Ольга Тропинина - Похищенная любовь Страница 33

– Разве у тебя есть повод мне завидовать? – ласково заметила Лариса. – У тебя замечательная фигурка, прекрасные глаза и волосы! Да ты затмила бы любую топ-модель, – польстила она, понимая, что карьера манекенщицы Катрин не грозит.

– Иногда я мечтаю о подиуме, – призналась Катрин. – Представляю, как иду перед зрителями в умопомрачительном платье, вокруг телекамеры, объективы, фотовспышки. Мужчины в изумлении и восхищении смотрят на меня, женщины завидуют… Я же спокойна и горда в ощущении своей красоты и славы.

Карин так увлеклась, что, расправив плечики и гордо вскинув головку, прошлась перед Ларисой, будто по настоящему подиуму.

– Дамы и господа! Предлагаем вам новую модель купальника от дома Шанель.

Катрин едва не упала, споткнувшись о камень. Лариса успела ее поддержать.

«Топ-модель» смущенно порылась в сумочке, достала крохотные часики:

– Нам пора, скоро обед.

– Да, пожалуй, – согласилась Лариса, хотя ей вовсе не хотелось возвращаться в свою комнату: она обедала одна, ее за общий стол не допускали.

В замке им навстречу попался Жак. Он был в прекрасном расположении духа и, подойдя к девушкам, церемонно раскланялся.

– Рад вас видеть в добром здравии, – саркастически улыбнувшись, обратился он к Ларисе. Катрин возмущенно посмотрела на него, заливаясь краской. Однако промолчала, видимо боялась с ним спорить.

– Ты хорошо плаваешь, я случайно увидел из окна.

– Благодарю, вы очень любезны, – ответила Лариса. – Всегда приятно выслушать комплимент от настоящего мужчины.

– Правда, Мари плавает лучше вас, – невозмутимо продолжал Жан. – Странно, что она тебя не утопила. А до этого ты падаешь со скалы и не разбиваешься, побеждаешь в рукопашной Мари, которая сильнее и тренированнее тебя, а главное – злее. И в самом деле на твоей стороне сам дьявол.

– Жан, брось нести чепуху, – не выдержала Катрин. – Как ты можешь думать, что дьявол помогает такому ангелу, как наша мадам Лариса.

– Именно в таком образе дьявол соблазняет наши бедные заблудшие души: он является в образе кроткой, прекрасной и неотразимой женщины со страстными горячими глазами, перед чарами которой никто не устоит.

– Жан, а не признаетесь ли вы мне в любви столь необычным образом?

Катрин тоже улыбнулась.

– Ну уж нет, – воскликнул Жан, – я не попаду в твои хитросплетенные сети. Лучше встречу старость в одиночестве.

– Какая жалость, – Лариса с улыбкой смотрела на него. – Я буду молиться за вас. Как мне жаль, – повторила она.

Катрин восхищенно улыбнулась ей:

– Славно ты проработала моего братца!

– Я не хотела его обидеть. Но он сам виноват.

– Ты такая умная и смелая!

– Нет, скорее просто дерзкая и… бестолковая. Вначале попадаю в историю, а потом проявляю храбрость.

Рене мог быть доволен собой. Синтия согласилась с ними сотрудничать. Но он не ощущал радости от победы над американкой. И открывать по этому поводу «Клико» у него не было желания.

Еще не прошла голова после выпитого вчера виски, хотя с утра он уже принял дозу безотказного «лекарства». Но что такое головная боль по сравнению со страхом за судьбу женщины, которую без памяти любишь.

Такая страсть вполне объяснима, когда тебе семнадцать и ты еще не знаешь по-настоящему, что такое женщина. В Амстердаме он влюблялся без разбора, встречаясь с девушками два-три раза, скорее из любопытства и непомерных желаний юного здорового тела, но вскоре без сожаления расставался и забывал их. Однако несколько раз он влюблялся всерьез, а Мартину вспоминает до сих пор.

Чешка, дочь обеспеченных родителей, она училась на младших курсах и очаровала Рене непосредственностью и искренностью. Она приходила к нему, распускала свои роскошные волосы, отбрасывала назад и смотрела на него дерзкими ожидающими глазами. Он целовал ее, все крепче прижимая горячее, гибкое тело. На его взгляд Мартина была полновата, но когда он ее раздевал, то забывал обо всем на свете… И Тициан, и Микеланджело с радостью писали бы с нее своих пышнотелых и полнокровных богинь. Она не отрываясь смотрела на него бездонными голубыми глазами, принимая его ласки. Потом целовала его сама, и у него перехватывало дыхание от ощущения ее теплых и нежных губ.

– Вымогатель, – едва слышно шептала Мартина, и он, скользнув в глубь ее рта трепетным языком, заставлял ее замолчать. Их поцелуи становились все требовательнее, живот девушки напрягался, чувствуя, как на ее ласки отвечает его восставшая плоть. Остро ощущая возбуждение, она срывающимся голосом повторяла его имя, безотчетно изгибаясь в его руках.

Тогда быстрыми движениями он расстегивал, почти отрывая, пуговицы на ее блузке, шепча бессвязные нежные слова. Ее тело становилось мягким и податливым. Он погружал свою голову в ее большие волнующие груди, ласково брал губами ее розовые напрягшиеся соски и тут же страстно приникал к ее животу, покрытому мелкими капельками пота.

Потом она легкими движениями снимала с него одежду, продолжая ласкать и целовать его, доводя Рене до исступления стремительными легкими поцелуями, которыми осыпала все его тело, – ее губки летали повсюду, быстрые и шаловливые, как бабочки.

Рене не заметил, как дошел до комнаты. Включил музыку. Это был их последний танец. Он не раздеваясь бросился на кровать и застыл, уставясь неподвижным взглядом в потолок.

В любовном угаре он даже порывался познакомить ее с отцом и просил его дать благословение на брак с Мартиной. Когда, в какое мгновение он понял, что им не суждено быть вдвоем? Почему их любовь словно растворилась в морском тумане? Он вспомнил, как ее тонкие губы горестно скривились в жалкой улыбке, как она старалась сдержаться, чтобы не разрыдаться и все-таки не выдержала, убежала в дамскую комнату.

Вскоре она вышла замуж и, по слухам, живет счастливо, но ему трудно было в это поверить – в прощальный вечер в ее прекрасных глазах было столько горя и отчаяния!

Любовь к Ларисе ни в какое сравнение не шла с той юношеской привязанностью к Мартине. Воспоминания о чешке сводились к альковным приключениям, хотя не только постель связывала их. Ларису он любил отнюдь не платонической любовью и страстно желал обладать ею. От русской девушки исходила странная притягательная сила. Этот волшебный магнетизм лишал его самообладания, когда он встречал ее или оставался с ней наедине. Все остальное – ее ум, ее красота, ее странное появление в замке – не могли объяснить его безумной страсти. Ему казалось, что скрытые флюиды, исходящие от нее, проникали сквозь толстые стены замка, и каждую минуту ему хотелось видеть ее. Рене мечтал, отправляясь в свою спальню, что придет новый день, и он встретит ее, и голова закружится от счастья. Рене не допускал мысли, что Лариса исчезнет из его жизни. А ведь такое вполне могло случиться.