– В жизни не слышал ничего более абсурдного.

– А когда все попытки провалились, я знала, что это и мой провал. Я чувствовала себя подавленной, опустошенной, бесполезной. – Чтобы не упасть, она оперлась о плечо ангела.

– Боже, Лотти. Неужели ты не понимаешь, что я старался быть сильным? Когда я видел, как ты страдаешь, у меня сердце рвалось на части. Я не хотел сделать еще хуже, демонстрируя свою боль.