Мой некоронованный принц, или Золушки не продаются - Юлия Бузакина Страница 34

Надя с радостью согласилась на прогулку. К девяти часам вечера подруги распрощались с веселыми Жоржем и Себастьяном, и отправились бродить по набережной.

– Знаешь, я вот иногда думаю, как люди живут вдали от моря? – перекидываясь через белоснежное ограждение, сказала Надя. – Море – оно же такое… Такое…

– Оно самое лучшее, что только можно представить, – Аня прицелилась и сфотографировала подругу.

– Думаешь, мои фото в профиль потом тоже оценят любители журналов для секс-меньшинств? – хихикнула Надя.

– Не знаю. По-моему, прокурору никто не сможет составить конкуренцию, – улыбнулась Аня.

Сразу же стало грустно. «А ведь я почти полюбила его. Мне так нравилось его стремление сделать мир лучше, нравился он сам. Но теперь между нами огромная пропасть. Пропасть, наполненная деньгами», – с горечью размышляла она.

Ночная прохлада заставила подружек вернуться в свой гостиничный номер. Надя собрала сумку и легла спать. Аня приняла душ и тоже уже собиралась прилечь, как в телефоне щелкнуло сообщение.

«Я знаю, почему ты не берешь трубку. Только одного не пойму: почему ты так легко от меня отказалась? Ты же говорила, что я нравлюсь тебе таким, как есть. Неужели, если я откажусь от огромного наследства, я потеряю для тебя свою привлекательность? Я был нужен тебе только из-за денег?» – писал ей прокурор.

Сердце екнуло и ушло в пятки. Несколько минут она сидела на краю своей постели, размышляя о том, стоит ли писать ответ. Жгучая обида и недоверие боролись с чувством, которое уже пустило корни в сердце, и от которого было все сложнее избавиться. И все же, оставить сообщение без внимания казалось неправильным.

«Мне ни к чему чужие деньги. Я ведь поверила тебе, понимаешь? Поверила, что нужна. Поверила, что тебе нравится, как я пою. А оказалось, все твои ухаживания – только игра у мамы на нервах. Я не хочу быть сломанной тобой. Так что, будет лучше, если ты найдешь другую игрушку для развлечений».

«Какие игрушки, Аня? Я люблю тебя».

Она напряженно сглотнула и почувствовала, как от напряжения вспотели ладони. Сердце забилось так отчаянно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Любит?! Он написал, что любит ее?

В глазах предательски блеснули слезы и ей безумно захотелось поверить в эти три слова.

«Ты не веришь мне?» – будто чувствуя ее смятение, прислал следующее сообщение Павел.

Она продолжала сидеть на краю постели и смотреть в мигающий сообщением экран. Ее будто охватил странный ступор. Сердце разрывалось на части от желания поверить ему и от одновременно захлестывающего недоверия.

Она так и сидела, растирая слезы, таращась на экран сотового телефона, ровно до тех пор, пока тишину комнаты не пробил телефонный звонок.

Аня вздрогнула. Ощутила, что сердце уже бьется не в горле, а в висках, пульсируя и не давая спокойно дышать. Нажала на прием звонка и приложила трубку к уху.

– Ань… – его голос в трубке. Такой родной и любимый. Голос, от которого сводит все внутри сладкой болью. – Ты слышишь меня, Анютка?

– Слышу… – сглатывая слезы, шепнула она.

– Я люблю тебя, Аня. Я не хочу, чтобы между нами вставали какие-то деньги. Мне нравится моя работа, и, если понадобится выбирать между тобой и всеми этими привилегиями, я выберу тебя. Ты же сможешь любить мужчину, у которого нет огромного наследства?

– Я его уже люблю, – растирая слезы по лицу, прошептала она.

– Я скучаю по тебе, Анютка. Возвращайся поскорее. Мне не терпится обнять тебя.

– Я приеду завтра утром на проходящем поезде, – она уже улыбалась.

– Я встречу тебя.

– Это будет очень приятно. Прибытие в десять.

– Значит, в десять, на перроне?

– В десять на перроне.

– Я куплю для тебя самый большой букет роз.

– Самый-самый?

– Да. Попрошу продавца цветочного магазина завернуть в бумагу все имеющиеся в наличии цветы.

– На это уйдет половина твоей зарплаты.

– Ну, пока ведь меня еще не лишили семейных привилегий, – рассмеялся прокурор. – Можно пользоваться моментом.

– Да, точно, – Аня тоже рассмеялась. – Тогда купи букет побольше.

Глава 22

Жуткая жара сводила с ума. Она забиралась под кожу, мгновенно делала влажной любую одежду и от нее не было никакого спасения. С середины июня на побережье установилась именно такая погода, и Аню это раздражало. Даже сейчас, в девять часов вечера казалось, что плавится асфальт. В нем тонули тонкие шпильки ее белоснежных босоножек, а короткое белое платье в полоску мгновенно прилипало к телу.

Этим вечером Аня надеялась спастись от жары в кинотеатре. Накануне они с Павлом жутко повздорили из-за предстоящего просмотра нашумевшего кинофильма для взрослых. Что-то про пятьдесят оттенков и запретную страсть, название выветрилось у Ани из головы.

Инициатором похода в кино была она сама, и то, только потому, что они с Надей поспорили. Подруга имела неосторожность на весь ресторан заявить о том, что Аня никогда не решится пригласить своего прокурора на этот фильм.

Если бы они с Надей поспорили наедине, то весь базар по этому поводу уже давно сошел бы на «нет». Да вот только беда заключалась в том, что за развитием отношений певицы и прокурора следили все, кому не лень, и небольшая перепалка переросла в открытый вызов. Персонал ресторана, посмеиваясь, принял сторону Нади. Аню так задело двойное предательство, что она даже сама купила два билета.

О, чего ей только не пришлось выслушать накануне от Павла! «Кристиан Грей – извращенец!» – громогласно заявил прокурор. По нему плачет уголовный розыск во главе со следователем Ершовым, а также статьи сто шестнадцатая и сто семнадцатая со всеми отягчающими обстоятельствами, и еще несколько статей, номера которых Аня просто не запомнила. Если бы Павел Андреевич Тихонов шел государственным обвинителем по делу об истязании и применении пыток в отношении потерпевшей и жертвы по имени Анастейша, миллионеру Грею не хватило бы всех денег мира, чтобы откупиться от светлого меча правосудия. И никакие убеждения прокурора в том, что изначально героиня приняла образ жизни своего возлюбленного, и даже подписала контракт, не возимели никакого действия. К следователю Ершову мгновенно присоединили психиатров, правда, в конце пламенной речи, которая длилась почти сорок минут и вытянула из Ани все силы, Павел Андреевич согласился, что психиатру следовало бы показать обоих героев картины.

«А следом ту идиотку, которая создала сюжет!» – подняв палец вверх, подитожил он. – «Вам дурят голову красивыми сценами, а потом мы спокойно закрываем глаза на бытовое насилие.