Лена Петсон - У Ромео нет сердца Страница 32

– Как он? – говорю я, удивляясь собственной смелости.

– Ну, как сказать…

– Как есть, так и говори, а лучше дай мне его номер. Пожалуйста.

– Не могу.

– Почему? – Я уже давно научилась задавать неудобные вопросы.

– Пойми меня правильно, не могу, но не в том смысле, что не хочу или он мне запрещает, просто у него сейчас нет телефона. В принципе нет.

– Я так понимаю, что совсем все плохо… Как же тогда с ним встретиться? Мне нужно с ним поговорить.

– Юль, он ни с кем не общается, и при всем желании я не могу тебе помочь.

– Ну, ты же знаешь, где он живет?

– Это в любом случае не дает мне права влезать в его жизнь. Извини.

– Жаль, и ты меня извини. И насчет Кирилла тоже. Собственно, мы…

– Не извиняйся. Ладно, мне некогда! Пока.

Иногда мне кажется, я смирилась с прошлым. Но когда волны раскаяния вдруг накатывают на меня, я сама себе противна: за эти игры в молчанку, за то, что не приложила никаких усилий, чтобы все полностью прояснить. Однако можно ли винить себя за последствия событий, которые от тебя не зависят?

По дороге из университета домой я вновь думаю о том, как встретиться с Марком. Он страдает, – во всяком случае, у меня нет других объяснений тому, почему теперь его нет в социальных сетях или почему он не пользуется телефоном. Раньше у него их было штук пять. Маринкин отказ выглядит неубедительно, но я обязательно что-нибудь придумаю и без нее! Обязательно. Я уже представляю себе нашу встречу, гордую физиономию Марка и мое смущение, когда раздается телефонный звонок:

– Здравствуйте, меня зовут Светлана, я – репортер светской хроники газеты «Звездные игры». Как вы прокомментируете тот факт, что от вашего парня забеременела другая девушка?

– Что?

Я чуть было не спрашиваю: «От какого еще парня?» Смотрю на тротуар и вижу, как капли дождя постепенно покрывают асфальт. Дождь усиливается. Моя одежда быстро намокает, но мне все равно. Тем временем девушка все повторяет и повторяет вопрос.

– Извините, я не знаю, о чем конкретно вы говорите, поэтому прокомментировать не смогу, – говорю я и сразу же нажимаю на сброс.

В течение следующего часа я только и делаю, что отвечаю на подобные звонки. Неважно, кто звонит: свои или чужие, близкие или далекие, – я отвечаю, что ничего не знаю, и сбрасываю звонок. Еще час – и я вообще не беру трубку. Иду в сторону дома, мокну под дождем и думаю о том, что звездная «реальность» вновь гонится за мной.

Ирина звонит мне, когда я уже вхожу во двор.

– Случилось непредвиденное, – говорит она, – Кирилл попал в аварию.

– Что случилось? Как он?

– Он-то нормально. Только авария – не самое страшное. Хуже, что рядом с ним была девушка, и она заявила журналистам, что беременна от него.

– Отлично, рада за них. Но при чем тут я? – говорю я, прекрасно зная ответ.

– Ты должна дать опровержение, заявить, что у вас все хорошо.

– Я должна?

– Нам нужен еще один месяц, только месяц…

– Какой в этом смысл? – я отвечаю все смелее. – Допустим, скажу… журналисты повеселятся, раздуют сенсацию, фильм получит свою порцию внимания, но потом всплывет правда, и я окажусь крайней. Зачем мне это…

– Ты же еще не все деньги получила, да?

– Вы мне угрожаете?

– Нет, но ты подумай, как в дальнейшем может сложиться твоя судьба…

– Хорошо, подумаю, – говорю я и завершаю разговор.

Смотрю на экран телефона – сотня непринятых звонков, просьб, обещаний, и среди них нет весточки от того, ради кого хотелось бы жить. Нет, со мной все нормально, вполне. Я люблю жизнь и не готова с ней расстаться, даже находясь в такой пустоте. Я ощущаю прохладные капли дождя, я чувствую, я живу. С этими мыслями я отрываюсь от телефона, поднимаю голову и вижу перед собой Марину.

Она такая же мокрая и уставшая, как и я. Безумно красива и сейчас, как никогда, похожа на Марка. Хочу сказать: «Я думала о тебе целый день!» – но бывшая подруга меня опережает. Маринка смотрит на меня спокойным, усталым взглядом, без свойственного ей высокомерия, однако голос ее звучит судорожно, с надрывом, как у героини мелодрамы в минуты откровений:

– Я думаю, ты права, – доносится до меня. – Да, ты права. Будет неправильно, если я буду просто стоять в стороне. Это же не первый случай…

– Марин, ты о чем? Что случилось?

– Вот. Держи! – она протягивает мне ключи. – Он живет сейчас в нашей прежней… ну, в бывшей родительской квартире. Ты вроде знаешь, где это…

– Да, спасибо, – отвечаю.

– Не за что.

Она поворачивается, делает пару шагов – и я понимаю, что не могу вот так просто ее отпустить. Такой я вижу ее впервые: вечно невозмутимое лицо, наконец, сбросило маску, и мне хочется познакомиться с настоящей Маринкой поближе.

– Подожди…

По ее взгляду я понимаю, что она этого очень ждала.

– Зачем ты помогаешь мне? – спрашиваю я, подбрасывая в руке ключи.

– Ты же видела нашу мать… по телику, я ее тоже чаще всего по телику вижу… кроме сцены и камеры, для нее ничего не существует. Мы для нее так – бонус к звездной жизни. Когда Марк чуть не разбился в первый раз, знаешь, о чем она думала? Слава богу, что это не случилось в день ее премьеры! Когда упал с балкона – она из больницы спокойно поехала на чей-то там юбилей, вся в брошах и блестках.

Капли дождя струятся по Маринкиному лицу, смешиваясь со слезами.

– Когда Марк попал под машину, – продолжает она, – нашу мать больше всего волновало, как бы эта информация не попала в сеть и не испортила ей репутацию. Недавно к ней приходили телевизионщики, так знаешь, куда она их повела?.. в церковь! Представляешь, моя мама, оказывается, святая. Ну, разве не смешно… Отец для нее… в общем, я не уверена, что она родила бы нас, не будь у него таланта и связей. Не хочу, не хочу быть такой, как она…

– Разве ты сама не делаешь все, чтобы жить так же? – подаю голос я.

– Сорри, сейчас не готова это обсуждать. Хочу лишь сказать, что у нас с Марком никого нет. Отец вкладывает всего себя в фильмы и маму. Чего-чего, а брать она умеет…

– Марин…

– Ты думаешь, что я сейчас несу бред? Просто устала, просто выпила или еще чего… нет! Я думаю об этом всегда, все двадцать четыре часа в сутки. И даже не могу представить, что чувствует Марк. Просто так ведь не разбиваются три раза и не выбирают женщин вроде Лизы или этой, прости господи, Иры, – завершает она с брезгливостью.

– Марин…

– Это ж диагноз! Три раза он чуть не лишился жизни, а ей все мозг не включить, понимаешь? Даже не посмотреть в сторону сына…

– Марин, пойдем чай пить. Мы промокли.

Она смотрит на меня, плачет и своих слез не замечает. Это не слезы актрисы, слезы сестры. Никогда не думала, что в Маринке столько любви.