Пепел прошлого (СИ) - Медведева Евсения Страница 34

— Кира, посиди с Милой, а мы в больницу, — я забрал ребенка и положил на заднее сидение свей машины. Бабушка безмолвно плакала, прислушиваясь к дыханию внука, А Влад подгонял меня, пока мы ехали по бездорожью леса, путь к клинике через который был короче всего.

Я набирал Лизу вновь и вновь, но слышал только бездушные длинные гудки. Нас уже ждали у центрального входа. Медики суетились и перешептывались, проговаривая фамилию Лизы.

— Мы его забираем!

Бабушка в комнатных тапках бежала за шустрой бригадой реаниматологов, осыпая их советами. Она плакала, но не истерила. Голос ее был спокоен, только сухие тонкие руки дрожали, выдавая внутреннее напряжение.

— Что? Что с Ванькой? — закричала Лиза, вбежав в зал ожидания, где остановили нас с Владом врач.

Глава 12.

*****Лиза*****

Что может быть хуже, чем слышать диагноз? Не знаете? А я знаю…

Хуже — быть врачом, который слышит диагноз, поставленный своему сыну. Я не упала, омывая пол материнскими слезами, а замерла. Прямо посреди людного больничного коридора. Прижалась спиной к прохладной стене. Пыталась услышать собственное сердце, пыталась ощутить дыхание, да хоть что-то, считающееся признаками жизни. Казалось, что жизнь моя кончилась, оставляя лишь звонкую пустоту внутри. Перед глазами поплыли вырезки из журналов с публикациями последних исследований, маленькие листочки из разных лабораторий, с продублированными результатами анализов. Легкие сдавливало, помещение вращалось, мелькали лица, искривленные болью и непониманием. Я не могла вспомнить с кем нахожусь, их имена растворились, осталась только одинокая боль, клубящаяся вокруг сердца

Сынок… Он до сих пор спал, лишь иногда водя носиком. Разрумянившиеся щечки, легкая испарина на лбу, тихое дыхание, но все портила неестественная поза. Он лежал, как оловянный солдатик: ровно и абсолютно безжизненно.

Врачи что-то говорили, пытаясь привлечь мое внимание. Они размахивали папками, притрагивались к рукам, но я не могла оторвать глаз от Ванюши. Хотелось отдать всю себя, лишь бы он снова смеялся и разбивал напольные вазы своей клюшкой. Хотелось ощутить привычный хруст керамики под ногами, услышать его озорной смех, сдобренный полной уверенностью в безнаказанности за очередную проделку.

— Лиза! — вскрикнул Максим, бросившись в мою сторону. На миг я вздрогнула, испугавшись, что он падает. Его красивое лицо, чуть искривленное испугом и растерянностью, слишком быстро приближалось к полу. Но оказалось, это заваливалась я.

Максим прижал меня к себе и начал что-то кричать. Я не могла различать слова и лица. Все смешалось, превратившись в одно размытое пятно. Только его руки. Я чувствовала его тепло и неприятные удары от быстрого шага. Он что-то говорил, периодически прижимаясь губами.

Но было все равно. Я просто переваривала полученную информацию. В какой момент я упустила детей? В какой момент превратилась в просто маму, лишенную зоркого взгляда врача? Эта его постоянная слабость и усталость! Черт! Да почему я раньше не обратила внимания?

Сколько раз я говорила родителям, что их детки не такие, как все. Объясняла, что природа тоже иногда ошибается, что генетика очень коварна. Болезни, прописанные в роду, могут проснуться в любой момент, проявившись в детях, внуках или правнуках. А сколько раз я проводила беседы с родителями, кто решился взять малюток из приюта. Я объясняла, что они берут не просто румяного ангелочка, но и генетическое наследие, длинною в несколько поколений, а иногда и даже дольше.

Я говорила, пытаясь предупредить, обезопасить и подготовить. А кто предупреждал меня? Я оказалась не готова. Мне просто хочется заснуть, а проснувшись громко рассмеяться ужасному кошмару. Хотелось громко смеяться, пытаясь вытолкнуть назойливую боль.

Максим положил меня на кровать в светлой палате, а потом выбежал, не закрыв за собой дверь. Я смотрела в потолок, собирая в голове мысли. Мысленно подшивала все в аккуратную историю болезни. По листикам, по файлам: скрепляла их, анализируя результаты. Мне не нужно было ничего объяснять. Не нужно было рассказывать о существующих методиках лечения, потому что я все знала. Все сама прекрасно знала….

Врачом быть плохо. Очень плохо. Знание убивает…..

…. Я стояла на скрипящей ступеньке, наслаждаясь родным звуком. Цеплялась пальцами за деревянный поручень яркого канареечно-желтого цвета, в тон двери, за которой живет мое счастье. Нет… Жило мое счастье.

По широким ступеням было разбросано мое тряпье. Джинсы висели на металлических балясинах, футболки, белье и платья валялись одним большим клубком у соседской двери. Я переминалась на ступени, отчаянно сжимая разбитый телефон. Скрип был просто невыносим. Я ждала, что в любой момент услышу отчаянный вопль соседки, но нет. Тишина в доме давила, лишь звонкий стук каблуков за дверью квартиры с желтой дверью, заставлял вспомнить тот позор, с которым меня вышвырнули на лестничную площадку в одних трусиках с мультяшными рисунками.

Вслушивалась в русскую речь, почему-то ставшую такой болезненно-противной. Женский голос периодически срывался на визг, осыпая мою голову горой проклятий. Должна была убежать, прекратив эту бессмысленную пытку, но вместо этого я слушала. Впитывала каждое слово, стараясь запомнить их навсегда Сначала мне казалось, что это злая шутка. Что скоро прибежит Макси и скажет, что эта сумасшедшая парочка ошиблись домом. Они просто не могли быть его родителями. Только не моего милого Максика: тонкого, чувственного и нежного. Стояла долго, ожидая чуда. Слышала шепот соседей, что стали невольными свидетелями, чувствовала холод, тянущийся по ногам. Прижимала к обнаженной груди его футболку, еще хранившую родной аромат. Зачем я ее схватила?

Я шла по неровным булыжникам брусчатки, проваливаясь на мягких ногах в неровные расщелины. Тащила за собой большой чемодан, пластиковые колеса которого отвалились еще пару кварталов назад, отчего теперь вся площадь была погружена в противный скрежет металлического крепления по каменной кладке. Любопытные, абсолютно недобрые взгляды были прикованы ко мне. Каждый считал себя обязанным окатить меня волной презрения.

Конечно, девушка с синими волосами в коротких шортах и разных кедах не вызывала в людях доверия. Они осматривали меня с ног до головы, награждая снисходительной улыбкой на прощание.

Я шла вверх по мосту, смотря себе под ноги. Карабкалась по скользким булыжникам. Дождь только усиливался, а я этому радовалась, потому что все равно уже давно промокла, зато улицы мгновенно опустели. Людишки спрятались в теплых квартирках, унося с собой свою жалость и уверенность в собственной правоте. Мне больше не нужно было терпеть осуждение, не нужно было улыбаться Теперь мне нужно придумать, как жить дальше?

Резкая боль в животе заставила разжать руки. Чемодан выпал и покатился вниз, ударяясь по пути о железные перекладины мостового ограждения. Все мышцы свело, а легкие сжались. Я перегнулась через перила, зависнув на железнодорожными путями. Подомной проносились товарные составы, от огромной скорости которых трясся мост. Волосы разлетались в стороны, а воздух наполнялся мокрой пылью с примесью горелого масла. Было нечем дышать. Вцепилась в поручни, чтобы не уступить своей слабости и не рухнуть вниз. Открыла глаза, шаря вокруг взглядом, в попытку найти что-то важное, стоящее, красивое. То, для чего можно было бы продолжать жить. Но находила лишь абсолютно серые, безжизненные и потрескавшиеся от времени стены, разукрашенные уродливыми граффити. Меня тошнило. Хотелось плакать, но горло распухло, а боль растекалась по всему телу. Не могла говорить. Слова растворялись. А дождь продолжал хлестать по щекам, стекал по длинным прядям, падая вниз с моста. Не могла подняться, продолжая нависать через перекладину. Безмолвно…. Горько и опустошенно наблюдала, как по обнаженным ногам текли тонкие струйки алого цвета…

Как плохо быть врачом. Очень плохо. Ты уже не можешь расслабиться от неизвестности, потому что абсолютно точно знаешь, что происходит с твоим телом. И я знала. Но от того становилось только больнее. Эх, Дедуля… Не в этот раз… Как плохо быть врачом…