Моя девочка - Яна Соболь Страница 33

Думала о том, что мы не должны были причинять Лизе столько боли. Так не должно было случиться.

Думала, что надо было признаться раньше. Но что я могла сказать ей? Если даже сам господин Крутой, мать его, гребаный папочка, не подтвердил того, что мы пара. Что мы не просто трахаемся, что…

О том, что мы просто трахаемся, Лизе действительно лучше было бы не знать. Но я же думала, я была почти уверена, что Фил испытывает те же чувства, что и я к нему.

Как же я ошибалась!

Когда я решаю, что во мне не осталось ни слезинки, слезы текут по-новой.

Если Филу я не звонила и не писала, то для Лизы я оставила кучу сообщений, чтобы она перезвонила мне, выслушала меня и мои объяснения. Даже наговорила кучу аудиосообщений, но все их стерла. Даже набрала номер, но тут же сбросила его.

Все мои сообщения остались без ответа. Что же, надо смириться с тем, что Лиза искренне ненавидит меня. Конечно, у нее есть на это полное право. Когда я почти всерьез призналась ей, что фанатею от взрослых, состоявшихся мужчин, она тоже в шутку взяла с меня обещание не трогать ее отца.

Это напрочь вылетело у меня из головы. Вот почему она злится. И еще из-за собственной матери. Все наши беды и ошибки — из-за наших матерей.

Я нарушила слово, ее отец нарушил слово. Два ее самых близких человека подло обманули ее.

Но я уверена, я почти уверена в том, что если бы она поняла, что мы любим друг друга, она простила бы нам обман.

А сейчас это и правда навсегда останется как «маленький грязный секрет». И Лиза ощущает себя так, словно мы двое отхлестали ее по лицу грязными тряпками.

Хватит уже ковыряться в собственных ранах! Но мысли все крутятся и крутятся в голове.

На улице все померкло, хотя вроде бы еще не так поздно. Заморосил мелкий дождь, потом громыхнула молния и застучал уже настоящий ливень. Зашумела вода, струями потекла с крыш, деревьев и серого неба. Веселые студенты с криками и смехом разбегались кто куда.

Да, ведь говорят, что студенчество — прекрасная пора. Что-то я пока не заметила. Может, потому что я потерялась. Я совершенно не знаю, куда мне идти и что делать дальше. Мне надо съехать прямо сейчас. Но я еле стою.

Или что, подождать, пока Лиза вернется, чтобы собственноручно выцарапать мне глаза?

Может, и правда пофиг это образование? Кому оно нужно? Чтобы встречаться с Лизой? И что? Всякий раз избегать ее и мыслей об ее отце?

Да пропади оно все пропадом. Я для Филиппа — игрушка. Иг-руш-ка.

Правда очень тяжелая пилюля, и я давлюсь этой реальностью. Он действительно не хочет от меня ничего, кроме моего тела.

Я бью подушку. Мне стыдно и больно, и все больнее. Да что я о себе возомнила? Как я позволила своей фантазии зайти так далеко? Зачем я позволила своему разуму создать этот идеальный мир, в котором мы действительно были семьей? Где Лиза приняла нас вместе со всем остальным миром. Где мы жили бы вместе долго и счастливо, и самое грязное, что мы делали, стало бы самым чистым, освещенным нашей любовью.

Так чертовски глупо все вышло. Я такая же, как моя мать!

«Шлюха, шлюха, долбаная шлюха!» — звенит в моей голове голос Лизы.

Моя голова сейчас просто лопнет от боли.

Я снова плачу в подушку, ненавидя того человека, которым я стала.

Как я могла даже подумать, что Лиза примет это? Ради бога, я трахала ее отца!

Я шлюха, да, шлюха. Я плачу уже из-за того, что сделала все неправильно, и из-за того бардака, который я уже не могу исправить.

Когда слезы больше не проливаются, я немного успокаиваюсь. Я не смиряюсь, но попытаюсь жить со всем случившимся. Что-то решить для себя и для других. Голову не хочется отрывать от подушки. Но ради Лизы надо вставать и идти…

Если и есть что-то, что я могу сделать для Лизы, так это уйти из комнаты, когда она вернется в общежитие.

Я понятия не имею, куда я пойду, но пока закидываю в сумку любимый толстый свитер, пару футболок, чтобы хватило на ближайшее время, пока не решу, что мне делать и как жить дальше.

Паспорт, кошелек, проездной, студенческий билет. Пересчитываю деньги, смотрю баланс карты на телефоне.

Какая же я молодец, что была такой экономной! Ничего себе не покупала, да и зачем? Сейчас тем более незачем.

Ну что же, на первое время хватит. Наверное. В конце концов, мыть полы можно и без вышки.

Я думаю о том, что бы сказала моя мама, если бы узнала обо всем. Ее голос звенит в моем ухе, как надтреснутый колокольчик.

— Я же тебе говорила, ты портишь все, до чего дотрагиваешься, — со вздохом, с толикой иронии. — Ты шлюха, притягивающая мужчин. Этот всего лишь не стал исключением.

Мне больно жить, мне даже дышать больно. Я мотаю головой, теперь пытаясь вытрясти из нее голос матери. Получается плохо.

Цапаю Лизины широкие темные очки, чтобы скрыть заплаканные вусмерть глаза. Накидываю капюшон на голову, надеваю джинсы и куртку, набрасываю на плечо холщовую сумку и выхожу под дождь.

Дождь — это то, что мне надо. Солнца сейчас я бы не выдержала. Солнце — это подруга и Фил, это счастье. А у меня на душе пасмурно.

Струи мгновенно пробираются под куртку, холодят спину, смывают следы слез со щек. Даже ледяной ветер воспринимается как отдушина.

И никакого тебе транспорта. Я прохожу через весь студенческий городок, не встретив ни одной машины или автобуса. Оступаюсь и едва не падаю. Перехожу вброд особенно бурный поток, и теперь мои кроссовки полны воды.

Надо идти вперед. Где-то за пределами студгородка есть, кажется, дешевый хостел, как раз мне по карману. Как бы меня там не обокрали, но ведь и там люди живут. Одна знакомая так всю Россию объездила, как раз используя эти самые хостелы. И жива-здорова. Правда, мне лучше убраться куда подальше.

Хотя… Кто искать-то будет? Мама? Кира? Или Филипп?

Прямо передо мной распахивается дверь, чуть не ударяя меня по носу. Вываливаются веселые студенты. Проклиная непогоду, они торопятся обратно в общежитие.

Я сваливаю с территории колледжа и бесцельно брожу по городу.

Где-то сбоку призывно звенит колокольчик, повешенный над блестящей вывеской, из проема и открытых настежь окон тянет ароматным кофе