Ванесса Бук - На привязи 3 Страница 33

— Пожалуйста, останься, — говорю я. Он колеблется, а затем кивает, прежде чем выдвинуть для меня стул. Николас садится между мной и моей мамой.

— Так приятно, что Ребекка работает на такого замечательного человека, — говорит мама. Я смотрю на отца, и его лицо приобретает багровый оттенок. Бедный папа.

— Ваша дочь — замечательный работник. На самом деле, она одна из лучших, которые у нас были в StoneHaven Publishing. — Николас тянется за водой, и я замечаю, что у него дрожит рука.

— Ты себя нормально чувствуешь? — спрашиваю я вполголоса.

— Я в порядке. Просто нервы.

— Нервы? — спрашиваю я удивленно.

— Да.

Николас нервничает? Я смотрю на маму, на которой надет вычурный топ, джинсы, и туфли на танкетке с открытым носком, а затем смотрю на папу в его кепке-бейсболке, потертых джинсах и поношенной рубашке. Почему, чёрт возьми, он нервничает? Это просто мои родители. Что-что, а это он должен быть смущен, что находится здесь. Моя мама не самый воспитанный человек. Молодой официант с черными, торчащими кверху волосами подходит, чтобы принять наши заказы. Я жду, пока родители закажут, внимательно слушая их выбор. Я понятия не имею, что, черт возьми, я хочу. Итальянский ресторан Марио известен своей лазанью и свежими канноли. Я листаю меню и вдруг все взгляды обращены на меня. Николас улыбается, а потом поворачивается к официанту.

— Она будет мясную лазанью с дополнительным сыром. Я крабовые равиоли. И мы возьмем бутылку Сори Сан-Лоренцо Барбареско. — Даже не задумываясь, я передаю своё меню Николасу, а он вручает их официанту.

Возникает какая-то странная тишина, когда глаза моей матери переключаются на меня. Я чувствую, как ее взгляд прикован к моему лицу. Николас только что заказал за нас двоих. Кажется, для него это в порядке вещей, но по смущенному взгляду отца, можно сказать, что для него это имеет совершенно иной смысл. Сделать заказ за другого человека — это, как правило, признак того, что ты находишься в отношениях. Здорово.

— Вы двое часто бываете вместе? — спрашивает мама. Ее вопрос, кажется, невинным, но я знаю, что она на самом деле спрашивает, как долго мы спим вместе. Я пользуюсь случаем, чтобы увести разговор в другую сторону.

— Мама, сколько вы думаете, пробыть в Нью-Йорке? — Она смотрит на меня с недовольным выражением лица. Она, вероятно, надеялась выяснить, что мои яичники больше не покрыты паутиной. Это все, что мне нужно. Быть беременной от моего почти женатого босса. Какая прелесть.

— Мы думаем остаться здесь еще на неделю, — говорит мой отец. — Ты бы хотела этого, кексик? — Я краснею от чрезмерно ласкового прозвища, которым мой отец называет меня.

— Конечно, папа. Это было бы здорово.

— Я буду рад, если вы задержитесь подольше, — говорит Николас. — Я позвоню в Сомерсет и скажу им, что вы остаетесь еще на неделю.

— Это так мило с вашей стороны, — вступает в разговор мама.

— Николас, ты не должен этого делать, — шепчу я.

Он поворачивается ко мне и вежливо улыбается, прежде чем быстро сжимает под столом мою руку.

— Всё в порядке.

Тепло распространяется по моей руке и так же быстро исчезает, когда он убирает её. Я хочу прикоснуться к нему и сказать, что я скучаю по нему, но я не делаю этого. Слишком поздно. Я должна забыть, что я к нему чувствую и чувства, которые я изо всех сил пытаюсь показать, не являются настоящими.

Через два часа мы наконец-то покидаем Марио. Меня не удивляет, что Николас сразу берет счёт и говорит официанту, записать его на себя. Думаю, что для моей матери — это как сахарная глазурь на торте. Она по уши в него влюбилась. В какой-то момент она даже рассказывает Николасу, что была бы счастлива, если бы я познакомилась с кем-то у кого хорошие манеры. Я останавливаю ее прежде, чем она продолжит смущать меня дальше, но слова уже сказаны, и я могу почувствовать, как растет напряжение между мной и Николасом. Слова, которые он сказал мне на открытие галереи, повторяются в моей голове как заезженная пластинка. Нам суждено быть вместе. Я пытался бороться с этим. Ты тоже пыталась. Но мы должны остановиться. Всё это бесполезно. Сдавайся. Я сдался.

Я не знаю, как Николас терпит её вопросы, но он терпел, и не выглядел при этом раздраженным. Единственный раз, когда он занервничал, был, когда мама спросила его об Элисон. По большей части, Николас сохранял спокойствие и невозмутимую манеру поведения, но избегал вопросов о ней. А когда он не мог избежать, он быстро менял тему, как только отвечал на него. Меня не волновало, что он не хотел говорить о ней. На самом деле, я была благодарна. Я не хотела слышать, как он говорит о ней. И так-то нелегко притворяться, будто я в порядке.

— Спасибо за ужин, — говорю я, когда Николас открывает передо мной дверь.

Он смотрит на свой сотовый, а затем снова на меня.

— Пожалуйста.

Невольно возникает вопрос, а не писал ли он смс Элисон.

— Спасибо тебе за то, что терпел все вопросы моей матери.

— Она милая. И она мне нравится, — говорит он, искренне улыбаясь.

— Мне следовало познакомить вас двоих раньше, — шучу я.

Николас на мгновение останавливается.

— Я, наверное, пойду. — Я вздыхаю про себя, зная, что этот момент не будет длиться долго. Он всё ещё злится на меня, и я не виню его в этом.

— Увидимся завтра утром, а затем на гала-концерте. — Николас протягивает мне карточку, и я замечаю, что на лицевой стороне карты напечатано название «Сомерсет» и изображен лебедь.

— Пожалуйста, передай родителям, что я подготовил для них номер.

— Передам.

Перед тем как уйти, Николас берет руку моей матери и целует её. Я с удивлением смотрю, как она чуть не падает в обморок к его ногам. Боже мой, мама! Есть что-то в этом мужчине такое, что заставляет женщин, становится мокрыми, а самое ужасное, он прекрасно это знает.

— Было так приятно познакомиться с вами, — говорит она, краснея. — Ребекка никогда не упоминала о том, какой вы красавчик. — Через несколько минут, Николасу, наконец-то, удаётся вырваться, извиняясь за то, что ему надо вернуться в офис. Он быстро пожимает отцу руку, и я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, когда мой папа увеличивает силу рукопожатия. Острая боль пронзает меня, вспоминая, как мой отец поступил также с Майлзом. Не думаю, что моему отцу действительно нравился Майлз, и я всегда считала, что это было из-за того, что он вздрогнул, когда папа крепко сжал его руку. Он всегда говорил мне, что можно многое рассказать о человеке по его рукопожатию. Вокруг всё замирает, прежде чем эти, двоя, начинают говорить. Николас сохраняет спокойствие, и через несколько секунд мой отец наконец-то прерывает неловкое молчание.