Я тебя (не) прощу - Амелия Борн Страница 32

Он больше не мог этого выносить. Зло смахнул со стола чертов телефон, рыкнул, как раненный зверь:

— И какого же черта ты мне все это показываешь?!

— Потому что я так не хочу! — выкрикнул Егор в ответ, подхватывая с пола свой смартфон и снова выпрямляясь. — Мне нужна сама Ава, а не эти деньги! Я больше не мог молчать! Арс, прошу…

Быков рискнул шагнуть к нему ближе, даже отважился взглянуть в лицо…

— Просто отпусти ее ко мне, — проговорил Егор. — Оставь все себе, но отдай мне Аву… и мы оба исчезнем, обещаю…

Арсений расхохотался. Хохотал долго, выплескивая в этом адском, надорванном смехе свою боль.

И наконец сделал то, чего хотел. Схватив соперника за грудки, впечатался в его физиономию кулаком. А когда тот отлетел к двери — шарахнул его башкой об нее так, что та распахнулась и Быков вылетел в приемную. Врезав по ненавистной физиономии еще раз, Арсений скрылся в своем кабинете, уже твердо зная, что сделает.

Ава хотела обманом забрать его долю — он парирует тем же. А после… ее утешит драгоценный любовничек, который готов был принять ее без всего. И именно таковой — нищей — в итоге и получит.

* * *

Настоящее время

— А потом, когда ты все подписала… Быков исчез, — закончил Арсений надтреснутым голосом. — А я…

Его пугала тишина, нарушаемая лишь тонким, почти призрачным дыханием. Ава была здесь, но ему казалась сейчас далекой, как никогда.

— Я засомневался во всем этом позже, — все же решительно продолжил он. — Искал тебя… а когда нашел… увидел тебя с ним. У подъезда… вы обнимались. И тогда…

Он машинально развел руками, хотя Ава и не могла этого видеть. Поспешно добавил:

— Тогда я решил, что у вас все хорошо.

Ее ответное молчание давило. Он не знал, что еще сказать, что еще сделать… Не пытался себя оправдать, а просто хотел… чего? Наверно, какого-то понимания. Не с ее стороны, нет. Понимания для себя, что теперь будет дальше.

— Меня это не оправдывает, но за все эти годы я не притронулся и пальцем к твоей части наследства. И не жил в доме ни дня после того, как… выгнал тебя.

До него вдруг донесся смех. Тихий, но постепенно набиравший обороты, в котором сквозили нотки горечи и презрения.

А следом послышался грохот, от которого он вздрогнул — это Ава резко встала из-за стола, а он — инстинктивно дернулся, чтобы ее удержать… но в последний момент заставил себя остаться на месте.

— Знаешь, я думала, что ненавижу тебя, — проговорила Аврора с такой интонацией, что глаза его мигом зажгло от подступившей к ним разъедающей боли. — Но нет, Арс, оказывается, это даже не ненависть. Это отвращение.

Он услышал, как она заметалась в узком пространстве кабинки. То ли ища выход из нее, то ли ища выход своим чувствам.

— Удивительно, Богданов, — снова грустно рассмеялась она. — Ты отнял у меня все, но остался собакой на сене. Ты даже деньги по-настоящему не любил, что уж говорить обо мне?..

Он не выдержал. Вскочил с места, протянул в отчаянии руки, пытаясь ее найти…

— Это не так, — выдавил из себя.

— Так, — отрезала она и всхлипнула. И от этого жалобного звука он сам испытал к себе такое всеобъемлющее отвращение, какого не испытывала наверняка даже Аврора. — Ты просто не умеешь любить, Богданов.

Эти слова прозвучали, как приговор. А раздавшийся следом звук отъезжающей и захлопывающейся двери — как удар судейского молотка, ставящий окончательный крест на всех надеждах.

* * *

Как оказалась впоследствии на свежем воздухе — я даже не могла вспомнить. В голове билась лишь одна мысль: скорее, скорее, прочь отсюда! А в груди пекло так, что невозможно было дышать. Казалось, что из окружающего воздуха иссяк весь кислород, а заодно закончился смысл вообще дышать.

Но он все же был, этот смысл. В кареглазой девочке, так похожей на своего отца.

Я жадно, словно кто-то мог мне помешать, вобрала в себя стылый воздух и медленно, равномерно выдохнула, пытаясь успокоиться. Изо рта вырвалось облако пара и постепенно растаяло, сливаясь с темнотой ночи.

Не нужно было сейчас обо всем этом думать. Любая мысль не приносила в данный момент ничего, кроме боли. Но и не думать все же никак не получалось.

Когда оказалась в своей машине, подальше от чужих глаз, с губ непроизвольно сорвался жалобный звук, идущий откуда-то из глубин души. Боже, и почему же мне было так больно? Ведь я не услышала ничего нового. Ничего такого, что когда-то уже не пережила. Вот только так и не сумела оставить позади.

Да и как тут суметь? Даже если бы удалось навсегда прогнать Богданова с глаз подальше, оставалась Леся. Дочка, смотревшая на меня глазами бывшего мужа. Моя дорогая девочка, способная меня возненавидеть, если я лишу ее отца.

Это был тупик. А я, несчастная и загнанная, металась в нем, не находя выхода. Как бы ни поступила в нынешней ситуации — кто-то обязательно будет страдать.

Леся еще не была в том возрасте, чтобы позволить ей самой ездить к отцу. Да и просто оставлять ее с Богдановым наедине я считала неприемлемым — откуда мне было знать, на что еще способен этот человек?

И вместе с тем — я не хотела его даже видеть. Не хотела раз за разом испытывать эти выматывающие, разноречивые эмоции, то накатывающие, то отступающие, как морская волна во время прилива.

Глупо, но я и в самом деле надеялась, что он скажет нечто такое, что сумеет его оправдать. Что сумеет оправдать меня саму — и мою к нему тягу, неподдающуюся никакой логике, не отпускающую даже спустя столько лет.

Это было похоже на изощренный мазохизм, на подобие адского пекла, в котором я лихорадочно горела. И не могла даже трезво разобраться, что было причиной этих чувств, с которыми так отчаянно боролась.

Тянуло ли меня к нему только по памяти? Возможно, попросту давили прежние воспоминания, былые эмоции и я искала их в этом человеке снова и снова, потому что не нашла ни в ком другом? Или было все же в самом Арсе нечто настолько магнетическое, что я с огромным трудом с этим справлялась?

Я не знала ответа на этот вопрос, зато хорошо знала другое — с этим надо решительно заканчивать. Этот человек не способен был любить никого, кроме себя самого — в этом я была абсолютно уверена. А мне нужно было шагать дальше, жить дальше, научиться