Цербер для непокорной - Анна Сафина Страница 34

– Наш дом не предназначен для детей, так что возле спальни вместо гостевой сделаем детскую, сделаем проход между комнатами, так что у тебя будет постоянный доступ к ребенку, – поясняет мне, пожимая плечами.

Если бы мы были обычной счастливой семьей, ожидающей прибавления в семействе, то я бы порадовалась, ведь он в отличие от многих мужчин думает об этом наперед, вот только… Мы не были семьей… Даже парой не были…

– Как скажешь, – максимум, что могу выдать, и это не устраивает Фарида, вижу по его недовольному лицу.

– Что-то не вижу энтузиазма, – недовольно говорит и качает головой. – На сегодня оставим этот вопрос. Давай уже просто поужинаем.

Тяжело вздыхаю, но, к моему облегчению, во время ужина мы больше не разговариваем. И когда он уходит, первым делом расфасовываю по местам купленные продукты – что в холодильник, что в шкаф. Настроения на готовку нет, так что все мои дела быстро заканчиваются, так что откладывать возвращение в спальню больше нечем.

И когда я уже в сотый раз не нахожу себе дела, которым могла бы себя занять, и просто маюсь, сдаюсь и все же поднимаюсь, когда и сама начинаю чувствовать усталость. Медленно открываю дверь, боясь застать бодрствующего мужчину, который действует на меня так странно, несмотря на свой скверный характер.

Вот только там меня ожидает спящий Фарид, который лежит на правой части кровати. Выдыхаю с облегчением, прикрываю дверь и быстро юркаю на свою сторону постели. Отодвигаюсь как можно дальше и, как ни странно, моментально засыпаю. А вот на следующий день в магазин нам выехать не удается.

Глава 16

Утро снова начинается с отъезда Фарида, только в этот раз я просыпаюсь как раз в тот момент, когда он выходит из комнаты уже при полном параде. Пару минут я нежусь в кровати, а после, умывшись, и сама спускаюсь вниз. Машины его уже нет, да и в доме вроде никого, так что сажусь пить утренний чай, сбивающий мне тошноту. Как вдруг умиротворенную тишину нарушает звук визга шин подъехавшей черной машины. Из окна плохой ракурс, так что не вижу, кто приехал, но на душе неспокойно. Щелчок резко открывшейся двери и…

– Где она? – женский визгливый крик разносится по всему дому, заставляя меня привстать со стула.

Отчего–то внутри все сжимается, словно от предчувствия беды, неумолимо приближающейся и неизбежной.

– Вам стоит уйти, – холодный голос Сархана у входа, а затем ещё один крик.

– Отойди! – кричит, звуки борьбы. – Что ты себе позволяешь?! Ты знаешь, кто я? Да ты кто такой, чтобы меня… Меня....

Очередной стук, удар, шлепок. Вряд ли мужчина поднял бы руку на незнакомку, так что предполагаю, что ему знатно досталось. А после в этом убеждаюсь.

– Шшш, – полный звук боли от Сархана, а затем стук женских каблуков о пол.

Я встаю со стула в ожидании появления незнакомки. Почему–то уверена, кто сейчас предстанет передо мной. И, наверное, оказываюсь права, во всяком случае, ухоженная девушка, вставшая в проеме двери, похожа на ту, что я видела на экране телевизора. И где–то еще, вот только где…

– Так вот ты какая… – презрительно морща свой прямой нос, брюнетка поправляет свое бежевое пальто и оглядывает меня с головы до ног.

Прикрываю живот, заметив, что там она останавливает свой взгляд более пристально, зло и с ненавистью. Будто перед ней букашка или червяк, мешающий ее размеренной и привычной жизни. Так вот она какая, жена Галаева.

– Фарида здесь нет, – говорю как можно спокойнее, узнав в гостье ту, что вчера так пристально и по-женски разглядывала меня у кафе.

Так вот почему у нее был такой взгляд. Это были глаза глубоко обиженной женщины, которую вероломно предали. Даже не представляю, какие она испытывает эмоции, ведь мне на ее месте быть не приходилось. Каково это, когда выходишь замуж с надеждой на счастливое будущее, а получаешь лишь разбитые девичьи надежды. Впрочем, моя участь не лучше, у этой хотя бы кольцо на пальце и штамп в паспорте, голову она может держать гордо и прямо, ей нечего бояться сытного будущего.

– Я в курсе, – морщит она свой нос, отвлекая меня от не радужных печальных мыслей, и присаживается напротив меня, даже не удосужившись снять сапоги.

Цокает своими шпильками, оставляя грязные следы на полу. И глядя на эти разводы, я впервые задумываюсь, а кто убирает здесь все? Неужели кто-то из парней? Встряхиваю головой, когда слышу ее недовольное цоканье. Вид у нее высокомерный, она смотрит на меня своим черным взглядом, в котором плескается вся та ненависть, которую она испытывает ко мне, и молчит. Я тоже ничего не говорю, мне неловко от ее присутствия, но при этом ничего не могу с собой поделать и все равно кидаю на нее оценивающие взгляды. Раздражает, что мое женское нутро разглядывает ее с девичьей точки зрения. Приходится признать, что она очень красивая и притягательная девушка. Довольно ухоженная, моего возраста, вот только в ней четко видна порода и лоск, которым я не могу сама похвастаться. Будь здесь зеркало, уверена, я кинула бы мимолетный взгляд на свое отражение, чтобы удостовериться, что выгляжу хотя бы сносно. Но благо его здесь нет, что я лишь нервно дергаю руками, заправляю волосы за ухо, а потом отдергиваю ладони и складываю их на коленях, чтобы скрыть дрожь. Однако от нее не укрывается это движение, она сразу просекает, что со мной, и по ее губам струится ехидная ухмылка, а затем она вздергивает подбородок, словно показывая тем самым свое превосходство.

– Неужели у тебя совсем нет гордости? – фыркает она, говоря обидные для меня вещи, пытаясь так меня уколоть.

Я вздрагиваю, но упрямо поджимаю губы. Не ведись на провокации, Лера, это не твоя вина, ей бы следовало разбираться с собственным мужем, который не удосужился оградить ее от неприятных для нее вестей. Так что беру себя в руки и распрямляю плечи.

– А у тебя она есть? – говорю как можно холоднее, глядя ей прямо в глаза не менее жестко. – Это же не я пришла к тебе в дом, а ты ко мне.

И мои слова ее уязвляют, задевая непомерное, как я вижу, эго. Она вцепляется своими наманикюренными алыми ногтями в столешницу. Уверена, будь у не больше сил, она бы разломала этот стол напополам, настолько сейчас выглядит агрессивно. Девушка наклоняется чуть вперед и оскаливается.

– Считаешь этот дом своим? Не обольщайся,