Развод. Она не твоя - Маргарита Дюжева Страница 32

— Я подозреваю, что ее собираются подсадить на препараты, поэтому времени нет вообще.

— Понял. Сделаю, — сказал Артём и отключился.

А я еще раз глянул на фотографию Марии и ее дочери, досадливо цыкнул. Пазл пока не складывался – не хватало входных данных.

Кому она мешала?

Мужу? Чем?

Ну допустим, она узнала о его похождениях. И что дальше?

Миллионы мужиков гуляют на стороне, и большая часть из них рано или поздно прокалывается на какой-то мелочи, и тайное становится явным. Однако далеко не у всех жены после того оказываются в дурдоме.

Повздорили – помирились. Подарил машину, шубу, брильянты и живут дальше.

Или, наоборот, развелись и к стороне. Дальше каждый сам по себе.

Снова перед глазами возникла шахматная доска.

Сдать пешку, чтобы добраться до короля?

Променять обычную жену на дочь Спиридонова?

Вот это уже больше похоже на правду.

А Каталовой-то какой резон связываться с седеющим женатиком? С таким папашей, как у нее, она может рассчитывать на гораздо более выгодную партию.

Тогда почему? Приказ самого Спиридонова, использующего дочь, как лакомый кусок для привлечения жадных придурков? Или она преследует какие-то свои цели?

Не понятно.

В этой истории вообще до хрена всего не понятного. В мотивах каждого поступка надо разбираться отдельно и с увеличительным стеклом.

Единственное, что я знал наверняка – Марию надо забирать.

И не только потому, что внутри меня что-то ярится и рычит от неправильности происходящего, но и потому что она может быть полезна.

Не это ли мечта всех преданных женщин – отомстить неверному мужу. Раздавить его в ответ на измену, сделать так чтобы локти кусал, понимая, что дороги обратно нет, и что он сам просрал свое счастье.

Я дам ей так такой шанс, а взамен…взамен она поможет мне. Потому что нет ничего опаснее обиженной женщины, и матери, желающей защитить своего ребенка.

Артему потребовалось два дня, чтобы провернуть дело с «похищением».

Все было обставлено так, словно Мария пришла в себя и самостоятельно покинула клинику.

Он показывал мне записи с камер наблюдения, на которых отчетливо видно, как она, поматываясь, идет по одному коридору, по второму, потом спускается по лестнице к черному ходу и толкает дверь.

Конечно, это была не Мария, а помощница Артема, занявшая ее место.

Сама Абрамова была не в состоянии не то, что ходить, но и просто подняться в постели.

Ее вынесли в тот момент, когда в другом крыле клиники сработала пожарная тревога, и весь персонал поспешил туда. Потом заменили записи на видеокамерах, подчистив все хвосты.

Для такого специалиста, как Войнов это было не сложнее, чем увести леденец из-под носа у сопливого ребенка.

Мне было плевать, как ему удалось это провернуть, главное результат.

А он был таков, что Абрамову увезли в загородный дом, который принадлежал мне, но который никак нельзя было со мной связать – куплен через третьих лиц, концов не найдешь.

Там ей выделили комнату. Туда же приехал мой доверенный врач – Олег Макаров – с целым арсеналом препаратов.

— Не переживай. Прокапаем. Выведем все, что в нее залили.

Я и не переживал.

Вроде.

Только почему-то каждый раз обнаруживал себя в ее комнате. То просыпался в кресле, с затекшей спиной. То вдруг выныривал из тяжелых мыслей, стоя у окна, выходящего на алею между молодыми соснами. А то просто сидел, облокотившись на колени и рассматривал ее.

Бледная, с темными кругами под глазами, и потрескавшимися сухими губами.

Вообще никакая.

Я все смотрел, смотрел, смотрел. Не понимая, почему не получается отвести взгляд.

Наваждение какое-то.

На вопросы, когда она придет в себя, Олег разводил руками:

— Делаю всевозможное. Накачивали ее качественно, сильнодействующими. Продержи они ее на таком «лечении» пару недель, и диагноз стал бы реальным. Так что не гони.

Я глухо рычал в ответ на его слова.

Хотелось найти Абрамова и приложить его пару раз мордой об стену, потому что…

Хрен знает почему.

Это не поддавалась никаким логическим объяснениям, но я зверел от одной мысли, что было бы не столкнись я тогда с ней в коридоре.

Две ночи она проспала спокойно, как мышка, а вот на третью начала метаться.

И я, неожиданно для самого себя был вынужден переквалифицироваться в няньку.

Олегу, круглые сутки дежурившему возле Марии, тоже нужен был отдых. И я его отпустил, дав возможность поспать в соседней комнате, а сам остался с Абрамовой. Сидел возле ее кровати, держал за руку, когда начинала стонать во сне, нес какую-то успокаивающую ересь.

Она-то раскутывалась, потому что была горячая словно печка, то начинала стучать зубами и трястись, и я не придумал ничего лучше, чем лечь рядом с ней и прижать к себе.

— Тише, Маш, тише. Ты в безопасности, — шептал, когда она снова начала метаться.

Услышав мой голос, она замерла. Потом, не просыпаясь и не открывая глаз, принялась бессвязно бормотать.

Она все бубнила, бубнила, бубнила, затем начала всхлипывать. И на одном из таких всхлипов, мне удалось разобрать ее слова:

— Не отдавай меня им…

За грудиной царапнул острыми когтями. Так сильно, что сбилось дыхание, и сердце внезапно разогналось до бешеного гула.

— Не отдам, — сказал я, — не бойся.

Она не слышала меня, продолжала стонать и шептать. То звала Арину, то умоляла кого-то оставить ее в покое.

Все твердила про какие-то шторы, про платье и резиночки. Про духи. Про ремонт.

Похоже на бред сумасшедшего, но я был уверен, что все это имело какой-то смысл. И слезы, катившиеся из-под опущенных ресниц, были настоящими. И отчаяние, с которым она молила вернуть ее ребенка.

— Вернем, Маш. Не переживай. Все вернем, — повторял я, гладя ее по спутанным волосам, — с ней все будет в порядке. И с тобой тоже. Я обещаю.

Я действительно пообещал это. Не только ей, но и самому себе.

Чтобы не случилось в дальнейшем – я помогу ей. Клянусь.

Эта ночь была пиковой. Несмотря на то, что Олег вернулся к пациентке буквально через пару часов, я сам ни на минуту не сомкнул глаз. Мне все казалось, что стоит мне только отвлечься и случится непоправимое.

Лишь дважды спускался вниз, чтобы залить в себя конскую дозу кофе, и обратно.

— Саш, иди спать, — повторял Олег, — с ней все в порядке. Это просто откат после препаратов.

— Я останусь.

— В этом нет никакой необходимости.

— Я останусь!

Он больше не