Проснись, Рапунцель - Катти Карпо Страница 34

Зеленые глаза глядели на нее сквозь поволоку сновидения. Дрожащие веки предприняли последнюю попытку остаться открытыми, а потом сомкнулись. Заметив, что губы мальчишки шевелятся, Даня наклонилась к его лицу.

– Что? – шепотом спросила она.

– Ты красивая.

Даня позволила своей щеке прижаться к подушке. Сонно щурясь, она вглядывалась в спящее лицо Якова. Безмятежное и нежное. Так близко.

Он, верно, пошутил. Красивая здесь вовсе не она…

А, может, ей послышалось? Может, Принцесса и во сне умеет издеваться?

Нужно узнать. Ради любопытства. И Даня обязательно узнает. Но сначала прикроет глаза. Всего на секундочку…

* * *

Необычное ощущение.

Проснувшись, Даня не спешила открывать глаза. Просто лежала и анализировала свое состояние. Каждое утро она просыпалась со стойким желанием прокатить кого-нибудь мордой по асфальту, и это было вовсе не из-за недосыпания – она легко вставала по утрам. Причина заключалась в самом пробуждении. Оно словно служило напоминанием о том, что некто, носящая имя Даниэла Шацкая, владелица диплома с отличием о получении высшего образования и двух дипломов с отличием о дополнительном образовании к высшему, могла бы встречать новый день не здесь, в тесной квартирке с тремя братьями за стеной.

А далеко. Очень далеко отсюда.

Когда-то у нее была такая возможность. Встречать иной рассвет. Жить другим днем.

Каждое утро прогнать мрачность из мыслей стоило ей неимоверных усилий. Она бросалась в новый день с головой, надеясь, что скорость выбранного ею образа жизни сотрет воспоминания – размажет по гладким стенкам напускных повседневных проблем и будничного фарса. Сдерживалась и уговаривала себя сдерживаться. Злилась, если на краткое мгновение возникала жалость к себе, и крепко сжимала зубы, если свербило в носу и болели глаза от подступающих слез. В одном Даня делала себе послабление. Она позволяла себе не улыбаться братьям – по крайней мере, так, как они, может быть, хотели. И ждали от нее. И надеялись.

Вполне возможно, что Даня ненавидела утро. Человек нуждается в ненависти, и Даня тоже в ней нуждалась. И безопаснее всего было ненавидеть утро.

Однако это пробуждение было иным. Особенным. Другим.

Даню окружало тепло. Ей было уютно. Спокойствие обволакивало ее, создавая ранее незнакомое ощущение безопасности. Впервые не хотелось куда-то бежать. Впервые хотелось понежиться в постельке, отчего-то вдруг ставшей умиротворяюще уютной.

Нехотя, но все же пришлось открыть глаза. Все хорошо, но нельзя было не заметить одну деталь: сегодня она расположилась на диване менее вольготно чем обычно. Повернув голову, Даня немедленно нырнула носом в какой-то мягкий пух. Путем нехитрых изысканий, в ходе которых она просто-напросто пару раз фыркнула, чтобы сдуть загадочный пух с лица, выяснилось, что это чья-то светлая распушившаяся шевелюра.

В ворохе разлохматившихся прядок обнаружилось бледное лицо. Яков спал, тихонечко посапывая. Сжатая в кулачок рука была подложена под левую щеку, а сам мальчишка прижимался к плечу Дани, уткнувшись в него носом и приникнув полуоткрытыми губами к девичьей коже.

«Тихо, Шацкая, тихо. Валидол, валерьянка, один хрясь по затылку. Ты взрослый разумный человек. И уж точно не стала бы заваливать какого-то там мальчишку. Тем более на своей постели».

Кусочки воспоминаний постепенно собрались в единую и вполне безопасную для совести картину.

«Чудесно, Шацкая, браво! До запасной постели на полу всего один кувырок и бесславное падение, а ты взяла и вырубилась рядом с Принцессой!»

Пошевелившись, Даня почувствовала на себе нечто, распространяющее по коже обжигающее тепло. Подцепив край одеяла (неужто во сне умудрилась по собственной воле нырнуть под одеялко в тепленькую норку, где обосновалась Принцесса?), она опасливо оглядела себя. Правая рука Якова бесцеремонно возлеживала на ее животе. На оголенной коже. Под маечкой то бишь.

Даже жаль, что Даня уже переросла период, когда все можно было решить простецким девчачьим визгом. Теперь разум брал верх.

От щелчка пальцами у самого лица Яков вздрогнул и приоткрыл глаза. Длинные ресницы затрепетали.

– Лапонька, убери свои лапоньки, – вкрадчиво попросила Даня.

Яков сонно сощурился и передвинулся. Его рука скользнула дальше по животу Дани, и пальцы подцепили край ее штанов.

Все это, конечно, получилось случайно. Однако разум больше не желал брать верх.

– М?

– Грабли, говорю, убрал!!

Яков подскочил так, будто его разом ужалило с десяток пчел. Мальчишке очень повезло, что окно в комнате располагалось высоко, а иначе угол подоконника не упустил бы возможность поприветствовать его затылок. Но все закончилось вполне невинно. Яков вжался спиной в стену, мимоходом задев макушкой край свисающей с подоконника папки. Папка, в свою очередь, слегка подвинула ночник.

Оценив ошалелый и встопорщенный после сна вид Принцессы, Даня философски рассудила, что во всем нужно находить хоть капельку хорошего. К примеру, несмотря на бурные телодвижения Якова, ночник все-таки не рухнул на его белобрысую головенку. А ведь мог. У него, кстати, керамический корпус. Так что блондинистому кумполу пришлось бы несладко.

– Что ты делаешь в моей постели?! – После сна голос Якова отдавал хрипотцой. А еще он, видимо, подзабыл, как надо дышать, потому что вдыхал воздух ртом резко и рвано, будто его выделяли ограниченно и неравномерными порциями.

Вот это ж надо так мастерски провернуть! Вроде как и в своем доме, а все равно заработала клеймо «покусителя на честь невинных мальчиков-зайчиков». Было бы у Дани настроение получше, непременно бы одарила гостя овациями.

– Если не вдаваться в детали, то это, – Даня с каменным лицом похлопала ладонью по простыне рядом с собой, – и это, – указала на ту часть простыни, которую занимало седалище Якова, – моя постель. И что я в ней делаю, это глубоко мое дело. Очень-очень глубоко.

Яков сильнее прижался к стене. Прямо-таки распластался, как камбала по дну, и, судя по нарастающей панике во взгляде, очень жалел, что не владеет навыками мимикрии.

– Ты что-то сделала со мной?

«Обалдеть». – Даня попридержала язык, хотя очень хотелось поведать пацанчику красочную историю их веселенького ночного времяпровождения, в ходе которого она его… кхе-кхе… «сделала» и так, и эдак, и сразу пять заходов без перерывов. А что, пусть попсихует. Не одной же ей гробить нервные клетки.

Похоже, отголоски этих приятных мыслей отразились на лице Дани – возможно, она улыбнулась как-то по-особому маньячно или руками неосторожно дернула. Потому что Якову вдруг приспичило уносить ноги. Ну или что он там пытался сделать, рванув из своего сидячего положения прямо вверх?

И, конечно же, он снова зацепил макушкой злосчастную папку.