Бывшая сводного брата (СИ) - Свит Кэти Страница 33

— Кто ещё кого после разговора прощать должен, — хмыкаю.

Я столько лет считала Яра чудовищем и гадом из-за всего, через что прошла. Столько ходила и лелеяла свою боль и свою обиду. Что не поняла одного. Сама же никоим образом не лучше.

Ярослав поступил со мной до неприличия подло и низко. Использовал меня, дискредитировал, унижал. Это сейчас я понимаю, что он сам из-за своих чувств ко мне так бесился. И проецировал все те обидные вещи не на меня, а совершал их для себя. Он себе таким образом делал больнее. За светлые чувства наказывал сам себя.

Яр вместе с Максом вывернул руль. Спасти мою жизнь ценой своей был и его осознанным выбором. Он мог погибнуть ради меня, а я даже про сына ему не сказала.

— Ты только меня не проклинай, — прошу.

— Кто ещё кого проклинать должен, — усмехается.

— Что есть, то есть, — пожимаю плечами, прячу теплую улыбку в уголках губ. Зла на Ольховского не держу. После всего, что узнала, мне за него больно невыносимо. — Я тебя простила давно.

— Это радует, — произносит коротко. Рвано. Смотрит вперёд, не отрывает от меня внимательных глаз. — Говори уже, — не прячет эмоций. — Что случилось? Ты была у Макса? На тебе нет лица. Давай выкладывай!

Легко сказать, решиться трудно. Особенно, когда убедила себя никогда ничего ему не рассказывать. Но одно я решила, а другое жизнь. Стасику нужен настоящий папа. Ярослав вправе знать, что у него растет сын.

Смотрю на Ольховского. Глубоко вдыхаю. Задерживаю воздух в лёгких, пытаюсь немного унять волнение. Меня накрывает.

Плевать! Все равно признание неизбежно! Минута, другая уже ничего не решат.

— У тебя есть сын, — произношу на выдохе. В палате повисает мертвая тишина.

Яр молчит. Смотрит на меня полными шока глазами. И ничего не говорит.

— Повтори, — произносит хриплым голосом. Прочищает горло.

— У тебя есть сын. Его зовут Станислав. Ему чуть больше полутора лет и он замечательный мальчик, — говорю уже чуточку громче.

Ярослав замолкает. Проходит несколько самых длинных минут на свете, а он так ничего и не говорит. Держаться становится тяжело. От волнения подкашиваются ноги. Сажусь на стул.

— Ты врешь, — отвергает мои слова. Голос с надрывом. Неверие во взгляде. И непередаваемая боль.

— Нет, — качаю головой. — Я не вру, — шепчу. — Я говорю правду, — внимательно смотрю на лицо сидящего передо мной молодого мужчины. — И он похож на тебя, — четко осознаю это прямо сейчас. Линия губ, разрез глаз, нос, подбородок… Общих черт довольно много, все же наш сын на отца похож больше, чем на меня.

— Но… Как? — смотрит на меня не моргая. — Этого не может быть!

— А то ты не знаешь откуда берутся дети, — ухмыляюсь.

— Мы же предохранялись, — Яр до сих пор в шоке. — Я всегда осторожен.

— Видимо, не всегда, — пожимаю плечами. — Мой сын от тебя. Хочешь верь, хочешь нет.

— Верю, — смотрит в глаза. Взглядом прожигает дыру в сердце.

— Спасибо, — от души благодарю. Становится немного, но легче. Я рада, что Ярослав не начал меня проклинать.

— Покажи, — просит. Рвано дышит. Глаза наполнены сожалением и невыносимой болью.

— Что именно? — не понимаю.

— Сына нашего, — говорит совершенно серьезно. — Я хочу на него посмотреть.

— В отделение детей нельзя, — отвечаю ему с сожалением в голосе. — Меня уже отчитали. Переведут в палату и я к тебе Стасика приведу, хорошо? — спрашиваю с робкой надеждой. Очень хочу, чтобы он согласился. Если будет настаивать, то придется Стаса сюда приводить. А этого делать не стоит.

— Не нужно в больницу, — отрезает. — Хочу познакомиться с сыном в нормальном месте. Здесь столько заразы, что да ну нафиг!

— Рада, что ты понимаешь меня, — слегка улыбаюсь. — Поправляйся. Становись на ноги и встретитесь. Хорошо?

— Хорошо, — кивает. — Будет лишний стимул как можно скорее выбраться из этого поганого места.

— Ты ещё поганых мест не видал, — вырывается из меня до того, как успеваю подумать.

— В смысле? — Ярослав удивлённо приподнимает бровь.

— Эта больница отличная, — киваю на оборудование.

— Но это больница, — бурчит.

— Значит, пора выбираться из нее, — заключаю.

— Согласен, — с нежностью смотрит на меня. — Покажи фотки сына. Я хочу посмотреть.

Достаю телефон, снимаю блокировку, открываю галерею и протягиваю ему.

Глава 53. Мира

Вечером, сидя дома на кухне, я раз за разом прокручиваю в голове сегодняшний суматошный день. Разговор с Максом, с Яром, с ними обоими. Я очень рада, что мы втроем смогли найти общий язык.

Братья-Ольховские, наконец, помирились. Ярослав начинает становиться прежним собой. Макс… Это Макс. Правильный и упрямый. До невыносимости благородный и жёсткий там, где таким следует быть.

Люблю его. Всем своим сердцем. Иногда стоит пройти через трудности и горе, чтобы обрести свою истинную любовь.

Ярославу это все ещё предстоит. Но сейчас перед ним стоят совсем иные задачи. Богдана Глебовича арестовали, а значит, управление бизнесом перешло на Яра. Ему теперь предстоит за кратчайшее время разобраться со всем.

Мой отец обещал помочь. Сказал, что раз в конечном итоге все достанется Стасику, ради внука он вытащил бизнес конкурента из ямы. Ее даст тому загнуться.

В который раз поражаюсь широте и доброте его сердца. В который раз благодарю все высшие силы, что есть, за такого замечательного отца.

— О чем задумалась? — спрашивает Маша заходя на кухню.

— Да так, — отмахиваюсь. Смысл пояснять то, что она прекрасно видит сама? — Малышню уложила? — спрашиваю, перевожу разговор.

— Да. Спят без задних ног, — устало улыбается. — Стасик тоже?

— Угу, — киваю. — Он уснул так и не прослушав даже половины сказки.

— Вымотался, бедненький, — произносит с нежностью.

— У всех сегодня был сложный день, — подтверждаю. — Чай будешь? — показываю в сторону заварника. — Там ромашка с мелиссой. Как раз то, что нам надо.

— Давай, — соглашается. — Зефир? — достает из верхнего ящика коробку сладостей. Сбоку срывается и начинает падать вниз большая трехсот граммовая шоколадка.

— Шоколааад, — хором произносим с Машей. Переглядываемся и начинаем смеяться.

— Пожалуй, зефир оставим на следующий раз, — подмигивая мне убирает коробку обратно.

Маша наливает чай, я ломаю на кусочки и открываю шоколадку. За окном уже давно стемнело, на кухне горит теплый свет.

— Слава звонил, — Маша обращается ко мне садясь за стол с кружкой горячего травяного напитка. — Они скоро приедут.

— Они? — удивляюсь. — Разве моему биологическому отцу некуда идти? — спрашиваю с сарказмом. Обида гложет изнутри.

— Мира, не хочу навязывать тебе свое мнение, но и промолчать тоже не могу, — Маша отставляет кружку с чаем суть в сторону. — Не будь строга с отцом, он тебя любит. Ты единственное, что осталось у него от прежней жизни. От женщины, которую он любил всем сердцем.

Молчу. Перевариваю. Эмоции в сердце бушуют так сильно, что справиться с ними практически невозможно. Обида, горечь, тоска, все смешалось. Бурлит. Бушует. Рвет на части.

— Он пытался найти о себе хоть что-то. Искал любые зацепки. Но так сложилось, что не нашел, — вздыхает. — Понимаю, что тебе было плохо без папы. Но и ты пойми, ему было хуже в разы.

Тихий уверенный голос разбивает напрочь остатки былой обороны, оголяет сердечные раны, причиняет невыносимую боль.

— Ты хотя бы помнишь себя. Его. Маму. Ты помнишь, Мир! У тебя все это есть! — произносит с печалью в голосе. — А у него нет. Никаких воспоминаний о прошлой жизни. Совсем.

— Так разве бывает? — вырывается глупый вопрос. — Полная потеря памяти?

— Бывает и не такое. Поверь, — заверяет.

— Я верю, — признаюсь. — Но не могу приказать своим чувствам. Разумом все понимаю, сердцем же, — делаю вдох. Замолкаю.

— Не вини его, — кладет свою раскрытую ладонь сверху, слегка сжимает приободряя. — Он не виноват.

— Угу, — киваю. Опускаю голову вниз, смотрю на чай.