Продана в жены - Мария Устинова Страница 34

— Это… — нахмурилась я.

— След от кандалов!

— Стелла, — вздохнула я, стало ее жаль, так искренне она рыдала. За меня ведь испугалась.

— Так я стала его любовницей, — она спрятала след под рукавом. — Только после этого он спустил меня с цепи.

Я поморщилась, словно раскусила что-то противное.

— Ну и гад.

— Замолчи! — зашипела она. — Тебе повезло избежать наказания, так не усугубляй! Глупая девчонка…

Под ее причитания я ушла в ванную. Пока чистила зубы и умывалась, вспомнила, о чем хотела спросить.

Стелла сидела на моей кровати, на столике рядом дымились две чашки кофе — их принесли, пока я приводила себя в порядок. После истерики из нее словно вынули кости — она стала вялой и несчастной. Неприятные воспоминания впрыснули ей в кровь медленный яд.

— Равиль жив? — спросила я.

Она медленно покачала головой.

Черт.

Я надеялась, все обойдется… Ведь его просто зацепило и скорая быстро приехала. Я села рядом на кровать, кофе не хотелось, аппетит пропал. Я вспоминала последние секунды его жизни, когда телохранитель пытался меня спрятать…

— Я поэтому и пришла. Сегодня похороны. В одиннадцать. Тебя тоже ждут.

— Это обязательно?

Я не хотела никого видеть. Тем более на похоронах — я еще от маминых похорон не отошла. Лучше прятаться под одеялом в своей комнате.

— Да. Это официальное мероприятие. Он был одним из нас.

— Я пойду, — смирилась я. — Только наряжать меня не надо, ладно?

— Платье придется надеть, — засуетилась Стелла, вытирая слезы ребром ладони. Подорвалась было, но я усадила ее обратно и всучила чашку с кофе.

Сама распахнула шкаф, выбирая что-нибудь подходящее… Черное платье до колена. Пока Стелла давилась слезами и кофе, я переоделась. Слишком она расчувствовалась от злых воспоминаний. И я об этом думать не хотела. Руслан мне улыбался, он предложил мне сделку. А ее просто посадил на цепь.

Краситься я не стала, а волосы собрала в простой хвост. На нос нацепила темные очки Стеллы. Лицо стало мрачным, неулыбчивым, но примерно такого эффекта я и добивалась. Закрытого. Я хочу, чтобы те, кто будет хоронить Равиля не смогли ничего прочесть на моем лице.

— Будь осторожнее, Лили, — всхлипывая между глотками, сказала Стелла. — Ты первая, кто смог избежать наказания Руслана, теперь тебя за это невзлюбят.

— За что? — нахмурилась я.

— За то, что не получила ни цепь, ни плетей, — прямо ответила Стелла. — Когда у остальных спины за меньшее трещали. И Равиль… его многие любили.

— В смерти Равиля обвиняют меня?

— Нет. Он твой телохранитель. Но…

Она не договорила, но я догадалась. Не виновата прямо, но он погиб, защищая меня. Пообещав перед тем жизнь за меня отдать, но не подвести хозяина. Получается, погиб за сучку, которую даже не отхлестали за побег. Дальше объяснять не нужно. И его жена вряд ли скажет мне спасибо.

Стелла окончательно промокнула слезы, засуетилась, и стала прежней. Только горькая складка губ невзначай выдавала, какую боль он скрывает.

Равиля хоронили на городском кладбище. Не так и плохо для раба — маму я здесь похоронить не сумела. Слишком дорого. Нас отвез мой новый охранник.

Черный гроб Равиля стоял у свежевырытой могилы. Сильно пахло землей и прелыми осенними листьями. Цветами и влагой — ночью прошел дождь. Почву развезло, но к могиле проложили дорожку и сделали настил. Небольшая процессия была вся в черном. Я узнала нескольких людей из клуба, девочку-танцовщицу, а у гроба — жену.

Я не стала подходить близко. Встала на лужайке. Держалась издали, во-первых, потому что чувствовала себя чужой, во-вторых, не хотела мешать Диане. Боялась попасться ей на глаза. Уронив голову на гроб, она тихо сидела. Не плакала, не рыдала. Диана была похожа на тень.

Я вздохнула. Хотя Равиль нравился и мне тоже, близко мы не общались. Не думаю, что я имею право стоять рядом с ними. Стелла тоже не стала подходить. Я не сразу поняла почему: она принадлежала Руслану, а у гроба в основном собрались рабы Зверя. Они не прощались, словно чего-то ждали.

— Чего мы ждем? — шепотом спросила я.

— Кирилла, — глухо ответила Стелла. — Хозяина.

У меня чуть не выпрыгнуло сердце. Зверь приедет на похороны… Влекомая шестым чувством обернулась, и увидела его. Зверь поднимался по дорожке: в своих обычных джинсах и черной кожаной куртке, с букетом георгинов. Волосы заправил за ухо, открыв скульптурное лицо. Взгляд скользнул по мне, и он направился к гробу. Это как будто дало нам разрешение приблизиться, и мы со Стеллой направились следом.

Я опустила глаза, рассматривая раскисшую землю. Старалась не думать о том, что мы творили в моей квартире. Не время, и не место. Но взгляд Зверя вызвал воспоминания.

Рядом с гробом пахло благовониями, и у меня подкатил ком к горлу. Сладкий, густой запах вызвал тошноту. Я старалась не смотреть в лицо покойнику, но краем глаза заметила, что он лежит в костюме. Первой с Равилем начала прощаться Диана.

— Рави, прощай, любимый… — прошептала она так тихо, что я едва уловила слова, которые принес ветер и волны сладких благовоний. Обычно жесткий голос прозвучал тихо и нежно. Она притронулась к его лицу, затем к руке, словно исполняла только ей понятный ритуал, и уступила место у гроба хозяину.

— Прощай, — цветы Зверь положил в гроб, и наклонился к вдове. — Диана, я ищу убийцу и найду, обещаю.

Она слабо закивала, кусая губы. Из-под темных очков вытекли слезы, рот приоткрылся, из него словно были готовы вырваться рыдания. В черных очках и со своим каре Диана сильнее напоминала ворону. Мне было стыдно смотреть ей в глаза, и я отвела взгляд когда она на меня посмотрела.

— Лили, — хриплым, проплаканным голосом сказала она.

Я вспомнила, что у меня в руках красные розы.

— Соболезную, — еле выдавила я.

Перед глазами появились сцены прощания с мамой. Захотелось убежать прочь, но я положила цветы Равилю — в гроб, как и Зверь. Стелла положила свои, и мы отодвинулись, давая остальным возможность попрощаться.

Ком я так и не сглотнула.

Это все дико несправедливо. Если налет на клуб устроил мой отец, то вроде как я к этому косвенно причастна. Ненавижу его. Он всем портит жизнь.

Зверь словно невзначай встал рядом со мной, ожидая, пока его свита попрощается с товарищем.

— Принцесса, — улыбнулся он, в глубине глаз были порок и похоть.

Я