Няня из газеты - Марен Мур Страница 34

— Нет.

— Джульетта… — Я замолкаю, не зная, что сказать. Я знаю, что должен прекратить это, пока не стало слишком поздно. Я должен покончить с этим сейчас и избавить нас обоих от головной боли позже, но я не могу.

Теперь, когда я попробовал вкус, я зависим, и я хочу больше. Мне нужно больше. Я чертовски одержим.

Мне нужна вся она.

— Я хочу этого. Ты хочешь этого. Почему мы должны беспокоиться о чем-то еще? — Она отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Ее глаза плавают от похоти. Я вижу это. Я чувствую это в воздухе вокруг нас, и я без ума от нее.

— Потому что это может все усложнить.

— Перестань болтать, Лиам.

Ее руки сжимают мою рубашку и притягивают меня к себе. Мы сходимся в исступлении, ее руки бегают по моей груди, моим плечам. Я ориентировочно исследую её.

Я удивлен и чертовски одержим тем фактом, что сейчас она не такая застенчивая и робкая, как всегда, когда мы находимся за пределами этой комнаты. Это возбуждает, и я не могу вспомнить, когда в последний раз так сильно хотел женщину.

Она толкает меня на спину и перелезает через меня, оседлав меня. Платье, которое она носит, падает по обеим сторонам ее бедер, и ее жар плотно прижимается ко мне. Ее бедра двигаются один раз, и я стону.

— Черт возьми, Джульетта.

Улыбка, маленькая и уверенная, украшает ее губы, и она наклоняется, чтобы поцеловать меня еще раз. Мой язык выглядывает из-за складки ее губ, переплетаясь с ее, в отчаянии и нужде.

Этот поцелуй — это недели сдерживаемого напряжения, недели яростного желания друг друга, несмотря на то, что это неправильно и запрещено. Взгляды, которые мы перехватывали, когда другой не смотрел, времена, когда мне приходилось принимать обжигающий душ только для того, чтобы не сдаться и не сделать ее своей.

Она провела последний месяц, сводя меня с ума, и теперь она наконец-то моя. Я никогда не перестану прикасаться к ней.

— Мы должны остановиться. — говорю я, несмотря на мысли в голове.

— Стоп. — рычит она, затем хватает мои руки и прижимает их к своей груди. Я стону хриплым от желания голосом, сжимаю ее сосок и перекатываю его между пальцами, вызывая у нее задыхающийся стон. Я чувствую, какая она мокрая, прижатая к моему члену, тонкий клочок трусиков не служит барьером.

Я хочу вырвать их зубами.

Джульетта — это зрелище надо мной. Ее щеки раскраснелись, восхитительный оттенок розового доходит до кончика ее носа. Вишнёво-красные губы раскрываются от одышки, когда она прижимается ко мне. Ее зрачки расширены от похоти, и каждый раз, когда она трется обо мне, она крепко зажмуривает глаза. Хотел бы я запечатлеть этот момент и сохранить его навсегда, потому что она так чертовски красива, что у меня перехватывает дыхание.

Запрещено или нет, но я чертовски хочу ее. Я так долго хотел ее, и я устал сдерживаться. К черту последствия. К черту, что все скажут.

Я обнимаю ее за талию и переворачиваю нас так, что она прижимается ко мне, когда я наклоняюсь над ней. Ее ноги находят мою талию и соприкасаются, снова прижимаясь ко мне своей влажностью. Если я посмотрю вниз, то гарантирую, что на моих штанах останется мокрое пятно, от чего мне становится только тверже.

— Я хочу разложить тебя перед собой и выпить. Не торопиться с твоим телом. Поклоняться каждому дюйму, — говорю я.

Этот момент меняет все.

От этого возврата не будет. Никакого притворства, что я не прикасался к ней и она не корчилась подо мной. Хватит притворяться, и точка.

Это никогда не будет прежним.

Я поднимаю ее платье, медленно, дюйм за дюймом, не сводя с нее глаз, пока оно не оказывается у нее на талии. Только тогда я смотрю вниз и вижу мягкий изгиб ее бедер. У нее изгибы во всех важных местах. Места, где я собираюсь провести остаток ночи, поклоняясь ртом и языком. Меня манит крошечный ярко-розовый лоскут кружева, который треугольником обвивает ее киску, и как только я обматываю тонкий пояс вокруг кулака, дверь распахивается, и на пороге появляется Ари. Она сонно трет глаза, сжимая плюшевого единорога.

— Папа, — бормочет она.

Я слезаю с Джульетты и набрасываю на нее одеяло прежде, чем Ари хоть что-нибудь увидит. Она в полусне, ее глаза все еще закрыты.

— Эй, жучок, ты в порядке? — Я спрашиваю. Я встаю и быстро собираюсь, прежде чем подойти к ней.

Она хнычет: — Я что-то слышала. Я напугана.

— Хорошо, жучок, папа рядом. — Ее маленькие ножки возвращаются по коридору в ее комнату.

Несмотря на то, что она ушла, чары разрушены, и момент закончился. И теперь я понимаю, как близко все было на этот раз.

— Джульетта… — начинаю я, оглядываясь на кровать.

— Все в порядке, иди, — тихо говорит она. Ее одежда взлохмачена, и она выглядит тщательно зацелованной, и возбужденная часть меня хочет вернуться к тому, на чем мы остановились, но рациональная часть говорит, что мы совершили огромную ошибку.

Судя по выражению ее глаз, она видит мою нерешительность и беспокойство. Блядь, я не могу отключить голову. Я не могу перестать думать обо всех вещах, которые я могу потерять, делая это.

Стоя здесь, комната все еще кружится, а голова все еще кружится, и как бы мне ни хотелось притвориться, что момент не нарушен, теперь нам придется столкнуться с реальностью.

— Иди спать, Лиам. Мы можем поговорить завтра. — Она проходит мимо меня к двери, и я протягиваю руку и хватаю ее за руку.

— Я не жалею, — говорю я ей.

Она кивает, а потом, как и пришла… она ушла, и я задаюсь вопросом, не испортил ли я лучшее, что было в нашей жизни.

На следующее утро я со стоном открываю глаза. Лучи света проникают в комнату, заливая меня солнечным светом, такие чертовски яркие, что я почти ничего не вижу.

Твою мать. Такого похмелья у меня не было с тех пор, как я закончил школу. Я слишком стар для этого дерьма. Голова раскалывается, глаза горят, и мне кажется, что кто-то ударил меня отбойным молотком по затылку.

Хоть я и чувствую себя задницей, я помню каждую деталь того, что произошло прошлой ночью, и от этого становится еще хуже.

Что, черт возьми, я сделал?

Отбросив одеяло, я ставлю ноги на