Ирина Степановская - Вслед за Ремарком Страница 33

– Выжимай сцепление, поехали! – скомандовал Роберт.

Без особой надежды на успех она повторила весь комплекс необходимых движений, и вдруг машина тронулась с места! Поехала плавно, без толчков, без лишнего рева двигателя, будто сама собой. Это было чудо! Никто – ни Роберт, ни сама Нина не ожидали такого результата. Машина двигалась, Нина держала руль, а Роберт вдруг заорал с подъемом, которого даже сам не ожидал:

– Поехала! Молодец! Ну что я говорил! Ведь сама поехала!

Он сразу же положил свою руку на руль и немного поправлял его, для того чтобы машина описывала по двору как можно большую окружность.

– Теперь давай двигай рычаг на вторую передачу!

– А как? – изумленно спросила Нина, потому что все ее силы были положены на то, чтобы только стронуться с места, и никто не объяснил ей, что делать дальше, когда машина уже поедет.

– Снова выжимай сцепление! Надо делать вот так! – Он положил свою крепкую ладонь на кулачок Нины, вцепившийся в головку рычага, и плавно и сильно передвинул ее рукой рычаг в нужном направлении. Двигатель изменил тембр звука, автомобиль слегка дрогнул. – Прибавь газку!

– Мы и так быстро едем! – В возгласе Нины слышались и испуг, и восторг.

– Десять километров в час! Как на велосипеде!

– Неужели? – Она с трудом смогла перевести взгляд с асфальта на спидометр. Роберт не обманывал ее. Стрелка колебалась именно в пределах 10 км в час.

Теперь она сама чуть повернула руль, чтобы объехать стойку из старых шин, и с помощью Роберта выписала восьмерку. И ей вдруг настолько понравилось ощущение движения, всю грудь заполнило такое огромное чувство счастья, что она сказала в порыве любви и благодарности и к машине, и к человеку, сидевшему рядом с ней:

– Я готова ездить так всю оставшуюся жизнь.

Роберт не первый раз сталкивался с экзальтированными дамочками.

– Сделаем перерыв на два дня. Занятие наше подошло к концу, мне пора на обед. Давай останавливайся. – Он не сомневался, что она спросит: «А как?»

Она и спросила.

– Нажимай на тормоз, да потихонечку. – Он прекрасно помнил, как давила по тормозам Лиза, да и почти все другие ученики – только визг стоял в ушах.

Нина остановилась так, что он почти не почувствовал.

– Класс!

Дальше она аккуратно сделала то, о чем он тысячу раз говорил на теоретических занятиях: передачу перевела в нейтральное положение, ручной тормоз потянула вверх. Потом она отстегнула свой ремень безопасности и искоса на него посмотрела.

«А она не безнадежна», – подумал он и достал свой растрепанный журнал.

– Ну вот, первое занятие провели. Молодец. – Не поднимая головы, он поставил в конце строки свою закорючку. – На, тоже распишись! Следующее занятие послезавтра.

Она все смотрела на него, затаив дыхание, и потом вдруг с шумом выдохнула. И тут он понял, насколько важно было для нее то, что она все-таки поехала.

– Ты что, не дышала, что ли, все это время? – спросил он.

– Не помню. Наверное, все-таки дышала, иначе как же? Задохнулась бы уже. – Она все сидела в машине, бледная, взволнованная, но до странности с одухотворенным лицом. И Роберту, как ни раздражала его раньше Воронина, тоже стало приятно, что вот она взяла и поехала.

– Ну ладно, иди домой!

Он опять вспомнил Лизу. У той выражение лица было победное, а у этой, Ворониной, будто удивленное. Словно за те полчаса, что она ездила здесь по кругу, мир для нее изменился.

– Эй! – Он даже помахал перед ее носом пальцем, чтобы привлечь ее внимание. – Мне пора!

– Да-да. – Она опомнилась и вылезла из машины, хотя ей ужасно не хотелось выходить, а хотелось ездить по этому двору бесконечно.

– Ну, счастливо. – Преподаватель кивнул и, закрыв на ключ дверцу машины, двинулся от нее довольно легкой походкой. А она смотрела ему вслед и все еще ощущала на своей руке его сильное прикосновение, даже толчок, с которым он помог ей переключить передачу. Когда он уже скрылся за дверью черного хода, она вдруг спохватилась, опустила правую руку в карман, будто не хотела потерять на воздухе ощущение этого прикосновения, и с любовью оглядела желтую машину, даже заглянула внутрь, чтобы еще раз окинуть взглядом свое водительское место. Наконец, просто захлебываясь от счастья, она перекинула через плечо сумку и быстрым шагом пошла со двора прочь. Ей захотелось как можно быстрее попасть домой, юркнуть в постель под одеяло, чтобы еще раз в тишине пережить все, что она испытала. Ей не хотелось никого видеть, не хотелось садиться в автобус или в какую-нибудь чужую машину постороннего частника, ибо своей машиной она уже стала считать этот желтый учебный автомобиль. Она пошла со двора, думая, что ее никто не видит. Но на самом деле за ней наблюдали четыре глаза, очень разные и вместе с тем очень внимательные.

Одна пара глаз принадлежала тому самому рыжеватому псу, постоянно проживавшему в этом дворе и оценивающему всех учащихся – могут ли они принести что-нибудь вкусное специально для животного или не могут. С его точки зрения, эта женщина была для него не безнадежна, чего пес не мог сказать о другой, той, которая приходила заниматься первой. От нее исходил неприятный для пса парфюмерный запах. Он устроился в отдалении от машины и ждал. Но вот он увидел, что женщина удаляется в сторону ворот, так что он рисковал пропустить остатки обеда Михалыча и его товарищей. Пес хорошо знал Роберта и еще одного, приходящего, со смешной прической. Он полагал, что хвост на таком не приспособленном для этого месте, как голова, был совершенно не функционален, но был готов простить этому человеку его маленькую слабость, потому что именно он отдавал собаке очень привлекательные лакомства – свиные косточки от грудинки, колбасные шкурки, а иногда и вяленые рыбные головы или что-нибудь еще в таком же духе. Поэтому пес вздохнул, подобрал живот и направился выжидать подходящий момент к черному ходу.

А из окон мастерской вслед Нине добродушно усмехалась еще одна пара глаз в сеточке мелких морщин. Это были глаза Михалыча. Но Нина ничего этого не заметила. Она направилась домой пешком, по бульвару, через парк.

Человек с хвостом в это время удобно устроился на верстаке и развертывал промасленную бумагу с обворожительно пахнущей ветчиной. Михалыч нарезал огромными ломтями свежий хлеб, Роберт мыл руки. Когда он пришел, из знакомой всем сумки были извлечены две бутылки красного вина, три чистых пластмассовых стакана, кусок адыгейского сыра и небольшая желтая дынька. Возвращаясь в мастерскую, Роберт на всякий случай снова выглянул во двор, посмотреть, все ли в порядке с машиной. Воспользовавшись этим выгодным для него обстоятельством, рыжий пес тут же проскочил внутрь и юркнул до поры до времени под верстак. Выскочить на свет и закрутиться под ногами, напоминая о себе, он должен был только к окончанию трапезы, когда наевшиеся уже люди собирали остатки еды. А пока он свернулся в клубочек, предвкушая вкусный обед и не боясь нацеплять на бока пыль и стружку. Даже то обстоятельство, что прелестный запах копченой свиной шкурки перебивался отвратительным запахом дыни, который часто вызывал у него приступ чихания, не смутило пса. До поры до времени он устроился, зажмурив глаза, и держался вовсе не вызывающе, а весьма скромно, готовый, однако, тут же напомнить о себе в первый же подходящий момент. Но вопреки всем его ожиданиям такой момент подвернулся не скоро. Едва были опустошены первые стаканы и съедены первые бутерброды, дверь в мастерскую открылась, и на пороге показались представители молодого поколения. Их было двое. Один из них был собственной персоной заводила вражеской группировки, второй – его ближайший помощник.