Анна Берсенева - Женщина из шелкового мира Страница 32

Мадина вдруг вспомнила, когда у нее впервые появился интерес к таким вот подробностям жизни. Когда она разглядывала в магазинчике на Тверской необыкновенные куски разноцветного мыла, и непонятную воздушную стружку, и пахнущие нежно и остро бальзамы, вот когда! Но сразу после этого она встретила Альгердаса, и подробности внешнего мира потеряли для нее всякое значение, и она забыла тот волшебный магазинчик, а теперь вот вспомнила.

— Я даже кандидат математических наук, — ответил Никита. — Правда, по специальности никогда не работал. Но, скажу тебе, дисциплинированный и вместе с тем свободный ум, а именно таким делает ум математика, очень мне в жизни пригодился. Вот что, Мадо, — сказал он, — давай-ка мы с тобой завтра встретимся.

— Опять за обедом? — улыбнулась Мадина. — Спасибо, Никита. Но это не нужно.

— Не за обедом. Ты придешь завтра утром ко мне в офис, и мы решим, что ты будешь делать.

— Где делать? — не поняла Мадина.

— У меня в офисе.

— Никита! — воскликнула она. — Вот это уж точно ни к чему. Эта благотворительность с твоей стороны. Ну что я могу делать у тебя в офисе? Разве что полы мыть. Я-то ведь даже не математик — филфак заканчивала.

— Ничего, — усмехнулся он. — Дороги к разуму бывают разные.

— Но я даже не знаю, чем ты занимаешься!

— Вот завтра и узнаешь. — Никитин тон не допускал возражений. — Тогда и обсудим, чем заняться тебе. А сейчас, извини, я хочу просто поесть, не обсуждая производственных вопросов. Кстати, и еду нашу несут.

Официант расставил на столе маленькие фарфоровые тарелочки с закусками — красиво нарезанными рыбой и мясом, украшенными кружевами из овощей. В фарфоровой же мисочке лежали какие-то темно-бордовые дольки, которые оказались вялеными калабрийскими помидорами. И все это было интересно, во всем этом было очарование внешнего мира, которого Мадина прежде не знала, а теперь вдруг почувствовала свежо и остро.

— Приятного аппетита, Мадо, — пожелал Никита. — О делах — завтра. А ты не помнишь, какое вино подавали на обеде в честь князя Багратиона?

Простившись с Никитой, Мадина стояла посреди Тверского бульвара. Растерянность боролась в ней с воодушевлением.

«Неужели все так и есть? — думала она. — У меня может быть какая-то другая жизнь — яркая, необыкновенная? И для этого надо только захотеть, чтобы она такой стала?»

Она присела на лавочку под большим, с раскидистыми узловатыми ветками дубом. Он был такой старый, что мог видеть Пушкина, когда тот гулял по Тверскому бульвару, и даже, пожалуй, наполеоновский пожар Москвы.

Мадина улыбнулась.

«Осталось только сказать себе: нет, жизнь не кончена в тридцать лет! — подумала она. — Интересно, в самом деле никто на всем Тверском бульваре не помнит, что там написано в „Войне и мире“? Как глупо люди живут! И почему же они потом жалуются, что жизнь у них убогая?»

Думать об отвлеченных вещах Мадине всегда было легко, и она всегда думала о них с удовольствием. Но сейчас следовало подумать о том, каким образом прийти завтра в офис к Никите. То есть не о самом походе в офис, в этом-то не было ничего трудного, а о том, где она проведет сегодняшнюю ночь. В том, что она не поедет сегодня домой в Бегичево, Мадина уже не сомневалась.

Но во всем этом огромном городе не было ни одного человека, к которому она могла бы пойти. Полгода назад она попала в этот город случайно, без целей и планов, и ее пребывание здесь осталось бессвязным, каким-то призрачным. Раньше она этого не замечала, а теперь сознавать это было ей неприятно.

«Пойду на вокзал, — решила Мадина. — Возьму билет на завтрашний поезд, чтобы милиция не приставала, и переночую в зале ожидания. А перед этим погуляю. Может, в театр схожу или хотя бы в кино. Мало ли куда можно пойти вечером в Москве!»

От такого простого и твердого решения и от того, что она приняла его сразу, не сомневаясь и не колеблясь, ей стало легко и приятно.

Мадина встала с лавочки и, никуда не спеша, радуясь каждому своему шагу и скрипу песка на дорожке, пошла по Тверскому бульвару к Никитским Воротам.

Глава 2

Ночевка на вокзале была неприятна главным образом тем, что наутро Мадина даже испугалась немного, взглянув на себя в зеркало.

Правда, лицо ее не выглядело помятым, потому что она совсем не спала. Ложиться на скамью в зале ожидания она побрезговала, а уснуть сидя не сумела. Так и просидела всю ночь — сначала вспоминала прелестную английскую комедию, которую посмотрела в Театре Маяковского по купленному с рук билету, а потом время от времени проваливалась в короткое забытье.

Так что помятостей и отеков Мадина на своем утреннем лице не наблюдала. Но наблюдала другие знаки бессонной ночи, и главным из них был блеск в глазах, который показался ей лихорадочным.

«Если бы ко мне пришел устраиваться на работу человек с такими глазами, я его не приняла бы», — подумала она, причесываясь перед зеркалом в туалете.

Но придавать своим соображениям чересчур большое значение Мадина не стала. В конце концов, она никогда никого не принимала на работу, так что могла и неправильно себе представлять, из каких соображений при этом исходят.

Никитин офис находился на третьем этаже новенького бизнес-центра, ловко вкрапленного между старинными домами Тверской улицы. Вообще-то Мадина могла подняться пешком, но охранник, посмотрев ее паспорт и сверив фамилию со своим списком, сказал:

— На нечетных этажах останавливается правый лифт.

И Мадина постеснялась спросить, где находится лестница.

Наверное, по этажам бизнес-центра перемещалось немало народу, раз лифты были разделены по месту назначения. Впрочем, здешняя жизнь не показалась Мадине чересчур оживленной. Во всяком случае, лифта ожидала она одна. И только когда она уже вошла в его блестящие металлические двери и собиралась нажать кнопку третьего этажа, то услышала оклик:

— Подождите, пожалуйста.

Обернувшись, Мадина увидела мужчину, который показался ей родным братом Никиты — такой же элегантный, хорошо одетый, тщательно подстриженный. Разве что фигура не такая поджарая: когда он торопливо шел к лифту, то было заметно, что живот у него слегка подрагивает в такт быстрым шагам.

Вслед за ним шли еще двое мужчин, в которых даже Мадина со всей своей неопытностью распознала охранников. Но когда они хотели войти вслед за ним в лифт, он распорядился:

— Идите пешком. — И добавил, глядя на Мадину: — Дама меня, надеюсь, не обидит.

При этом он улыбнулся так располагающе, что Мадина улыбнулась в ответ.

Двери закрылись. Лифт тронулся вверх так плавно, что движение его почти не чувствовалось. Мадина молчала, ее визави тоже. После первого доброжелательного взгляда он больше не смотрел ей в глаза и делал это как-то естественно, без усилия. Ясно было, что ему привычно не надоедать постороннему человеку даже случайным взглядом. У Мадины же такого навыка не было — она не знала, куда девать взгляд, и с некоторым напряжением разглядывала крупные кнопки этажей.